Лесная обитель - Брэдли Мэрион Зиммер - Страница 29

Кейлин положила на живот Маири новорожденную, и красное лицо измученной женщины осветилось блаженной, счастливой улыбкой.

– О, Владычица! – воскликнула жрица, глядя на мать и дочь. – Уж и не помню, сколько раз мне приходилось видеть рождение новой жизни, и каждый раз это чудо! – Тонкое попискивание переросло в пронзительный, требовательный крик. Маири засмеялась.

– Ох, Кейлин, она такая красивая, такая красивая…

Быстрым умелым движением жрица перетянула пуповину, затем обтерла новорожденную. Когда у Маири начал отходить послед, Кейлин передала ребенка Эйлан.

Девушка не могла поверить, что это хрупкое существо и есть человеческий детеныш: ножки тонкие, как у паучка, голова покрыта темным пушком. Измученная Маири погрузилась в сон, а Кейлин, повесив девочке на шею маленький металлический амулет, принялась заворачивать ее в пеленки.

– Теперь эльфы не смогут выкрасть ее, а мы сами видели, как она появилась на свет, и поэтому точно знаем, что ее не подменили, – сказала жрица. – Однако даже эльфы не рискнут разгуливать в такой дождь. Так что и наводнение бывает кстати.

Кейлин устало выпрямилась. Сквозь тяжелые облака впервые за много дней пробивались красные водянистые лучи солнца.

Малышка была хрупкая, но довольно рослая для новорожденной; пушок на голове обсох и приобрел рыжеватый оттенок.

– Она такая крошечная – она не умрет? – спросила Эйлан.

– Не вижу на то причины, – ответила Кейлин. – Слава богам, что они надоумили нас не уходить отсюда вчера вечером. Я думала, что безопаснее было бы укрыться в Лесной обители, и тогда ребенок родился бы под каким-нибудь деревом или в открытом поле, и мы могли бы потерять сразу и мать, и дитя. Мой дар предвидения не всегда верно служит мне.

Жрица тяжело опустилась на скамью у очага.

– Надо же, уже совсем рассвело. Неудивительно, что я валюсь с ног от усталости. Скоро проснется мальчик, и мы покажем ему сестренку.

Эйлан все еще держала младенца на руках. Кейлин взглянула на девушку, и ей показалось, что она смотрит на нее сквозь прозрачную пелену, от которой веяло холодом потустороннего мира. Пелена вдруг заклубилась, как туман, и сердце Кейлин заледенело в неизбывной скорби. Она видела другую Эйлан, и то была взрослая женщина в синем облачении служительницы Лесной обители и с синим месяцем над переносицей – принявшая обет жрица. На руках она держала малыша, а в глазах застыло такое мучительное страдание, что у Кейлин от жалости заныло сердце.

От нахлынувшей печали жрица поежилась и заморгала, пытаясь подавить стоявшие в глазах слезы. Наваждение исчезло, и Кейлин вновь взглянула на девушку. Та смотрела на нее с изумлением. Жрица невольно сделала шаг вперед и выхватила из рук Эйлан ребенка Маири. Младенец издал тихий писк и опять заснул.

– Что случилось? – спросила Эйлан. – Почему ты так смотрела на меня?

– Это все из-за сквозняка, – пробормотала Кейлин. – Он обдал нас обоих холодом. – Но камышовые свечи горели ровным пламенем. «Мой дар предвидения не всегда верно служит мне, – повторила про себя Кейлин. – Не всегда…» Жрица тряхнула головой. – Будем надеяться, что реки разлились широко, и их не перейти, – сказала она.

После такого кошмарного видения даже мысль о разбойниках принесла ей облегчение.

– Как ты можешь так говорить, Кейлин? Отец да и матушка тоже непременно захотят приехать сюда как можно скорее, чтобы увидеть внучку. Тем более, ты сказала, что Маири теперь вдова…

Кейлин вздрогнула.

– Разве я это говорила? Ну, погода не зависит от наших пожеланий. Насколько мне известно, даже Верховный друид не может диктовать свою волю солнцу или дождю. Однако я не могу отделаться от мысли, что по дорогам едут не только твои родные. Пойдем, – добавила она. – Малышку нужно отнести к матери, чтобы она покормила ее. – Жрица направилась к постели Маири, неся в руках маленький живой сверточек.

В Деве тоже шел нудный, затяжной дождь. Легионеры целыми днями сидели в казармах, играли в кости, штопали поношенную форму или бегали в винную лавку, чтобы хоть как-то скоротать время. И вот в один из таких беспросветных ненастных дней Мацеллий Север вызвал к себе сына.

– Тебе знакома местность к западу отсюда, – начал он. – Сможешь ли ты провести к селению Бендейджида наш отряд?

Гай застыл в напряжении, не замечая, что с его пропитанного маслом кожаного плаща стекают струи воды, образуя лужицы на выложенном плиткой полу.

– Да, но, отец…

Мацеллий догадался, о чем подумал его сын.

– Я не предлагаю, чтобы ты шпионил за домом человека, который оказал тебе гостеприимство, мой мальчик. Но неподалеку от Сегонтия заметили пришельцев из Гибернии. Если они направятся в глубь страны, в опасности окажутся все земли британцев в той местности. Мы пошлем туда отряд, чтобы защитить британцев, хотя они наверняка подумают иначе. Но раз уж я обязан послать туда отряд, чтобы выяснить обстановку, лучше будет, если его возглавит человек, который питает дружеские чувства к местным жителям, а не какой-нибудь ненавистник кельтов или – того хуже – какой-нибудь новоприбывший из Рима идиот, который полагает, что все британцы до сих пор бегают раскрашенными синей краской, верно?

Гай почувствовал, как у него начинают гореть щеки. Он не любил, когда отец разговаривал с ним, как с несмышленым мальчишкой.

– Я готов выполнить свой долг перед тобой, отец, и перед Римом, – чопорно проговорил он после короткой паузы, ненавидя себя за эту циничную вежливость. Он бы не удивился, если бы отец ответил насмешливой ухмылкой. «Я становлюсь циничным. Хорошо хоть, я еще замечаю, когда лицемерю. Неужели к тому времени, когда я достигну возраста отца, вот эта маска снисходительного превосходства станет моим истинным лицом?»

– Или ты опасаешься, что не сможешь сдержать обиды на Бендейджида за то, что он не отдал тебе в жены свою дочь? – продолжал Мацеллий. – Я же предупреждал тебя.

Гай непроизвольно сжал кулаки и до боли прикусил губу. Ему никогда не удавалось выйти победителем в спорах с отцом, и сейчас, он понимал, у него тоже не было никаких шансов. И все же эти слова мучительной агонией пронзили все его тело, как будто ему посыпали солью свежую рану.

– Да, ты говорил и оказался прав, – процедил сквозь зубы Гай. – Теперь можешь смело подобрать мне любую девицу, на твое усмотрение – с толстыми ляжками, с благородной кровью. Пусть это будет Юлия, если тебе так хочется. Я исполню свой долг.

– Ты римлянин, и я надеюсь, что ты и вести себя будешь, как подобает римлянину, – уже более мягко заговорил Мацеллий. – Ты всегда поступал по чести, и ты не должен изменять своим правилам. Во имя Юноны, мальчик мой, пойми, девушке, которую ты любил, возможно, грозит опасность. Ты не можешь жениться на ней, но нельзя же оставлять ее в беде.

На это Гаю, разумеется, нечего было ответить. Внутри у него все заледенело от ужаса, но то был не страх пред телесными муками. Он молча отсалютовал и вышел из кабинета отца.

«Наверное, я просто боюсь снова встретиться с ними», – думал Гай, выезжая из ворот крепости во главе небольшого конного отряда наемников. Разбрызгивая грязь, всадники поскакали по склону холма. «Пожалуй, я и вправду обманул их доверие, а они были так добры ко мне». В суматохе сборов, когда надо было набрать в отряд солдат, упаковать снаряжение и продовольствие, Гаю удалось на время отрешиться от своих переживаний, но сейчас тоскливые мысли снова разбередили ему душу.

С тех пор как Гай покинул дом Бендейджида, он лишь однажды встретил Синрика… Как-то на базарной площади в Деве он случайно обернулся и увидел светловолосого исполина, который в кузнецком ряду пытался повыгоднее приобрести меч. Синрик был настолько поглощен переговорами с торговцем, что даже не заметил Гая, а сам римлянин не решился подойти к британцу – просто развернулся и исчез в толпе, хотя это было невежливо. Всего несколько дней назад он получил ответ Бендейджида. Если домочадцам друида известно о том, что Гай просил руки Эйлан, значит, он посрамлен на весь свет. А если предположить, что они ни о чем не знают, то Синрик, увидев Гая в форме римского трибуна, решил бы, что он предал их.