Точка падения - Бурносов Юрий Николаевич - Страница 10

• Предыдущая
• 10/66
• Следующая

Танк никуда не делся, и возле него мы сделали долгожданный (особенно для Аспирина) привал. Большая поржавевшая машина стояла, уперевшись кормой в покосившийся колодец, над которым торчал белоснежный журавль. С журавля даже не облупилась краска, особенно ярко блестевшая на утреннем солнышке, и я не раз задумывался: а вдруг неспроста? Пора бы уже ему вообще сгнить, этому проклятому журавлю… Но ничего странного и страшного здесь до сих пор ни с кем не случалось, журавль стоял себе и стоял, опустив цепь с ведром в колодец. В глубине поблескивала вода, пахло плесенью и лягушками, хотя сроду никаких лягушек я тут не видел. Банки консервные плавали, да, и мусор всякий — перекусывая, сталкеры использовали колодец как урну, благо пить оттуда все равно было нельзя.

А вот что случилось в свое время с танком — непонятно. Люки были намертво закрыты, такое впечатление, изнутри. Предполагали, что экипаж погиб от радиации, но танк — в отличие от окружающих его предметов — почти не фонил. Предполагали, что люки заварили, но кому это было на хрен надо в те мутные времена? Бросали и не только танки, возился бы кто-то с этой рухлядью… Есть места, где эти танки и бэтээры стоят колоннами, и ничего.

Короче, танк торчал на положенном месте, порождая все новые легенды о том, что же там внутри. Собирались даже вскрыть люки и посмотреть, но пока на словах. Лично я думал, что туда лучше не соваться вовсе.

Вот был такой Плющ, так он в Припяти, в пустой квартире, в кастрюльку на плите заглянул.

Ничего на дурные мысли не наводило: кухонька, клеенка в цветочек, на плите — кастрюлька розовенькая с узором, закрыта крышкой. Плющ и не удержался — снял крышку. Долбануло так, что пробило верхние железобетонные перекрытия. Я в другой комнате был, а Чук — рядом, так он все видел. Синеватый столб света изнутри кастрюльки снес Плющу лицо, а Чука отбросило в сторону да сверху еще холодильником приложило. Чук-то оклемался, Плюща пришлось добивать. Не может человек без лица жить. Что там с кастрюлькой, мы и смотреть не стали.

Мы перекусили (вернее, перекусил в основном Аспирин, остальным было пока без надобности). Я получил сообщение, что Семецкий черт знает где за Припятью отдал концы от скоротечной дизентерии. Профессор с интересом озирался вокруг.

— Любопытный какой танк, — сказал он. — Это же довольно старая модель, кажется, Т-55… видимо, с самого начала здесь стоит… И люки закрыты.

Он побарабанил пальцами по броне рядом с люком механика-водителя, и тут я с ужасом услышал, как внутри огромной боевой машины что-то лопнуло. С таким звуком, словно человек надул шарик из жевательной резинки, только в несколько раз громче.

Услышал и Аспирин, который быстро засунул в рот остаток куска сублимированной ветчины.

— Чёй-то, чува-ак?! — тихо спросил он и выбросил в колодец пластиковую обертку.

Я пожал плечами, за локоть оттащил профессора. Все прислушались — в танке снова лопнуло, чуть громче, потом броня визуально ощутимо завибрировала, словно заводился двигатель.

— Быстро все отсюда… — пробормотал я. — Пауль первым, за ним профессор…

Мы, оглядываясь на танк, в котором лопающиеся звуки уже стали накладываться один на другой, двинулись прочь от деревеньки, где он, собственно, и стоял. Но не успели. Из разом распахнувшихся люков, откуда-то снизу и даже из ствола орудия поползла розовая субстанция, напоминающая все ту же жевательную резинку — клубничную, например… Только ползла она довольно шустро и тянулась щупальцами за нами вслед.

— Быстрее! — крикнул Бармаглот, и мы ломанулись через какие-то огородики, поросшие выродившимся жестким зеленым луком и невообразимого размера тыквами. Перепрыгивая через чертовы тыквы, я тащил за плечо профессора, разумно рассудив, что он в отличие от остальных имеет максимальные шансы влететь на бегу в «мясорубку» или «карусель».

Но влетел не он. Влетел Бармаглот.

— Сука! — крикнул он, взмывая в воздух. «Карусель» была мелкая, недавно народившаяся — потому опытный Бармаглот ее и не заметил на бегу. Пострадал он не слишком, но то, как неуклюже он упал, сразу подсказало: подкрался полярный зверь песец.

И точно: правая нога Бармаглота торчала вбок в колене практически под прямым углом. Её и ломанула «карусель», по инерции швырнув сталкера вверх. Раздумывать было некогда: мы с Соболем подхватили потерявшего сознание от боли Бармаглота и потащили прочь. Забытый профессор скакал следом, словно хренов тушканчик, стараясь попадать след в след. Научился, поди ж ты. Ещё бы, на таком-то примере…

Мы перемахнули овражек, продрались через крушинник и остановились, потому что догнавший нас Пауль выдохнул:

— Оно вроде отстало!

Я обернулся — в самом деле, розовая дрянь задумчиво копошилась в овражке, ощупывая своими отростками толстые листья болотных растеньиц. Дальше она не ползла — вероятно, в танке находилась некая ограниченная масса, способная растягиваться и раздуваться до строго определенных границ. Бляха, резинка жевательная и есть… Я с отвращением смотрел на шевелящуюся субстанцию, по которой волнами проходили пузыри. Черт ее знает, может, вовсе безвредная штука… Но в Зоне безвредного почти ничего нет.

Я поморщился — показалось, что пахнет клубникой. Эти, как их… обонятельные галлюцинации?

— Вот чего люки-то не открывались, — сказал Соболь. — Оно изнутри держало.

— А почему раньше не вылезало? — спросил я.

— Во-первых, откуда ты знаешь? Может, вылезало, да только тех, кто расскажет, не осталось. Место считалось безопасное, люди там и подремать, и пожрать-погадить останавливались… За колодцем-то, метрах в пяти…

— А во-вторых?

— А во-вторых… — Соболь помолчал, глядя вниз, на дно овражка, где по-прежнему копошилась розовая гадость. — А во-вторых, что с Бармаглотом делать станем? Плохо с ним. Очень плохо.

Бармаглот был по-прежнему без сознания. Оставив Аспирина наблюдать за овражком — не полезет ли наружу розовое тесто, — мы занялись Бармаглотовой ногой. Выглядела она страшно: обычным образом ногу так не сломать, только «карусель» способна, что называется, с подвывертом… Если повезет, поставит себе искусственный сустав. Если не повезет — отходился Бармаглот. Хотя о каком тут везении речь — назад его нести уже поздно, следующее окно в обстрелах и бомбометании через двое суток. Открытый перелом… Болотного Доктора бы сюда, да где те болота… Разве что сам явится, он может.

Я на всякий случай посмотрел на экран ПДА — пусто, никого поблизости. И вдалеке никого. Как и следовало ожидать. Конечно, можно доставить его в «Сталкер»… Хотя нет, далеко.

— Может, к Тёмным его? — тихо спросил Пауль, словно читая мысли.

— А как допрешь? Далеко же… С такой ногой…

Соболь тем временем вколол Бармаглоту внушительную дозу обезболивающего и антибиотик, залил разрывы тканей коллоидной пленкой. Принялся мастерить шину.

— Не дотащим, — сказал он, возясь. — Как вариант: давайте искать схрон. Оставим его, а на обратном пути подберем.

— Не выдержит, — покачал головой Пауль. — Вдруг задержимся? Это ж такая фигня, как тут загадаешь…

— Она назад пошла, — отозвался Аспирин, наблюдавший за овражком. — Чё там, чуваки?

— Хреново тут, — ответил я. — Схрон искать Бармаглоту будем.

Где-то в отдалении заухало, загрохотало. Доблестные бравые солдатики мочили из своих РСЗО.

Аспирин подошел к Бармаглоту, посмотрел на торчащие белые куски кости. Кровь уже остановил коллоид-гемофаг, но и без крови рана смотрелась жутко.

— Что ж так, чува-ак… — пробормотал он сочувственно. — Не, ну какой схрон? Какой схрон? Он же двинуться не сможет… А если сознание потеряет?

— Он в него до сих пор не пришел, кстати, — вставил профессор.

— Другого выхода нет, — отрезал Соболь.

Над головами метнулась стая ворон, уселась на верхушках берез и принялась хрипло орать, словно заранее хороня Бармаглота и предвещая вкусный пир. Соболь было взялся за ремень одного из ружей, но я покачал головой. Соболь еле заметно пожал плечами. Зря стрелять — смысла нет, кто-то услышит, один мутант убежит подальше, другой, наоборот, заинтересуется и прибежит… Да и ворон почем зря бить ни к чему, они — еда.

• Предыдущая
• 10/66
• Следующая