В прицеле свастика - Каберов Игорь Александрович - Страница 39

• Предыдущая
• 39/74
• Следующая

Теперь он у нас в эскадрилье. И это не беспомощный новичок. На кителе Львова сверкает орден Красного Знамени, полученный им за отвагу и боевое мастерство, проявленные в пору советско — финляндского конфликта 1939—1940 годов.

Грозно гудят моторы взлетающих истребителей. Мы с Егором Костылевым идем последними. Окутанный сизым дымом, линкор «Марат» стоит в Морском канале напротив Стрельны и бьет из своих гигантских орудий по наступающим фашистским войскам, уже захватившим Низино, Петергоф и устремившимся к Ленинграду. Горит Стрельна, горит Урицк, Стреляют зенитные пушки линкора. Небо усеяно черными шапками взрывов. Мне не терпится поскорее сразиться с вражескими бомбардировщиками. Но надо же, именно в этот момент левая стойка шасси срывается с замка и предательски повисает под крылом моего самолета. И тут же с аэродрома по радио доносится властная команда: «У кого выпала стойка шасси, немедленно произвести посадку!»

Как-то машинально, повинуясь команде, я отворачиваю от строя, делаю круг над аэродромом, докладываю, что случилось это у меня, и пытаюсь убрать стойку. Но она выпадает снова и снова. Что делать? Товарищи уходят впятером. А к «Марату» приближается множество фашистских самолетов. Зенитная артиллерия линкора усиливает огонь.

Чертова стойка! Идти на посадку, в то время как товарищи Вот-вот столкнутся с такой сворой? Нет, это невозможно. Еще раз нажимаю на красную кнопку уборки шасси, держу ее, крепко придавив большим пальцем. Докладываю, что стойку убрал и что все у меня в порядке, а сам круто разворачиваю самолет и на полном газу ухожу к линкору. Но кнопка бьет по онемевшему пальцу. Держать ее нет никаких сил. Что делать? Приходится мириться с тем, что стойка опять висит под крылом. По радио продолжают звучать приказания возвратиться на аэродром. Но я их уже «не слышу». Наши истребители врезаются в середину боевого порядка «юнкерcов» и «мессершмиттов». Прибавляю газ и мчусь на помощь друзьям. Они уже ведут воздушный бой с врагом, который раз в десять превосходит их по численности.

Линкор ведет не только зенитный огонь. Из орудий главного калибра он бьет по наступающим фашистским войскам. Потому-то противник и бросил на него пикирующие бомбардировщики. Но их бомбы пока не достигают цели. Они падают в залив, поднимая столбы воды — что-то вроде большого каскада петергофских фонтанов.

Я подхожу к кораблю один, никем не атакуемый, и с ходу устремляюсь к ближайшему «юнкерсу». Он, этот «лапотник» (так называем мы фашистский бомбардировщик Ю-87 за его неубирающееся шасси), уже переходит в пике. Я следую за ним. Машина моя идет боком — сказывается выпадение стойки. Целиться мне неудобно. Но сейчас уже ничего не исправить. Я догоняю «юнкере» и прицеливаюсь с поправкой на боковое смещение. Очередь пришлась в самый раз! Бомбардировщик как бы передернуло. Отделившаяся от него тяжелая бомба идет мимо цели. А сам он, охваченный пламенем, стремительно теряет высоту.

— Есть один! — кричу я, включив передатчик.

— Есть другой! — будто по заказу, отзывается Егор Костылев. Волоча за собой шлейф черного дыма, тяжело падает еще один «юнкерс».

Между тем зажженный мной самолет все еще некоторое время летит над водой — пытается дотянуть до берега. До берега он дотягивает, но ударяется о него. Высокий столб огня и густого, жирного чада поднимается к небу, Я пролетаю над упавшим фашистским самолетом,

— Это тебе за Широбокова, гад!..

Пролетаю и, взяв ручку на себя, снова устремляюсь ввысь, где ведут тяжелый бой мои товарищи. С ходу пытаюсь атаковать второй бомбардировщик. Но пара «мессершмиттов» уже режет мне курс. Я стремительно разворачиваюсь. Они. ведут по мне огонь. Стрекотнув по крылу, пули пробивают обшивку. Пробоины неопасные. Бросая истребитель то вверх, то вниз, то нападая, то увертываясь от наседающих на меня «мессершмиттоз», я включаюсь в сумасшедшую круговерть.

Идет тяжелый, очень тяжелый бой. Но в какой-то момент я все же замечаю, что недосчитываюсь одного из ЛАГГов. Неужели кто-то из наших сбит? Кто? Нас пятеро, а фашистов тьма. Такое впечатление, будто вокруг меня только вражеские самолеты и что все они одновременно атакуют. Едва успеваю выйти из — под удара, как новый сноп трассирующих пуль проносится над головой. А по радио слышу:

— Да убери же ты стойку-то!.. У кого «нога» выпала?.. Уберите!

Но убрать ее я не в силах, хотя она привлекает внимание и моих товарищей, и вражеских летчиков. Свои понимают, как мне тяжело вести бой, а противник видит во мне легкую добычу. Я уже не наблюдаю ни за линкором, ни за бомбардировщиками. Перед глазами мелькают одни «мессершмитты». Сколько их? Голова идет кругом. Мне кажется, будто я слышу, как трещат мои шейные позвонки.

Почти одновременно яркими кострами вспыхивают два самолета. Волнуюсь, Не наши ли? Нет, «юнкерсы»! А позади два ЯКа. Молодцы, ребята!

И снова меня атакуют. Выпавшая стойка не дает покоя вражеским истребителям. Но мощный мотор, хорошая маневренность моей машины, а также забота товарищей обо мне делают безрезультатными все атаки фашистов.

«Мессершмитт» сзади, он уже совсем близко, Я бросаю самолет в глубокое скольжение и убираю газ. Мой ЛАГГ как бы вдруг останавливается. Едва не столкнувшись с ним, «мессершмитт» проносится мимо. Больше того, он загорается. Кто же его? Кто выручил меня в столь трудный момент? За фашистом промчался ЛАГГ-3 № 63, Это самолет Ефимова. Спасибо, Матвей, «спасибо, друг!

Фашистские летчики, потеряв в бою четыре Ю-87 и один истребитель, уходят на свой аэродром.

А «Марат» все бьет из своих орудий. Пороховой дым над ним образует что-то вроде парусов. Кажется, будто линкор плывет под этими парусами, как старинный фрегат, ведя огонь с ходу. Но это обман зрения. Корабль стоит на месте. И он по — прежнему обрушивает на врага лавину огня.

Мы собираемся впятером. Кого же нет среди нас? Вижу — нет Володи Халдеева. Неужели сбит? Но ведь никто из наших не падал. Обычно поврежденный в воздушном бою самолет, горит он или не горит, отчетливо заметен. Да и из радиопереговоров мы могли бы понять, в чем дело. А Мясников? Неужели он не видит, что нас пятеро, а не шестеро?

Мы! пересекаем залив, идем к аэродрому. Оглядываюсь назад. Темный силуэт «Марата» хорошо виден. Перед войной я бывал на этом линкоре, видел его могучие орудия. Видел гигантские снаряды, которые летели сегодня на головы фашистских пехотинцев. Героическая команда на линкоре! Выдержать такой налет «юнкерсов»! Возможно, не все вражеские бомбы упали мимо. В таком случае на «Марате» могли быть потери…

После посадки мы собираемся возле машины командира. Долго молча всматриваемся в небо, ожидая возможного появления товарища.

— Неужели так никто и не заметил, куда девался Халдеев? — озабоченно спрашивает, глядя из — под руки на море, Мясникоз,

— Я здесь, товарищ командир, здесь! Каково же было наше удивление, когда мы обернулись и увидели улыбающегося Халдеева!

— Жив?! — Командир обнял летчика. — Ну, теперь хоть душа на месте. Как же это ты? Где был? Что случилось?..

Оказывается, в первые же минуты боя вражеский истребитель повредил на самолете Халдеева масляную систему. Летчик удачно вышел из боя и произвел посадку на Комендантском аэродроме. Оттуда на самолете У-2 он и возвратился домой.

А теперь мне хотелось бы рассказать хотя бы вкратце об одном интересном человеке, с которым судьба свела меня уже в послевоенные годы.

Живет у нас в Новгороде, неподалеку от меня, капитан первого ранга в отставке Виктор Иванович Новиков, Ему уже за шестьдесят. Здоровье Виктора Ивановича, понятное дело, не стопроцентное, но он не унывает, продолжает работать на одном из предприятий города и известен у нас как активный общественник. Я тоже не только своей книгой занят, а возглавляю авиационный спортивный клуб ДОСААФ, летаю на самолете, веду общественную работу. И все же мы с Виктором Ивановичем выкраиваем иногда часок — другой, чтобы по — соседски встретиться, посидеть, поговорить.

Как-то под вечер зашел он к нам. Жена накрыла на стол. Мы поужинали, побеседовали о том о сем, вспомнили о войне. Я начал рассказывать, как мы с воздуха защищали линкор «Марат».

• Предыдущая
• 39/74
• Следующая