Богема - Ивнев Рюрик - Страница 1
- 1/61
- Следующая
Рюрик Ивнев
(Михаил Александрович Ковалев)
Богема
Часть I
Москва-столица
Двенадцатого марта 1918 года Совет народных комиссаров переехал из Петрограда в Москву. Профессор Сакулин был разочарован, наблюдая, с какой простотой произошло это чрезвычайно важное историческое событие.
– Дорогой друг, – говорил он поэту Вячеславу Иванову, – мог ли думать Петр, что Санкт-Петербург как столица просуществует два столетия.
– Двести двадцать четыре года, – поправил, улыбаясь, Иванов.
– Константин Дмитриевич Бальмонт воскликнул бы: «Господни пути неисповедимы».
– Исторические события похожи на фантастические сказки. Екатерина, преклоняясь перед Петром, на полтора столетия раньше большевиков собиралась перенести столицу, но не в Москву, а в Царьград.
– Вспоминаю исторический эпизод, – сказал профессор Сакулин, поглаживая бороду. – Когда в английском парламенте произошли бурные заседания, во время которых многие депутаты требовали посылки английской эскадры в Кронштадт, Екатерина вызвала британского посла и сказала: «Я слышала, ваше правительство собирается изгнать меня из Петербурга. Передайте ему, что тогда мне придется перенести столицу в Царьград».
– Москва – это Россия! Россия – это Москва! Петр не должен был переносить столицу в Петербург. Совершив это, он сделал грубую ошибку, – воскликнул Иванов.
– Вы думаете?
– Я уверен. Это измена русскому духу. Из европейского цейхгауза надо взять самое нужное, а он вместе с необходимым загреб и зарубежный хлам. И вот получилось то, что с такой изумительной точностью подметил Андрей Белый в своем гениальном романе «Петербург».
– Мне вчера рассказывал Балтрушайтис, до какой наглости дошло английское правительство. По его поручению Нокс явился к Ленину в Смольный и потребовал немедленно передать власть бывшему Временному правительству.
– Это анекдот.
– Вы забываете, Юргис теперь дипломат, он не будет выдумывать.
– Если не анекдот, то невероятная наглость! Что же ответил Ленин?
– Юргис говорит, что Нокс и вел себя нагло. Вошел в кабинет и, не здороваясь, выпалил требование. Ленин обескуражил Нокса тем, что попросил его сесть. Принесли чай.
– Откуда подробности?
– Подождите, все объясню. После разговора с Лениным Нокс ушел сконфуженный. Находившийся в кабинете дежурный, молодой большевик, спросил Ленина после ухода Нокса: «Владимир Ильич! Как же это: к вам приходит враг, нагло ведет себя, а вы его поите чаем, да еще с сахаром, которого у нас нет». Ленин ответил: «Дорогой товарищ! Вопрос, который вы задали, интересует не только вас, но и многих, да и меня самого. Так вот: вам в будущем придется вести переговоры с врагами. Надо быть вежливым, корректным, но всеми силами добиваться своего».
– Очень интересный эпизод. Может быть, что здесь и приукрашено, но Ленин показан замечательно. Теперь понял, почему столица перенесена в Москву без всякой помпы. У Ленина редкое совпадение твердости со скромностью.
В бывшем лицее
Медленно поднимаюсь по широкой лестнице бывшего катковского лицея, в котором сейчас разместился Наркомпрос. Только что приехал из Петрограда с письмом Луначарского к Надежде Константиновне Крупской.
Она меня приняла сейчас же и, заметив усталое лицо, спросила:
– Вы прямо с вокзала?
– Да.
Нажала на кнопку звонка. Вошла секретарша.
– Ольга Ивановна! Вот товарищ… Он от Анатолия Васильевича. Прямо с поезда. Попросите, пожалуйста, из нашей столовой принести ему завтрак.
Протестующе поднимаю руки:
– Но я уже завтракал.
– Где?
– В поезде.
Надежда Константиновна улыбнулась. Секретарша тоже улыбнулась и вышла из кабинета. Я посмотрел в большие умные глаза Надежды Константиновны и почувствовал себя спокойнее. Крупская тем временем читала письмо Луначарского.
– Так, значит, вы московский секретарь-корреспондент Анатолия Васильевича? Прежде всего – квартирный вопрос. Вы один?
Утвердительно киваю.
– Значит, в управлении домами вам это сделают быстро. Свой мандат вы зарегистрируете у начальника канцелярии Константина Александровича Федина. У вас усталый вид, и я не буду утомлять вас делами сегодня.
В это время в кабинет вошла курьерша, неся на деревянном подносе завтрак, который состоял из трех вареных картофелин, куска конины и стакана компота.
Пробую отказаться, но Надежда Константиновна замахала руками и стала похожа в эту минуту на гостеприимную хозяйку.
– На меня не обращайте внимания, я занимаюсь своими делами и не буду на вас смотреть. Подкрепитесь. А потом уже решим, что будем делать дальше.
Я сижу у окна перед круглым столиком, на котором дымится картофель. Поездка в набитом людьми вагоне, усталость и волнения убили аппетит. Стараюсь съесть хотя бы часть завтрака.
Из окна виден Крымский мост.
Весна в этом году выдалась ранняя. Солнце играет лучами на островках белого снега, среди бурых луж, начинающего оттаивать тротуара, по которому проходят люди с сумками и авоськами. Мальчишки вяло играют в снежки, должно быть, вспоминая недавние пышные сугробы.
Время будто остановилось. Словно не было бурных месяцев Октября 1917 года.
Тихий кабинет. Тихие разговоры. Я сижу в углу комнаты, как в давнишней студенческой столовой.
– Что же вы не завтракаете?
Голос Крупской вернул меня к действительности. Встаю и подхожу к ее столу.
– Не могу, Надежда Константиновна, просто не могу. От волнения, должно быть, потерял аппетит.
Видя мое смущение, Надежда Константиновна не стала уговаривать.
– Вам нужно прежде всего отдохнуть.
В этот момент в кабинет вошел управляющий делами.
– Иван Никифорович, хорошо, что вы пришли, а то я собиралась вам звонить, – сказала Крупская. – Надо срочно устроить товарища Ивнева, срочно. И познакомьтесь – это наш новый сотрудник.
Высокий полный мужчина, напоминающий деревенского священника, заулыбался мягко и ласково, однако без малейшей угодливости.
– Это мы организуем, не беспокойтесь, Надежда Константиновна. Вот эти бумаги подпишите, пожалуйста. Это насчет топлива, освещения и продовольствия.
Пока Крупская подписывала, он подошел ко мне, взял под руку и сказал так же мягко и приветливо:
– Здесь есть свободная комната. Отдохните, а там… Утро вечера мудренее.
Я простился с Надеждой Константиновной и вышел из кабинета вслед за управляющим. В коридоре он нагнулся к моему уху и спросил почти шепотом:
– Как вам понравилась Надежда Константиновна?
– То есть – как понравилась?
– Ну, какое впечатление она на вас произвела?
– Хорошее. А главное, сразу видно, что деловая.
– А вы знаете, кто она?
– Конечно, – удивился я.
Управляющий улыбнулся.
– Так вот, Надежда Константиновна – жена Ленина!
Теперь-то я его понял и рассмеялся:
– Вот те на. Я, столичный житель, оказался глубоким провинциалом.
Управляющий изумился:
– Как? Вы этого не знали?
– Признаюсь, что когда я слушал Ленина в Петрограде – а слушал я его довольно часто, – так был очарован его речами, что в голову не приходила мысль о его семейной жизни.
– Так ведь Надежда Константиновна сама старый член партии и большой помощник Владимира Ильича.
– В этом деле я новичок, и к тому же беспартийный. А узнал я о существовании партии большевиков только после Февральской революции и сразу стал на сторону Ленина.
– Я тоже раньше ничего не понимал, а в партию всего лишь месяц назад вступил, но, работая управляющим, одним из первых узнал, что Надежда Константиновна – жена Ленина. И с тех пор мне начало казаться, что об этом должен знать весь мир.
Мы вышли во двор и, обойдя лужу, добрались до маленького флигеля. Дверь открыла молодая женщина в синем фартуке.
– Вот вам, Аграфена Петровна, и жилец. Вы как-то меня просили. Скромный и приятный молодой человек. Он с дороги, из Питера. Столкуетесь – будет постоянно, а нет – так другого подыщем.
- 1/61
- Следующая