Департамент налоговой полиции - Иванов Николай Федорович - Страница 54

• Предыдущая
• 54/65
• Следующая

Но более всего Иван удивлялся самому себе. Раньше бы еще и покраснел за чужую грубость, а тут сам не остался в долгу:

– Сама доложишь Козельскому или тебе тогда не оплатится ночь?

– Подлец.

– Кому что достается, – продолжал переворачивать свою судьбу Иван. – Вот тебе: то импотент, то подлец…

– Замолчи! Да кто ты без нас? Ты хоть помнишь, какого мы тебя подобрали?

– Подобрали?

– А ты что думал? Именно подобрали. Или боишься себе сам в этом признаться?

– Я про другое. Ты сказала – «мы». Ты что, уже не служишь в налоговой полиции?

Вот тут Людмилу достало по-настоящему. И испугало уже откровенно. И еще нужно было посмотреть, что больше она боялась потерять: будущее, вроде бы красивое и денежное, или все же настоящее, которое пусть и менее комфортабельное, но на данный момент надежное.

– Мне каяться не в чем, – наконец нашла она ответ.

– Дай бог, – согласился с усмешкой Иван и прошел на кухню. Хлебнул из банки огуречного рассола, оторвал от календаря листок. Прочел вслух заметку на обороте:

– «Молочная маска». Прекрасное хобби. Смотри не перепутай, где какую надевать.

Красиво сказал, даже самому понравилось. Но не ради красного словца рвал Черевач с Людмилой. Он рвал с тем, что уже засосало его по самое горло. Интуитивно чувствовал, что если он не сделает этого шага сейчас, сию минуту, что если он пожалеет Людмилу и перестанет оскорблять ее, тем труднее будет вылезти из «БМВ», отказаться от зарплаты в долларах.

И вновь, в который раз за последнее время, подумал: а ведь завтра скорее всего он пожалеет об этом. Потому что опять же никому его поступок не нужен и нигде его с распростертыми объятиями не ждут. А завтра снова придется думать о хлебе насущном. Заработать же его со своей специальностью войскового разведчика на «гражданке» можно, только обозначая эту самую тумбочку, от которой он вроде бы сейчас бежит.

И в то же время он убеждался все больше и больше: если не сделает этот рывок, если не обозначит хотя бы для себя, где подлость и гнусность в красивых одеждах, потеряет еще больше.

– Так что вот такие дела, – подвел он итог своим размышлениям.

Люда напряглась, готовая ответить ударом на удар, но не поняла итогового решения Ивана. Зато он, чувствуя себя полным хозяином положения, подошел к ней настолько близко, что она, не желая его прикосновений, вынуждена была едва не распластаться по стене.

– Все когда-то кончается, – то ли в предупреждение, то ли в назидание сказал ей Иван и пошел к двери. Умело и привычно открыл все замки…

«Идиот, конечно, дурак, но… Все нормально, – спускаясь в лифте, ругал и хвалил себя Черевач. – Где наша не пропадала».

Не сомневаясь, что Люда смотрит в окно, спокойно обошел машину, снял с ветрового стекла прилипший листок. Приближается осень. Время, как говорят философы и писатели, подводить итоги. Но ерунда все это. Вот если бы затем ничего больше не случалось, то да, можно заняться подобным умствованием. А когда после этих разборок едешь на прежнюю работу, к старым друзьям и врагам, продолжаешь делать то, что не закончил буквально вчера, – какие это, к черту, итоги! Так, пробежка по верхам для собственного самоуспокоения. Да и не дано человеку остаться беспристрастным к самому себе, ведь не зря же итог подводится обычно хорошему и успешному. Разве разрешит кто себе вытаскивать на свет божий и собирать вместе собственные гнусности, просчеты, раны, которые преподнес другим людям? Обиды, которые принес в тот или иной дом или в те или иные души?.. Нет, бережет и лелеет все же себя человек, не дает снять с себя кольчужку.

Сдерживая себя, чтобы не посмотреть наверх, Иван сел на сиденье, взял телефон и набрал домашний номер. Он еще не знал, что скажет Наде, он постарается все понять по ее первым словам, по ее голосу и интонации. Конечно, пролепечет что-то про служебные дела, потому что ей совершенно незачем знать всей правды. Такой правды. А вечером он снова поедет с сыном в бассейн. «Как здорово», – единственное, что сказал Витя, выходя из воды в первую тренировку и благодарно утыкаясь головой ему в живот. Иван сто лет не слышал и не испытывал ничего подобного…

– Это ты? – обрадовалась Надя, и он с облегчением вздохнул: в голосе только тревога и радость. – Ты откуда?

– За Москву выезжали по некоторым делам, поэтому задержались. – Вспомнив, что следующей ее фразой может быть «ну хотя бы позвонил», сразу добавил: – За Солнечногорск.

За Солнечногорском радиотелефон квартиру уже не берет, и это снимало остальные вопросы.

– Ну слава богу. Домой заскочишь или теперь уже вечером?

– А как ты хочешь?

Он не знал, зачем спросил это. Надя, без сомнения, попросит приехать, а он еще не отошел от прошедшей ночи. У него нет ни бодрости духа, ни бодрости тела.

– Хоть на минуту забеги. Витюша еще спит, вчера до ночи рисовал аквалангистов, хотел, чтобы ты его похвалил. Мечтает теперь стать подводным бойцом, как тренер дядя Степан.

Иван посмотрел на часы: на минуту вроде и можно, но… Вспомнились часы Соломатина – наверное, уже начали ржаветь в сырости. Кстати, тот должен был позвонить.

– Борис не объявлялся?

– Звонил. Обещал поймать тебя на службе.

– Хорошо. Я заскочу после обеда.

– Мы ждем.

Господи, ну почему у них не было таких чутких и предугадывающих отношений раньше! Или в самом деле подошла та черта, за которой – новая жизнь и к которой они оба, собственно, не готовы? Которая страшит и требует чувствовать рядом плечо близкого человека. Хорощо, что он не сотворил глупость и не ушел от Нади навсегда. Людмила, правда, и не просила его оставаться в мужьях, ее больше устраивали именно такие отношения – ушел-пришел, но чтобы всегда был под рукой, когда ей захотелось. Что она доложит своему Козельскому? Только то, что он провел у нее ночь? Или про утренний разговор тоже? Но все равно он прекрасно врезал им всем промеж глаз. Еще долго головой мотать будут!

Но беда довольных собой людей как раз в том, что они забывают о принципе бумеранга. Их успех, хотят они того или нет, это автоматически неудача другого. Всем стоять на вершине места не хватит. А если к тому же вокруг не друзья, признавшие твое восхождение и радующиеся твоей победе, а враги, которых ты опередил и которые, кроме злости, и зависти к тебе не питают более никаких чувств? Как наивно расслабляться, подставляя лицо близкому солнцу и забывая обо всем! Сдернут ведь с верха, столкнут именно в этот момент…

По виду Козельского, с которым Черевач встретился около его кабинета, трудно было определить, насколько откровенничала Людмила.

– Где шляешься? Через два часа быть в Шереметьево. Встретишь Асафа.

У них в стройбате командиры взводов так не цедили сквозь зубы даже солдатам, хотя он наполовину состоял из бывших уголовников. Но это осталось терпеть недолго. Хватит. А Людмила, значит, о размолвке промолчала. Конечно, зачем ей терять свой куш. Ее задача – встретить, принять, оставить на ночь. Что и выполнено. А остальное – мужские игры на свежем воздухе. Так что нет, не было и никогда не будет полного доверия в своре шакалов. Степень откровенности здесь зависит только от количества получаемых денег и чувства страха…

Коротышка прилетел сосредоточенный, неразговорчивый. Он утонул в мягком сиденье и до самого офиса не обмолвился ни словом. Закрывшись с Козельским, около двух часов обсуждали они свои проблемы, и Иван, уже пропуская обеденное время, дергался между приемной шефа и телефоном, не зная, удастся ли заехать домой или придется отвозить Асафа в гостиницу.

Зато дозвонился Соломатин.

– На какую это прогулку ты собираешься? – поинтересовался он.

– На прогулку? – не понял Иван. – На какую прогулку?

– Ты машину за женой и сыном посылал? – уже с ноткой тревоги уточнил Борис.

– Какую машину? Какую прогулку? Где Надя? – все еще ничего не понимал Черевач. Но слабость в ногах уже почувствовал и присел на стул.

– Та-ак, – в задумчивости протянул Соломатин.

• Предыдущая
• 54/65
• Следующая