Мафия - Безуглов Анатолий Алексеевич - Страница 26
- Предыдущая
- 26/72
- Следующая
— Игорь Андреевич, а что вы не интересуетесь самосвалом, который вас чуть-чуть не того?.. — спросил лейтенант.
— Нашли бы — сообщили, — сказал следователь, цепляясь за влажные ветки кустов.
— Почему «бы»? — произнес Роговин, в голосе которого послышались обидчивые нотки. — Недооцениваете вы ГАИ.
— Действительно нашли?
— Еще вчера, — с гордостью сказал лейтенант. — Осторожно, левее возьмите…
— Кто же тот лихач?
— Увы, — вздохнул Роговин, — обнаружил пока только самосвал. По номеру. Молодец Асадуллин, ошибся только на одну цифру.
— Странно, где машина, там и шофер, по идее. Да еще у вас есть портрет.
— Вот за портрет он вас должен благодарить.
— Кто?
— Лучший водитель второй автоколонны. Если бы не ваш рисунок, трудно было бы ему отвертеться. Понимаете, по вашему портрету нарушитель похож на Олега Попова, а этот — передовик — Заза Кахиани. Как небо и земля: черные, как смоль, кудри, породистый нос…
— Выходит, самосвал угнали?
— Совершенно верно. Кахиани приехал домой в обеденный перерыв, оставил машину на улице. У него приличный особняк… Вышел через полчаса — нет самосвала… А нашли мы машину за городом, в чащобе, целехонькой и невредимой.
— В котором часу произошел угон?
— По словам Кахиани — около двенадцати. Именно в это время он обычно приезжал обедать.
Они добрались до дна ущелья. Резко пахло горелой резиной. Чикуров и Роговин подошли к группе людей. Среди тех, с кем он познакомился, был мужчина в белом халате.
— Судмедэксперт Хинчук, — представился он.
— Что скажете? — спросил Игорь Андреевич. Судмедэксперт подвел следователя к трупу водителя,
залитому кровью.
— Как видите, множественные ранения. Это оттого, что он выпал из машины, когда та летела по откосу. Я предполагаю, что причиной смерти явилась черепно-мозговая травма. Но окончательно покажет вскрытие.
Чикуров и Роговин решили осмотреть автомобиль. Он находился метрах в двенадцати. Это была «тойота». Вернее — все, что от нее осталось: голый обгоревший остов.
— Здорово рвануло, — сказал лейтенант. — Пламя озарило все ущелье. Поэтому и заметили с дороги…
Они помолчали. Сверху на них глядели огромные южные звезды. Великолепная природа дышала прохладой. Трудно было это сопоставить с тем, что меньше часа назад здесь произошла трагедия.
Вдруг неподалеку почти над самой землей бесшумно промелькнул силуэт крупной птицы и через мгновение раздался истошный, отчаянный писк.
— Это что? — тихо спросил Чикуров.
— Сова. Грызуна придушила.
— Мышкует, значит, в потемках, — задумчиво произнес Игорь Андреевич.
— Ой, не любит света, — подтвердил лейтенант. — Ночная хищница.
Николай Павлович Шмелев зашел ко мне со свертком в руках какой-то торжественный и грустный.
— По личному делу разрешите?
— Пожалуйста, присаживайтесь.
Шмелев развернул газету и, словно драгоценность, положил передо мной книжку в самодельном переплете.
— Никогда не делал подарки начальству, — произнес он смущенно, — но вам теперь можно…
Я не знал, как себя вести. Уж больно Николай Павлович вел себя необычно. Книга была старинная, с «ятями». Герцен, лондонское издание.
— Это же редкость, — сказал я. — Нет-нет, не могу принять.
— У меня еще один экземпляр. Не обижайте старика. Я знаю, что вы любите умные книги.
— А вы?
— Я истинный книголюб. В том смысле, что для меня важнее сам раритет, чем то, что в нем написано. И давно уже убедился: мудрость великих ничему не учит и не имеет к жизни никакого отношения.
— Разочаровались?
— Пожалуй, и не очаровывался… Разрешите перейти к делу?
— Слушаю, Николай Павлович.
— Две просьбы. Одна — дайте три дня отпуска без содержания. В Москву нужно, на свадьбу…
— Уж не надоела ли холостяцкая жизнь? — подтрунил я над ним.
— Господь с вами! — отмахнулся Шмелев. — Внучка замуж собралась. Только закончила медицинский и вот вчера ошарашила. Спрашиваю, что так скоропалительно? Оказывается, ее избранник — дипломат, а не женатиков для заграничной работы не оформляют… Отпустите?
— Раз такое дело…
Он протянул мне заявление, и я поставил разрешительную резолюцию.
— Ну а вторая просьба? Небось тоже отпуск, внеочередной?
— Бессрочный. Решил на пенсию. — Он протянул мне еще одно заявление.
— По-моему, спешите, Николай Павлович. Вот закончите дело Киреева…
— Нет-нет, — поспешно сказал Шмелев. — Так мне дадут прокурорскую пенсию, а это, сами знаете, сто шестьдесят рэ. Ну а если выгонят — всего сто двадцать плюс позор на всю оставшуюся жизнь.
— Что так мрачно? — удивился я. — Не верите в свои силы?
— При чем здесь силы? Ни одно мое дело не посылали на доследование. Никогда! И оправдательных приговоров по ним не было. Киреевское тоже шло нормально. А как приехал московский важняк — дело на глазах разваливается. Свидетели гибнут один за другим… Вот и Агеев…
— Как? — вырвалось у меня. — Скончался?
— Да. В больнице, не приходя в сознание. Если считать и его шофера, Суслова, выходит, еще двух потеряли. А вчера, представляете, допрашивал шашлычника. По оперативным данным, он буквально озолотил Киреева… Да, говорит," давал, но попробуйте доказать! Прямо в лицо смеется. Впервые почувствовал, что у меня нервы не выдерживают. Отработался, значит. Можете со спокойной совестью отпускать старого конягу. Проку от меня уже не будет.
— Конечно, вы имеете право, — сказал я невесело. — И так переходили семь лет. И все же я воздержусь от решения до вашего возвращения из Москвы.
— Бесполезно, — твердо сказал Шмелев. Я знал, что свое решение он не переменит.
— Чикуров где?
— У себя. Мрачнее тучи. Зачем-то еще раз ездил на место аварии машины Агеева.
— Скажите Игорю Андреевичу, что ко мне заглядывал спецкорр московской газеты. — Я глянул в свои записи. — Мелковский Рэм Николаевич. Хочет встретиться с Чикуровым и с вами завтра в три часа дня.
— Слава богу, я буду уже в воздухе, — поднялся Шмелев. — Можно идти?
— Да-да, идите, и счастливого вам пути.
— Спасибо, Захар Петрович. А Чикурову я скажу насчет корреспондента.
Николай Павлович вышел. Подарок так и остался у меня на столе. Я решил вернуть его при удобном случае.
Рэм Николаевич Мелковский появился в кабинете Чикурова ровно в назначенный час. Судьба уже сводила их. Лет пять назад Мелковский проходил свидетелем по громкому делу, которое расследовал Игорь Андреевич. Дело касалось убийства и хищения в особо крупных размерах. Можно было привлечь Рэма Николаевича к ответственности, но ему помогли могущественные заступники. Мелковский не только остался на плаву, но даже еще больше укрепил свое положение, особенно в последнее время. Его статьи широковещательного, программного характера все чаще появлялись на страницах крупнейшей центральной газеты. Тема — мораль и право…
Состоялась их встреча и после, уже как интервьюера и интервьюируемого. И вот — новая. Мелковский мало изменился с тех пор, разве что посолиднел, чуть располнел, но оставался таким же небрежно-элегантным, вальяжным.
— Вы здесь специально по мою душу? — спросил Чикуров после взаимного, довольно-таки официального приветствия.
— Зачем же только по вашу, — одарил собеседника обаятельной улыбкой журналист. — Редакция послала меня проверить письма и жалобы в отношении дела Киреева.
— И каковы ваши впечатления?
— Не скрою — не очень благоприятные для следствия. Однако я не спешу с выводами. Пока — одни эмоции. Я же всегда стою на позициях права: факты и ничего, кроме фактов. Надеюсь, что вы мне поможете…
— В чем?
— Объективно осветить в газете создавшуюся ситуацию. Но для этого мне надо ознакомиться с материалами предварительного следствия. Думаю, что мои полномочия не вызывают сомнений.
— Опять вы свое, Рэм Николаевич, — покачал головой Чикуров. — Уж в который раз говорим на эту тему…
- Предыдущая
- 26/72
- Следующая