Любовные похождения князя - Сувестр Пьер - Страница 14

• Предыдущая
• 14/70
• Следующая

Тут комиссар оборвал себя:

– Черт! Дальше могут быть два варианта: либо убийца увез тело в ялике, либо бросил его в воду…

– Господин комиссар, но в последнем случае мы его найдем…

– Разумеется. С завтрашнего дня и начнем поиски.

– Здесь сильное течение, господин комиссар…

– О, это не имеет значения! Допустим даже, что тело далеко отнесло и сразу мы его не обнаружим, но уж за три – четыре дня его выловят, ну пусть за неделю… или около того…

Застыв посередине комнаты, комиссар умолк. Внезапно он двинулся к коридору и куда-то в сторону спросил:

– Никто из вас не был на берегу четверть часа тому назад?

Вперед выступил Бузотер:

– Я! Когда ходил за господами ажанами. Я пошел напрямую, вдоль берега: думал найти полицейского на спуске с моста или возле «Чудесного улова»…

– Вы ничего не слышали?

Бузотер хлопнул себя по лбу:

– А как же! Точно, помню, как что-то плюхнулось в воду. Я даже сказал себе: «Опять кто-то шлепнулся». Но решил не останавливаться, господин комиссар, я…

Бузотер прикусил язык, подавившись смешком. Еще немного, и он бы проговорился о своем единственном промысле!

Тем временем комиссар потирал руки:

– Чудненько!.. Чудненько!.. Моя гипотеза подтверждается!

Затем он опустился на колени и кропотливо исследовал пол в тайной надежде обнаружить интересные следы.

Он поднялся обескураженный.

– Ничего! Ничего достойного внимания. Ах, вот оно что! Бедный малый!..

На краю стоящего рядом со стулом стола он заметил в сгустке засохшей крови клочок волос.

Внимательно осмотрев то, что осталось от несчастного Мориса, он выдрал волосы из крови, вновь кликнул консьержку:

– Мадам Гурон!

– Я здесь, господин комиссар.

– Скажите, это волосы вашего жильца?.. Это его цвет волос?..

Сжав руки, консьержка запричитала:

– Да, господин комиссар! Клянусь, это его волосы! Я их тут же признала. Какой ужас! Какая пакость! Уверена, на него подло напали сзади – он вполне был способен постоять за себя…

– Но, сударыня…

– А какой был красавец, господин комиссар, прекрасный молодой человек…

Неожиданно консьержка поинтересовалась:

– Господин комиссар, почему вы меня спрашиваете про волосы?.. Неужели вы думаете, что они принадлежат убийце?

– Нет, сударыня. Тут все очевидно, волосы убийцы не могли остаться на столе, сюда, по-видимому, упала голова жертвы… Но я обязан тщательно проверить, действительно ли речь идет о вашем жильце Морисе…

– Тут нечего сомневаться, господин комиссар! Мы видели голову через щель, все его узнали…

Консьержка не завершила фразы… Коридор огласили крики, стенания. Комиссар вздрогнул.

– Господи! Ну что еще там?

– Наверное, бедняжка очнулась…

– Ах! Любовница!.. Некая Фирмена, это о ней говорил Бузотер?

– Да, господин комиссар!

Пришедшая в чувство после второго обморока, несчастная Фирмена каталась по постели…

Вокруг нее хлопотали доброхоты-соседи. Вскоре она немного утихла, но выглядела такой жалкой, что на нее буквально было больно смотреть…

Приблизившись к изголовью несчастной, комиссар быстро сообразил, что допрашивать ее сейчас, в подобном состоянии, бессмысленно, более того, бесчеловечно.

– Кто-нибудь знает, где она живет? – осведомился он.

– Да, сударь, на улице Брошан.

Это произнес Бузотер.

– Я мог бы ее проводить, надо только взять машину.

Комиссар порылся в кармане и протянул бродяге пять франков.

– Давай, – сказал он, – вези ее домой и возвращайся!..

Затем он повернулся к бригадиру, который, исполняя его приказ, загораживал собой вход в трагическую комнату.

– Бригадир, я пришлю вам смену, двух людей из комиссариата… Вы уяснили, что никого нельзя пускать? Естественно, кроме инспекторов сыскной полиции, которых я незамедлительно извещу о случившемся…

Комиссар пошел вниз по лестнице, следом за ним стал спускаться Бузотер; вместе с добросердечной соседкой они поддерживали под руки несчастную Фирмену, едва живую, так до конца и не пришедшую в сознание, готовую в любой момент рухнуть без чувств, казалось, даже не понимающую, на каком она свете.

На следующий день после трагических событий, в результате которых несчастный рабочий Морис нашел сколь чудовищную, столь и неожиданную смерть, к себе на пятый этаж дома по улице Тардье поднимался разъяренный мужчина, который был никем иным, как Жювом.

Жюв был измотанным, уставшим, кроме того, находился в прескверном настроении.

Минуло уже три месяца с тех пор, как полицейский расстался с Фандором на перроне Глотцбургского вокзала. Эти три месяца Жюв занимался крайне запутанными делами некой княгини, приятной и красивой молодой особы, имевшей, на взгляд Жюва, единственный недостаток: безумно и явно без взаимности любившей собственного мужа.

Жюв из кожи лез вон, чтобы улучшить положение молодой женщины, и когда дела пошли на лад – разумеется, к тому времени о ее супруге, князе Владимире, в Гессе-Веймаре и думать забыли, – Жюв с удивлением узнал, что княгиня нежданно-негаданно исчезла, бежала, бежала, несомненно, к своему преступному супругу.

Жюва в Глотцбурге больше ничего не держало, и полицейский поспешил в Париж. К тому же в столицу его тянуло сильное беспокойство. Почти два месяца Жюв не имел от Фандора никаких известий.

Что случилось с журналистом?

Об этом Жюв не имел ни малейшего понятия. Самое оптимистичное, что ему могло прийти на ум, – это объяснить молчание Фандора крайней занятостью слежкой за Фантомасом или поисками Элен.

Прибыв в Париж, Жюв побежал к Фандору и был буквально убит словами консьержки, утверждавшей, что Фандор почти четыре месяца не появлялся дома!

– Боже помилуй! – вздохнул Жюв. – Раз Фандор не вернулся, на это должны быть серьезные, очень серьезные причины.

И чтобы поразмыслить над этими «серьезными, очень серьезными причинами», о которых, увы, он имел весьма смутное представление, Жюв, с опущенной головой, снедаемый волнением и все большей тревогой, повернул к себе.

– Ну, в крайнем случае, допускаю, – возмущался он, – что Фандор, чтобы сбить с толку Фантомаса, переехал, но что ему помешало мне написать, чиркнуть записку? Черт возьми! Что с ним могло произойти? Что это значит?

Жюв скрежетал зубами, угрожающе сжимал кулаки – чем дольше он размышлял, тем сильнее ему казалось, что новое исчезновение Фандора не обошлось без вмешательства повелителя ужасов.

В тот же день в небольшом, но шикарном особняке, расположенном на улице Пресбург, в роскошном кабинете состоялся следующий диалог:

– Господин Шаван!

– Слушаю вас, мадам директриса.

– Вы получили корректуру из издательства?

– Да, мадам.

– Не могли бы вы дать мне взглянуть на нее? Эту работу я считаю нужным сделать самой.

Господин Шаван поднялся, нашел на книжной полке большой конверт с нужной корректурой и протянул его директрисе.

– Прошу, мадам, тут почти все.

– Благодарю!

Мадам Алисе, директриса «Литерарии», подкрутила фитиль лампы, отбрасывающей на стол мягкий свет, и углубилась в чтение.

Странная это была женщина, мадам Алисе, симпатичная и в то же время отталкивающая!

Те, кто знал ее в молодости, утверждали, что четверть века тому назад она слыла красавицей, и действительно, вглядевшись в обрюзгшее лицо, расплывшиеся черты, отвисшие щеки, можно было отыскать и восполнить воображением следы довольно чистых линий, профиля, который никогда не был греческим, но, однако, не был лишен определенной классической красоты.

Мадам Алисе когда-то была тоненькой, стройной блондинкой. Ее находили очаровательной, грациозной, никто не оспаривал и присутствия ума…

Дочь университетского преподавателя, она не то в двадцать два, не то в двадцать три года выскочила замуж – отнесясь к этому шагу не с должной серьезностью – за крупного фекамского коммерсанта. Замужем она пробыла пятнадцать лет и вспоминала этот период жизни как «пятнадцать лет каторги». Несмотря на все усилия, мадам Алисе так и не смогла приноровиться к своеобразному складу ума мужа, оптового торговца соленой рыбой, специализирующегося на производстве и продаже консервированной селедки – главного промысла в славном городе Фекаме.

• Предыдущая
• 14/70
• Следующая