Где нет княжон невинных - Баневич Артур - Страница 22

— Ты одна так?..

— Не прерывай. Одна. Ногами сучила, вставала в затейливые позы, мечом боевито размахивала и вообще рубила все, чтобы явиться князю в лучшем свете. Говорю же: молодая я была и такая дурная, что сегодня даже верить не хочется. Ну а потом отправились мы в поход. Знаешь, что такое совройское пограничье: болота, леса, летом комарья столько, что слепой мечом махнет, так двух сразу убьет. Ни у одной стороны перевеса не было, ну мы и маневрировали так, что башмаки и подковы летели. Три недели переходов, контрпереходов, погода отвратная, жратва отвратная, настроение отвратное, к тому же все еще и обосрались…

— Дизентерия. Тебе надо поработать над языком, княжна. Ты человек умный, а разговариваешь так, что…

— Порочное влияние среды. Не прерывай. Итак, короче говоря, получили мы, пардон, по жопе. Вначале, помню, мой князь в блестящих доспехах со мной стремя в стремя ехал, и роту него не закрывался. Как только цветущий лужок увидел, тут же бух с седла, цветы рвать. Повредил щиколотку, так спешил… спешиться. Кучу я этой травы получила, потому что одним разом он не ограничился. Но, что характерно, потом уже оруженосца посылал, а сам только вручал. На шестой день мы уже так намиловались, что я ему о своем нажопнике рассказала.

— Ленда, я уже знаю, что у тебя было трудное детство и влияние окружения. Но, пожалуйста, следи за словами. Достаточно сказать: пояс.

— Отвянь. И не перебивай, ибо это повесть с моралью, есть смысл выслушать. Ну, от шока он оправился за какие-то два дня. Утром восьмого он еще меня избегал, в полдень мы вступили в боевой контакт, трупов навалили уйму, в основном наших, потому что тактик из князя был как из меня арфистка. Да и конь под ним пал. Это важно. Полклепсидры он под мертвой клячей пролежал, кровь ему латы так залила, что аж хлюпало. Беспалицевый шок, короче говоря. Поэтому, когда его наконец вытащили, то первым делом он ко мне помчался, бросился на колени и признался в любви. «Лендуся, — запричитал, — жить без тебя не могу, дурной я был, что этого не замечал, прости, расчудесная ты моя!» Ну как я могла не простить? Начали мы всякую чепуху молоть. Икать и заикаться. Я ему даже латы помогала стаскивать. Под конец-то так лихорадочно спешила, что главный поясок паховой защиты разорвала. И потом…

— Детали ни к чему, — бросил Дебрен, стараясь говорить равнодушно. — В принципе я догадываюсь.

— Но не о том, о чем надо. Потому что с моим милым именно в этот момент один из первых приступов той тяжелой сра… ну, чтоб ее… дизентерии случился. Латы мы с него снять успели, но отбежать в кусты времени уже не было. Ну, так я схватила щит, встала рядом, честь его охраняла.

— Это и будет история с моралью? — уточнил Дебрен.

— Будет. Таким путем оказалась у нас на счету и общая битва, и это. Я продолжала его любить, ничего не скажу. Возможно, и сильнее еще, потому что начала бояться за любимого, так как поняла, что он обыкновенный человек и я могу его потерять. Но… сказочного принца, такого, знаешь, на белом коне, я в нем уже не видела.

Что-то ударилось в стену. Камень был небольшой, но не один. Дебрен четко слышал, как другие стучат по замерзшей земле, стене трактира, как победным хрустом подтверждают попадания в гонт. Грифон набрал с полдюжины каменных осколков и запустил их одновременно. Вероятно, воспользовавшись сеткой. Дня охоты на летающих уродцев обычно применяли сетки, у него вполне мог быть соответствующий обрывок в арсенале трофеев.

— Збрхл стреляет сквозь дыры в крыше, — объяснила Ленда. — Скорее всего эти камушки грифон использовал против него. Таким залпом в нас бы он попал наверняка. А возвращаясь к моей любви… Сознавая, что каждая клепсидра может оказаться последней, я подвигла князя на предсвадебную ночь. Потому что он не переставая говорил о свадьбе. Но, должна тебе сказать, он практически ничего не знал о том, что помешает его супружескому счастью. Нет, не думай, будто я сознательно обманывала его… просто сама верила, что освобожусь от этой дряни. И что все можно решить, если располагать нужным количеством денег… — Она осеклась. Дебрен лежал, радуясь и одновременно огорчаясь прикосновениям ее кожи. Она вздохнула. — Ну ладно, коли уж говорить честно и не забывать о жизненной морали… то его кошель тоже был не без значения. Таковы уж мы, бабы, Дебрен. Сознательно, полусознательно или совсем подсознательно, но рассчитываем. Я-то хоть умом могу это логично объяснить. В моем случае любовь была равносильна отсутствию нажопника, а отсутствие нажопника равносильно сундучку с золотом для лечения. Очень удобная система. Нет нужды вежливо отказывать беднякам. Можно прямо сказать: «Ты не для меня. Не морочь себе голову и не болтайся здесь, потому что тем самым ты серьезных конкурентов отшиваешь». Правда удобно? — Дебрен достаточно хорошо уловил ее тон, чтобы не отвечать. — Да-а-а. Ну вот, к вечеру бой поутих, мы даже раскинули ту единственную палатку, которую совройские партизаны у нас вместе с обозом не сожгли. Раненых было много, пошел дождь, но поскольку и князя, и меня похоть одолела, мы и оставили эту палатку себе. Вроде бы ненадолго, но так мы только говорили, чтобы совесть успокоить. Мой миленок в конце концов не выдержал и признался, что так меня любит, что всю ночь будет непрерывно тра…

— Ленда… прошу тебя.

— Непрерывно любить. — Она, кажется, усмехнулась. — А я-то знала, что, конечно, всю ночь, да только не… любить, а пилить. Тише, — шлепнула она его по лопатке. — Пилить в буквальном смысле. Но ничего из этого не получилось. У князя был напильник для лат, как у каждого хорошо экипированного современного рыцаря. Ведь бывает, что после боя, в котором его крепко побили или конь на него копытом наступил, он не может самостоятельно из покореженных лат вылезти. А любовь у моего князя была, так сказать, высшей пробы, то есть чистая, романтическая и жаждущая свадьбы. Молодые мы были, вот нам и казалось, что этого достаточно. Да, совсем забыла, один колдун мне сказал, что искренняя любовь — наилучшее лекарство против таких проблем, как моя. Не смейся. Я молодая была, дурная. Ну и хотела верить в такой пер…

— Ленда!

— Прости: в такие нерациональные…

— Я не о том. Я хотел сказать, что твой пояс белой магией пахнет. Поэтому я нисколько не удивлюсь, если дурь сельского колдуна окажется не такой уж дурной дурью.

— Чем пахнет мой пояс, я как раз и собиралась сказать. Но всему свое время. С распиливанием у нас, конечно, ничего не получилось. Во-первых, когда я скинула юбку… заметь: верхней части не трогала и подняла лишь так, чтобы в полупанцире остаться… ну, значит, когда я сверкнула князю в глаза белизной своих ляжек, то… Ты не хочешь, чтобы я пользовалась обозным языком, так я скромно скажу, что князь принялся бормотать о чудовищном грузе, которого он больше не вынесет, и что если бы я могла этот груз, значит, как-то с… его плеч… снять…

— Я понимаю, о чем ты говоришь, — заверил Дебрен быстро и тихо.

— Вот и хорошо. Мы люди взрослые, а ты вдобавок серьезный мэтр магии. Той, черной, которая крепко обеими ногами на земле стоит, а поэтому лучше разбирается в земных делах. И в любви тоже. — Она вздохнула. — Короче говоря, я любила его так, что готова была средней тяжести грех совершить. Тот… ну, сам знаешь, что зря время терять…

— Княжна, ты серьезно не обязана…

— Не бойся. Я без подробностей. Ну, в общем, груз, даже такой, только рукой… снимают. — Они полбусинки молчали. — Ну и потом, когда уже князю полегчало, он вдруг вспомнил, что надо же посты обойти. И не меньше двух клепсидр обходил, хоть лагерь был маленький, и если камнем бросить, так можно в совройского партизана угодить. Я даже боялась, как бы кто-нибудь его… Но нет. Он вернулся и снова взялся за напильник. Только души в это уже не вкладывал. И быстро закончил, потому что ему неприятно было так двусмысленно шуметь среди ночи. «Лучше, — говорит, — отложим это и выспимся. Не думай, — говорит, — что я из тех, которые девку, обработав, из ложа гонят». Ну и пошли мы в ложе, а точнее, на подстилку из попоны. А она была серебряными шишечками украшена. Сверху другой попоной накрылись, но чувствую, как князь вертится, стонет. Однако молчу, думаю: это он меня хочет. А поскольку я девушка приличная, то лежу себе тихо и жду. А он уже почти на рассвете хныкать начинает. «Черт-те что, — говорит. — Ты не княжна и никогда княжной не будешь! С такой кожей?! Не мешают тебе эти чертовы шишки? Никакой деликатности в тебе нет! Я ради тебя мучаюсь, синяки зарабатываю, а ты даже пальцем не шевельнешь!» Тогда я его спрашиваю, мол, ты что ожидал, что я с тобой мимикой объясняться стану, ежели ты так боишься с девкой в палатке шуметь? Потому что, говорю, и меня это показное серебро достало. Тем более что шишки-то только сверху посеребренные, а снизу-то железо вылезает, а я к железу чувствительна и не иначе за эту ночь прыщами заплачу. А он на это, дескать, что я, девка грубая, могу о страданиях знать, если мне задницу железяками прикрыли. Может, как раз на такой случай.