Темное дело - де Бальзак Оноре - Страница 19

• Предыдущая
• 19/50
• Следующая

Госпожа д'Отсэр сделала три больших, порывистых шага в сторону Корантена и спросила у него дрожащим, но резким голосом:

— Ради бога скажите, сударь, в чем обвиняются мои сыновья? И неужели вы предполагаете, что они здесь?

Кюре, который при виде старой дамы подумал: «Сейчас она совершит какую-нибудь глупость», — опустил глаза.

— Моя должность и возложенное на меня поручение не позволяют мне ответить на этот вопрос, — отозвался Корантен учтиво и вместе с тем насмешливо.

Отказ этого франта, прозвучавший особенно беспощадно из-за его приторной любезности, сразил старуху мать; она опустилась в кресло возле аббата Гуже, сложила руки и стала молиться.

— Где вы задержали этого плаксу? — спросил Корантен у вахмистра, указывая на грума Лорансы.

— На дороге, которая ведет к ферме, вдоль ограды парка; мошенник направлялся в лес Клозо.

— А девицу?

— Девицу? Ее поймал Оливье.

— А куда она шла?

— К Гондревилю.

— Значит, они направлялись в разные стороны? — спросил Корантен.

— Да, — ответил жандарм.

— Это ведь слуга и горничная гражданки Сен-Синь? — обратился Корантен к мэру.

— Да, — подтвердил Гулар.

Корантен шепотом обменялся несколькими словами с Перадом, после чего Перад сейчас же вышел, взяв с собою вахмистра.

В эту минуту в гостиную вошел арсийский вахмистр и, подойдя к Корантену, сказал ему на ухо:

— Я отлично знаю замок, я обыскал все службы. Никого нет, молодчики как сквозь землю провалились. Сейчас мы простукиваем прикладами полы и стены.

Перад вернулся, знаком подозвал Корантена и повел его осматривать брешь у рва, причем обратил его внимание на то, что именно здесь начинается дорога, проложенная в старой канаве.

— Мы разгадали их хитрость, — сказал Перад.

— И я разгадал. Вот слушайте, — отозвался Корантен. — Подлец мальчишка и девушка провели дураков жандармов, чтобы дать дичи возможность улететь.

— Правда выяснится, только когда рассветет, — продолжал Перад. — Дорога эта — сырая; я перегородил ее с обоих концов — поставил двух жандармов; когда будет светло, мы по следам ног узнаем, какие тут прошли звери.

— А вот и следы копыт, — сказал Корантен. — Пойдем в конюшни.

— Сколько лошадей в замке? — спросил Перад у г-на д'Отсэра и Гулара, вернувшись с Корантеном в гостиную.

— Бросьте, господин мэр, вы же отлично знаете. Ну сколько? — вскричал Корантен, видя, что чиновник замялся.

— Да вот... кобыла графини, лошадь Готара и еще лошадь господина д'Отсэра.

— А на конюшне мы видели только одну, — сказал Перад.

— Барышня катается верхом, — сказал Дюрие.

— И часто ваша подопечная катается по ночам? — насмешливо спросил этот циник у г-на д'Отсэра.

— Очень часто, — простодушно ответил тот. — Господин мэр может подтвердить.

— Она — барышня с причудами, это всем известно, — вставила Катрина. — Перед тем как ложиться спать, она выглянула в окошко и, верно, заметила, что в отдалении блеснули ваши штыки. Когда она выходила, то сказала мне, что хочет узнать, может быть, новая революция начинается.

— Когда она уехала? — спросил Перад.

— Когда увидела ваши ружья.

— А по какой дороге?

— Не знаю.

— А другая лошадь где? — спросил Корантен.

— Жа... а... андарм... мы ее у мменя о... отня... али... — заикаясь протянул Готар.

— Куда же это ты ехал? — спросил один из жандармов.

— Я ехал с ба... барышней на фе... ерму.

Жандарм повернулся к Корантену, ожидая его распоряжений, но в словах мальчика было одновременно столько лжи и столько правды, столько истинного простодушия и вместе с тем хитрости, что парижане переглянулись, как бы напоминая друг другу замечание Перада: «Они вовсе не простачки».

Старый дворянин, видимо, настолько ограничен, что даже соленой шутки не способен понять. Мэр просто дурак. Мать, совсем поглупевшая от наплыва материнских чувств, задавала агентам нелепо-наивные вопросы. Слуги были действительно найдены спящими. Приняв во внимание все эти обстоятельства, а также характеры указанных лиц, Корантен сразу сообразил, что у него один только враг: мадмуазель де Сен-Синь. Как бы ни была ловка полиция, она всегда работает в неблагоприятных условиях. Ей не только нужно выведать все то, что известно заговорщику, ей приходится еще строить тысячи предположений, прежде чем остановиться на том, которое соответствует истине. Заговорщик день и ночь думает о своей безопасности, в то время как полиция действует лишь в определенное время. Не будь предательства, заговоры были бы самым легким делом. У одного заговорщика больше ума, чем у всей полиции, вместе взятой, несмотря на огромные возможности действовать, которыми она располагает. Перад и Корантен чувствовали, что натолкнулись на некую нравственную преграду, как если бы это была дверь, которую они рассчитывали найти отпертой, а ее пришлось открывать отмычками, причем с другой стороны молча навалились какие-то люди. Сыщики понимали, что план их разгадан и спутан, но кем — неизвестно.

— Я могу поручиться, — зашептал им на ухо арсийский вахмистр, — что если господа Симезы и д'Отсэры и ночевали здесь, то не иначе как в кроватях отца, матери, мадмуазель де Сен-Синь, горничной, слуг, или же всю ночь гуляли в парке, потому что ни малейшего следа их пребывания здесь нет.

— Кто же мог их предупредить? — сказал Корантен Пераду. — Ведь дело это известно только первому консулу, Фуше, министрам, префекту полиции да Малену.

— Мы оставим здесь в округе «наседок»[23], — шепнул Перад Корантену.

— Превосходная мысль! Ведь Шампань славится курами, — заметил кюре, который при слове «наседка» не мог сдержать улыбки, ибо по одному этому долетевшему до него слову все понял.

«Право, — подумал Корантен, также отвечая ему улыбкой, — здесь есть только один умный человек, с которым можно найти общий язык; попробую-ка я с ним поговорить».

— Господа, — обратился к агентам мэр, которому все же хотелось доказать свою преданность первому консулу.

— Говорите: «граждане»; Республика еще не отменена, — поправил его Корантен, бросив аббату насмешливый взгляд.

— Граждане, — повторил мэр, — едва я вошел в эту гостиную и не успел еще рта раскрыть, как сюда вбежала Катрин и схватила хлыст, перчатки и шляпу своей барышни.

У всех, кроме Готара, вырвался невольный ропот отвращения и ужаса. Все присутствующие, исключая жандармов и агентов, обратили на доносчика гневные взоры, словно желая испепелить его.

— Хорошо, гражданин мэр, теперь все понятно, — сказал ему Перад. — Кто-то вовремя предупредил гражданку Сень-Синь, — добавил он, посмотрев на Корантена с притворным недоверием.

— Вахмистр, наденьте-ка на этого парнишку наручники и отведите его в отдельную комнату, — приказал Корантен жандарму. — Девчонку тоже заприте, — добавил он, указывая на Катрину. — А ты наблюдай за обыском, просмотри все документы и переписку, — продолжал он шепотом, наклонясь к Пераду. — Все перерой, ничего не упусти. Господин аббат, — доверительно обратился он к кюре, — мне надо сообщить вам кое-что важное.

И он увел его в сад.

— Послушайте, господин аббат, мне кажется, что вы умнее любого епископа и — тут нас никто не услышит — вы меня поймете; вся моя надежда на вас, только вы в состоянии помочь мне спасти две семьи, которые по собственной глупости вот-вот скатятся в пропасть, откуда нет возврата. Господ де Симезов и д'Отсэров предал какой-то подлый сыщик из числа тех, которых подсылают правительства ко всем заговорщикам, чтобы выведать их цели, планы и соучастников. Не ставьте меня на одну доску с подлецом, который сопровождает меня; он — из полиции. Я же занимаю достойный уважения пост при кабинете консула и посвящен в его намерения. Гибели господ Симезов там не желают; Мален, правда, жаждет, чтобы их расстреляли, но первый консул хотел бы, если они здесь и если у них нет дурных намерений, удержать их на краю пропасти, ибо он любит хороших солдат. Сопровождающий меня агент имеет неограниченные полномочия, я же по виду — ничто; но зато я знаю, где гнездится заговор. Агент действует по указаниям Малена, который, несомненно, обещал ему покровительство, хорошее место, а быть может, и деньги, если он ухитрится разыскать Симезов и схватить их. Первый консул, — он поистине великий человек, — не поощряет корыстолюбия. Я не хочу знать — здесь или нет эти молодые люди, — сказал он, заметив движение кюре, — но их можно спасти только одним-единственным путем. Вам известен закон от шестого флореаля десятого года; он предусматривает амнистию всем эмигрантам, еще находящимся за границей, при условии, что они вернутся на родину не позднее первого вандемьера одиннадцатого года, то есть к прошлому сентябрю. Но ведь господа де Симезы, как и господа д'Отсэры, занимали командные должности в армии Конде; значит, на них амнистия не распространяется; в законе имеется на этот счет особая оговорка. Следовательно, их пребывание во Франции — преступление, и при нынешних обстоятельствах одного этого достаточно, чтобы их сочли соучастниками ужасного заговора. Первый консул понял неудовлетворительность этой оговорки, создающей его правительству непримиримых врагов, он желал бы довести до сведения господ Симезов, что они не подвергнутся никаким преследованиям, если подадут ему просьбу, в которой будет сказано, что они возвращаются во Францию с намерением подчиниться существующим законам и обещают принести присягу конституции. Вы сами понимаете, что этот документ должен попасть в руки первого консула до их ареста и быть помечен задним числом; передать его могу я сам. Я не спрашиваю у вас, где молодые люди, — сказал он, заметив, что кюре снова сделал отрицающий жест, — мы, к сожалению, не сомневаемся, что разыщем их; лес оцеплен, парижские заставы, как и граница, находятся под усиленным наблюдением. Слушайте меня внимательно: если эти господа находятся между здешним лесом и Парижем, их непременно схватят; если они в Париже, их там найдут; если они вздумают возвратиться сюда — их задержат. Первый консул любит «бывших» и терпеть не может республиканцев, да это и вполне понятно: если он желает добиться престола, ему надо задушить Свободу. Но это между нами. Итак, подумайте. Я жду до завтра, я на все закрою глаза, но берегитесь агента: этот проклятый провансалец — слуга самого дьявола, он доверенный Фуше, как я — доверенный первого консула.

• Предыдущая
• 19/50
• Следующая