Тайна костяного гребня - Биргер Алексей Борисович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/21
• Следующая

— Это ж Фантик, а не кто-нибудь! — сказал я. — Но, Миша… Тут дело в другом! Я, кажется, догадался, что произошло и почему «рыбак» затеял слежку за нами, вместо того, чтобы поскорее смыться. То есть, я думаю, он уже смылся… Понимаешь, мне надо было о копиях вспомнить, чтобы разобраться, что к чему. То есть, может я и не прав, но ты ведь сам говоришь, что вам все нужно, любые идеи и подсказки…

— Погоди, погоди, — остановил меня Миша. — Отдышись и приди в себя. Давай отойдем вон за тот столик, присядем, и ты спокойно все расскажешь.

Мы отошли за отдаленный столик, присели, и я начал объяснять.

— Значит, так, — сказал я. — Мы все думали, зачем «рыбаку» затевать слежку за мной, вместо того чтобы взять и поскорее смыться. Самые разные были догадки. И что ему отступать некуда, поэтому он должен переть напролом, чтобы понять, насколько я для него опасен. И что, возможно, он замышляет устранить меня.

— Да, — кивнул Миша. — Но многое не складывается. Непонятно, какой смысл тебя устранять, если и фоторобот уже есть, и подельщики «рыбака» наверняка скоро расколются, поняв, что нам о нем известно. Куда ни кинь — вроде, правдоподобно, а начнешь разбирать по косточкам, и множество неувязок возникает. Следить за вами — это такая дурость, что за ней определенно ощущается какой-то очень хитрый план.

— Вот, вот, — закивал я. — Но какой?

— Какой? — спросил Ванька, опережая Мишу.

— А такой, что вдруг он затеял все это ради того, чтобы в итоге его схватили как человека, укравшего гребень, и вернули этот гребень в музей?

— То есть? — Миша нахмурился. — Хочешь сказать, он нам помогает, из каких-то своих интересов?

— Вовсе нет! — сказал я. — Старается поосновательней вас запутать. Дело в том, что гребень будет не тот.

— Как это — не тот? — удивился Миша.

— Копия. С этого гребня было сделано несколько абсолютно точных копий, в интересах науки. Чтобы иногда копией оригинал подменять, даже в выставочном зале. Все воспроизведено, до последней щербинки. Археологи писали мне об этом, но я забыл. А сейчас — вспомнил, и все встало на свои места.

— Хочешь сказать, когда мы арестуем вора, то изымем у него копию, и, ничего не заподозрив, вернем эту копию в музей как оригинал? — недоверчиво спросил Миша.

— Вот именно! И археологи ничего не заподозрят. Точный возраст изделия можно установить только с помощью спектрального и радиоуглеродного анализов. Но кто будет делать эти анализы, если один раз они уже были сделаны?

— Никто не будет, — подумав, согласился Миша.

— Ну вот! Экспонат просто положат на место — и все.

— Да, но ведь вор сядет в тюрьму… — возразил Миша.

— Сколько он получит за эту кражу? — поинтересовался я. Миша прикинул.

— Трудно сказать. Максимум, лет на семь потянет. А минимум… Он вообще может отделаться полутора годами, если это будет его первая судимость. Или если он окажет добровольную помощь следствию, или у него окажется хороший дорогой адвокат и так далее, — он вздохнул. — Были у нас случаи, когда люди, виновные в хищении или контрабанде культурных ценностей, отделывались минимальным наказанием. При его изворотливости и здесь может такое произойти.

— А сколько стоит гребень? — поинтересовался я.

— Опять-таки трудно сказать, — ответил Миша. — Застрахован он на пятьдесят тысяч долларов. Но, разумеется, его рыночная цена может быть намного выше страховки. Надо полагать, какой-нибудь американский миллионер, собиратель древних раритетов, и двести тысяч долларов за него выложит.

— Ну вот! Стоит ради двухсот… пусть даже ста тысяч долларов отсидеть года три? Я средний срок беру, не большой и не маленький. А когда он выйдет и достанет из тайника подлинный гребень, он обратиться к такому миллионеру: мол, делайте любой радиоуглеродный анализ и убедитесь, что я предлагаю вам подлинник.

— Но почему ему просто не смыться с этим гребнем? — спросил Ванька.

— По нескольким причинам, — ответил я. — Во-первых, если он имеет официальное отношение к музеям, то смываться ему особо некуда. Все равно очень скоро его вычислят и поймают, раз такой материал на него накоплен. Во-вторых, допустим, сейчас он смоется. Но ведь это значит, что он всю жизнь будет числиться в розыске, ему до конца своих дней придется убегать и прятаться, и, скорее всего, в конечном итоге, он попадется. А так, он отсидел свой срок за совершенное преступление — и чист. Второй раз сажать его за кражу гребня и других ценностей нельзя, он вполне официально может вернуться домой, продать подлинный гребень, и жить припеваючи, ни от кого не скрываясь. По-моему, ясно, что лучше три года тюрьмы, а потом спокойная и богатая жизнь, чем целая жизнь в подполье. И, конечно, он надеется получить не три года, а по минимуму, года полтора. У него наверняка есть планы, как он сумеет снизить срок.

— Тогда — следующий вопрос, — сказал Миша. — Вплоть до сегодняшнего дня «рыбак» был убежден, что о нем никто ничего не знает, и что сообщники его, конечно, не выдадут. Во-первых, чем больше людей в организованной преступной группе, тем строже приговор. Во-вторых, «сидельцы» будут знать, что на воле их ждет человек с их деньгами и закладывать его — это собственные деньги потерять! Когда же он успел переиграть свои планы?

— На ходу! — ответил я. — Думаю, про арест сообщников «рыбак» узнал почти сразу же — ведь про арест преступников весь поезд гудел. Он ждет, когда и его придут арестовывать — но никто не приходит, и он сходит в Москве. В Москве, рано утром, он видит меня на перроне и узнает. Видимо, у него хорошая память на лица. Вплоть до этого момента он и правда был уверен, что о нем никто ничего не знает и что его имя никогда не всплывет на следствии — но теперь-то он засомневался! И не мог поверить, что единственный мальчишка, который мог его опознать и подтвердить его контакты с Броньковым, чисто случайно оказался в поезде на момент ареста всех сообщников «рыбака». С другой стороны, самого-то «рыбака» не арестовали, дали ему сойти с поезда, никто не явился его опознавать! Значит, считает он, милиция крутит какую-то свою хитрую игру, и решила пока оставить «рыбака» на воле, чтобы проследить его контакты. И при этом настолько уверена, что «рыбак» у нее под колпаком и никуда не денется, что дает ему погулять. А меня привлекут для опознания, когда его, «рыбака», наконец задержат. И потом, раз милиция знает о его существовании, то, конечно, кого-нибудь из арестованных обязательно растрясут на показания против него, «рыбака». То есть, гулять на свободе «рыбаку» остается день-два от силы и уйти ему не удастся. Выходит, надо свести к минимуму вредные последствия ареста. Что и как ему для этого делать? Он начинает лихорадочно соображать — и прежде всего решает проследить за нами, чтобы узнать, что мы будем делать в течение дня. Пройти за нами до дому он сумел так осторожно и незаметно, что мы и не почуяли слежку. Когда мы вошли в дом, он, продолжая наблюдать за нашим подъездом, вызвонил себе на подмогу этого Аркадия Желтовского и в церкви Николая Святителя окончательно передал нас Желтовскому. И, кстати, тут ему никаких обвинений не предъявишь, ведь никто на нас не нападал, никто к нам не приставал, а ходить по городу следом за кем-то — это не преступление. Ну да, скажет «рыбак», попросил дальнего знакомого чуть-чуть проследить за этими людьми, потому что перепугался. Ну, и в чем, мол, дело? Знакомый малость проследил — и успокоил меня. Ведь так?

— Так, — согласился Миша. — За это к ответственности не привлечешь.

— Не привлечешь?!.. — возмутился Ванька.

— Не беспокойся, — улыбнулся Миша. — Ведь его можно привлечь за многое другое. Но давай послушаем дальше твоего брата.

— Возможно, — продолжил я, — «рыбаку» сразу пришла в голову идея навести милицию на самого себя, и поэтому он выбрал Желтовского. Во-первых, зная, что такой человек аккуратно проследить не сможет, где-нибудь да засветится, и мы забьем тревогу. Во-вторых, зная, по каким делам Желтовский известен милиции, и какие выводы она сделает, установив, что следит за нами именно Желтовский. «Рыбаку» надо, чтобы за ним пришли и арестовали бы его, а для него бы это оказалось «полной неожиданностью». Явка с повинной была бы для «рыбака» психологически неверным ходом, она бы удивила милицию, вызвала бы множество вопросов и, вероятно, милиция начала бы копать в те стороны, которые «рыбаку» нежелательны. Ведь «рыбак» «не должен» подозревать, что его засекли и идут по его следу. А пока Желтовский мотается за нами по городу, «рыбак» прячет настоящий гребень в надежном месте, а у себя в квартире, или в гостиничном номере, или в «дипломате», который при нем, оставляет копию. Вопрос только в том, где он взял одну из копий. Получается, он — человек, близкий к музейным кругам… Но я спорить готов, если вы, когда его арестуете, поглядите на гребень и скажете ему: «Это же копия! А где оригинал?» — «рыбак» расколется. Он же считает себя хитрее всех, и для него станет полным шоком, когда раскусят его обман!

• Предыдущая
• 19/21
• Следующая