Магнитные поля - Бретон Андре - Страница 6

Однако ветер широко раскрыл двери, и они поспешили в глиняную ночь. Они зрили по ту сторону туманов. Облизывая облака, поднимался и оседал язык пламени.

Путешественник бежал много ночей подряд. Впереди носились вихрем его мысли-бродяги. Даже насекомые, от которых волосы сходят с ума, не так навязчивы, как эти регулярные кружения.

Хроническое поражение нервных волокон, постоянство марающих угрызений совести, сокрушающий замысел осознанных одиночеств. Шли разговоры о сентиментальных развлечениях, тюремных грузах. Глаза привыкают к строгому свету на лужайке каменистого ельника во вновь найденных подземельях. Смены затерявшихся теней и превосходно отделанный муар морских небес перестали существовать для путешественника, которого уже ничто не могло устрашить: нежно-энергичные элементы; животные, обожествляемые жестокостью; рыбы-луны океанских глубин; жабы, играющие с пустыми жидкостями; птицы, убаюканные криками.

Лужайки морских лесов и знаменитые порты надушены сверх меры. Песчаный ров, дорога без колеи – приют для великих мыслей.

«Господа, не забывайте – вы здесь не хозяева. Соблюдайте приличия. Примите наилучшие пожелания.

– А я предпочитаю те красивые магазинчики, в которых кассирша словно королева. Глазам своим не веришь. Но если вам будет угодно, переходите на противоположный тротуар, так мы вас меньше стесним.

– Верность принципам предполагает наличие прекраснейшей души, каковая у нас отсутствует. Она возникает только в присутствии полицейских.

– Разве вы позабыли, что полиция сохраняет нейтралитет и что она не имеет никакого права арестовывать солнце?

– Нет, благодарю, я знаю, который час. А вы давно сидите в этой клетке? Единственное, что мне нужно, это адрес вашего портного.

– Добрый совет: идите на авеню дю Буа и подайте скромную монету в десять су одному из обитателей тех зданий, отличающихся искони дурным вкусом, что будоражит все наши чувства.

– Потом мы добьёмся отставки умерших генералов и снова дадим им сражения, проигранные ими. В противном случае мы должны будем опровергнуть самые справедливые решения, и Дворец правосудия окажется подмочен.

– Я в этом не очень уверен в отличие от вас. Мой любимый уличный фонарь поведал мне, что генералы и монахини умеют ценить утрату даже самых ничтожных грёз.

– С одной стороны вашего голоса довольно хорошая погода, но я уверяю вас, что нам следует остерегаться той дистанции, о которой я говорил.

– Дистанция, что за важность! Помню, как я совершил целое путешествие у ног капитана и того красивого негра, что улыбался нам у дверей учреждения. В той стране был ещё ребёнок, которого оплакивала ваша подруга; мы последовали за ним. Его ладони изгрыз неизвестный мне паразит.

– Это ещё один зачинщик беспорядка. Мемуарная литература переполнена этими тёмными страдальцами, что явились из древних цивилизаций; они тайком подсматривают друг за другом в водах, которые сами же предусмотрительно замутили.

– Реки – не зеркала, за последние десять лет мы достигли значительно большего. Я могу разбить камнем все зеркала в нашем городе, и насекомые, что мельче младенческих криков, сладострастно вгрызаются в фундаменты небоскребов.

– Однако, несомненно, это ещё не самые главные ограбления. Вы ошибаетесь, думая, что наши голоса служат заполнению значащих пространств. Мы ведь сами родились не так давно.

– Увы! Один друг семьи подарил мне медузу и, для того чтобы это уважаемое животное не знало голода, зелёный ликёр, содержащий медную воду. Беспозвоночное угасло в мгновение ока, а когда через два дня после её смерти мы почистили бокал, то, к великой радости, обнаружили ракушку розовато-лилового цвета, называемую халцедоном.

– Это мы уже видели. Мне самому есть что рассказать об украшении, образовавшемся после визита Президента Республики. Из связки ключей, которую он положил под стакан, появился на свет официальный маятник, отмеривающий часы реставраций.

– В тот день мы видели тучных женщин, чьи шляпы с перьями дарили нам радость. Приглашённые бросали в окно пироги, а цель праздника все попросту позабыли.

– Я не так дальновиден, как вы. Смеяться и забавляться – вот идеал людей нашего века, не так ли? Женщины хотят плюшевые туфли и кимоно из бледного сатина. Этот прелестный способ взбалтывать перед употреблением сентиментальные флаконы хорошо известен.

– Лучшие воспоминания – всегда самые краткие, и если вы мне верите, полюбуйтесь наляпанными бесчинствами этих маляров. Новобрачная убегает в неизвестном направлении, а у нас кончились спички.

– Как вы сказали, флердоранжу у нас не место. Знаете, какая вас ожидает судьба? В королевстве Монако я встретил очень грустных простушек. Вы случайно в них не влюблены?

– Этот пункт необходимо осветить, однако его прекрасный свет наводит на нас тоску. Надо переделать всё. Я выхожу на проспект; в общественном саду появляется лошадь, закусив удила; вечер потерян безвозвратно».

«Рассказы о бандитах, которые вы, к нашей величайшей радости, собрали, нас больше не интересуют. Песенка телеграфа – я только что услыхал её на почте – очаровывает самых тёмных граждан. Запачканным бюваром я промокаю свою ежедневную жизнь и читаю признания корреспондентов.

– Формула женской стыдливости отличается особой сложностью. Как-то раз я повстречал девушку, которая носила в своём сердце x2 + 2 ax. Ей это потрясающе шло.

– Это говорит мне о многом. Животные из Ботанического сада часами мусолят свой чёрный хлеб. Я проявил слабость и пошёл их послушать. На набережной я чуть было не заплакал, когда здоровался с баржей. Её труба была красного цвета.

– Высохли реки на земле и на небесах. Партию выиграли потерпевшие крушение, и вы остались рядом с окаменелой трубой, что неспособна приручить ни одной искры, вырывающейся из кузницы!

– Дым, что разбрасывает небо, медленно спускается зимой к четырём часам вечера: это ночь. А на фонари садятся искры деревенских кузниц.

– Я нередко оказывался жертвой ночных нападений. Страшась плена, я становился бледным, точно полотно, и лепетал о маленьких звёздочках: налётчикам ничего не оставалось, как довольствоваться этой невнятицей. Но для тех, кто проводил всю зиму в беспрерывных экспедициях, дни были не так коротки, как вы утверждаете.

– В это время года большие проспекты грустят. Мы уже изрядно промёрзли, когда нас внезапно приковал свет одной ювелирной лавки.

– С раннего утра мы готовы к этой тяжёлой, бездеятельной жизни, и теперь ни женщины, ни драгоценности не смогут усыпить нас.

– Я бы хотел познакомиться с молодым человеком, что следует за нами. Он сознательно шагал по нашей тени, и нам безумно хотелось куда-нибудь убежать. Предчувствуя сильный порыв ветра, мы зашли в переулок и смотрели на небо через пыльный витраж. Нас подстерегал, посмеиваясь, тот же самый персонаж.

– Его сердили наши самые ничтожные слабости. Однажды, когда я попросил у него огонька, он очутился, опередив меня, в лавке чистильщика паркета, который вёл себя как король. Немного погодя он купил револьвер. Он непременно хотел испробовать его на молоденьких девицах с антресолей.

– День был прекрасен, ибо тоска, под руку с которой мы спускались по бульвару Сен-Мишель, отпустила нас. Мы считали машины, и когда одна из них остановилась, тот же самый молодой человек преподнёс нам свою улыбку.

– Вот так сюрприз, скажите на милость, обнаружить его портрет в газетах! В конце концов он уехал в неизвестном направлении. Весь центр города был занят грузовыми машинами. Это мёртвые листья площади.

– Мы незаметно приближались к храмам. Один нищий протянул нам деревянную плошку и стал вопить, когда мы бросили туда сигарету. Кроме него, на тротуаре ни души. Когда мы устали, я стал напевать фальцетом романсы, регулярно ругаемые в газетах. Элегантные дамы увлекали нас в лес.

– Оставим свои души, они бедны и испорчены, ибо кто-то их грубо взломал. Теперь на колыбелях нет полога, их оголившийся скелет – кошмарный знак будущего».