Ночь Седьмой тьмы - Истерман Дэниел - Страница 51

• Предыдущая
• 51/97
• Следующая

– А если я предложу вам катиться к черту?

– Вы отправитесь туда вместе со мной. Вас признают виновным в убийстве Дэнни Кохена. Будет доказано, что он раскрыл вашу связь с уличными торговцами наркотиками. Вам вынесут обвинительный приговор. Нам даже не понадобится прибегать к тем фотографиям, которые я вам показывал. Возможно, я смогу использовать их против кого-то другого. Может быть, против миссис Хаммел.

– Я знаю, кто убил Дэнни. Если мне хоть чуть-чуть повезет, я смогу это доказать. Мне достаточно открыть рот в суде.

– Да, – согласился Смит. – Возможно, это так. – Он слегка повернул голову назад и повелительно щелкнул пальцами. Люди позади него шагнули к нему, подтолкнув вперед Коминского.

– Вы, полагаю, самой судьбой назначены стать богом возмездия для мистера Коминского, – сказал Смит. – Вы уже очень тяжело его ранили. Встреча с вами стоила ему глаза. И вот он перед вами, а вы перед ним.

Смит сделал знак одному из громил. Тот толчком поставил Коминского на колени. Раненый человек выглядел испуганным. Не озлобленным, не горящим местью, просто испуганным. Он дрожал всем телом и никак не мог унять эту дрожь.

Смит все это время не сводил глаз с Рубена. Он вытянул руку, и человек справа вложил в нее пистолет, мощный девятимиллиметровый браунинг. Смит принял его с небрежностью человека, который держал его в руках слишком часто, чтобы обращать на него особое внимание. Он протянул браунинг Рубену.

– Пистолет заряжен, – сказал он. – Я назначаю вас палачом Коминского. Сегодня его друзья убили бы вас по его просьбе. Ваша жизнь за его глаз. Прошлой ночью он убил вашего друга, по ошибке приняв его за вас. Жизнь вашего друга за вашу. Теперь вы можете свести счеты. Жизнь Коминского за жизнь вашего друга.

Рубен взял пистолет. Телохранители Смита навели свое оружие на него. Он знал, что у него нет ни единого шанса направить пистолет на кого-то, кроме Коминского. Коминский смотрел на него, его единственный глаз был мучительно красноречив, в нем читался животный ужас. Рубен поднял пистолет. Он был тяжелее любого пистолета, какой ему доводилось поднимать раньше. Он подумал о Дэнни, лежащем на полу с перерезанным горлом. Об Анжелине, привязанной к креслу рядом с ним. Он приставил пистолет к голове Коминского. Если он закроет глаза, это будет как стрельба по мишени. Нажал курок, перезарядил; нажал курок, перезарядил. Он зажмурился. Око за око, жизнь за жизнь. «Я убью его, мама», – сказал он тогда. Его палец надавил на спусковой крючок.

Он открыл глаза и выронил пистолет. Смит наблюдал за ним все такой же невозмутимый.

– Я так понимаю, вы отклоняете мое предложение, лейтенант.

Рубен ничего не ответил. Его руки тряслись. Смит поднял пистолет. С обыденностью, нисколько не наигранной, он прижал ствол к затылку Коминского. Коминский дрожал как лист. Рубен смотрел Смиту в глаза.

– Прошлой ночью, – произнес Смит, обращаясь к Рубену, – а возможно, и сегодня тоже, вы могли думать, что разница между вами и мистером Коминским – это разница между любовью и ненавистью. Или любовью и равнодушием. Не стану спорить, так ли это. Но с тех пор все значительно упростилось. Вы по-прежнему можете выбирать между жизнью и смертью. Этот выбор вы сделали только что. Но Коминский сделал свой выбор вчера ночью, когда не сумел выполнить задание.

Смит нажал на курок и прострелил дыру размером с кулак в затылке Коминского. Страшная судорога пробежала по израненному телу, кровь толчками брызнула в лишившийся святости воздух. Рубен зажмурил глаза. Тело Коминского безжизненно повалилось на пол. Эхо выстрела запрыгало под сводами заброшенной церкви.

Смит вернул пистолет своему помощнику.

– У вас есть время до утра, лейтенант Абрамс. До пяти часов. Я вернусь сюда в пять.

Он повернулся и направился к выходу. Рубен открыл глаза и смотрел в его удаляющуюся спину. На полпути Смит остановился и повернул голову:

– О, прошу простить меня, лейтенант. Я забыл упомянуть, как чудесно выглядит ваша мать. Сколько ей сейчас? Семьдесят? Она выглядит очень хорошо. Уверен, и она, и ваш отец доживут до преклонных лет. Вы со мной согласны?

Он повернулся и вышел, и все звуки смолкли, затихли совершенно, а на полу, по которому когда-то ступали священники и их прислужники, растекалась кровь, как горькое напоминание о вине.

Рубен посмотрел на часы. Два пятнадцать – до возвращения Смита оставалось меньше трех часов. Его поместили в маленькую комнатку, которая когда-то служила ризницей, а теперь была завалена щебнем и пахла сыростью. В одном углу разбитая гипсовая статуя подняла руку в бессмысленном благословляющем жесте. У него был стул, лампа и довольно времени на раздумья. Единственная дверь запиралась снаружи, окно, криво заколоченное листом фанеры, было так высоко, что он не достал до него, даже когда взобрался на стул.

У Смита на руках были почти все карты. Выражаясь точнее, у него была Анжелина и родители Рубена, не говоря уже о трупе, лежавшем без отпущения грехов в боковой часовне за стеной. Сам по себе труп, может быть, и не относился к козырям в этой колоде, но он свидетельствовал, что Смит мог быть в точности таким же безжалостным, каким казался. Рубен, с другой стороны, располагал тетрадью, половиной золотого круга и рассказом о корабле, который однажды отплыл из Африки. Проблема заключалась в том, чтобы точно знать, насколько именно это важно для Смита и почему. Рубен мог бы попытаться тянуть время, но существовала стопроцентная возможность, что это стоило бы жизни его матери, отцу и Анжелине.

Самым простым решением, на первый взгляд, было рассказать Смиту все, что он знал, сообщить, где спрятаны половина диска и тетрадь, и прийти утром на работу, чтобы получить свое послание от комиссара. К сожалению, за время своего знакомства со Смитом Рубен не увидел в нем ничего, что заставило бы его относиться с доверием к этому человеку. Он мог все рассказать Смиту, а Смит все равно мог убить их всех. Смит не являлся самостоятельным агентом. Он отвечал за свои действия перед людьми более могущественными, чем он сам. То, что он сделал с Коминским, они, без сомнения, с той же готовностью могут сделать с ним. Анжелина и Рубен знали слишком много, чтобы их можно было оставлять на свободе.

В половине третьего один из тяжеловесов зашел с обходом. Они поочередно заглядывали к нему каждые полчаса, каждый раз новое лицо, проверяли, все ли в порядке, и снова запирали дверь. Каждый, в свою очередь, упорно уклонялся от разговора, не отвечая даже на самые простые вопросы.

Рубен был голоден и отчаянно нуждался во сне, но не было ни еды, ни тепла, и настоящий сон не шел к нему. Раз или два он задремал на стуле, только чтобы проснуться с ноющей шеей и зазубренными крючками кошмара, засевшими в его мозгу. Раненые ступня и спина сильно болели. И он знал, что выхода нет.

В четыре часа он попросил чашку кофе или чая – чего угодно, что помогло бы ему согреться и не раскиснуть. Охранник лишь пожал плечами и вышел. Рубен ничего не получил. Снаружи где-то вдалеке завыла сирена, дробя монолитную тишину на маленькие кусочки. Они действительно были в городе. Но где именно?

Сначала он не обратил внимания на это царапанье. Оно доносилось сверху, от окна. Он повернулся и поднял голову. Лампа давала совсем немного света, и большая часть фанерного листа, закрывавшего окно, была скрыта тенью. Потом, когда он уже собирался отвернуться, его глаз уловил какое-то движение в нижнем углу окна, с левой стороны. Кто-то выдавливал гвозди из оконной рамы. Стекла не было, и Рубен ощутил легкий озноб, когда в тонкую щель проник холодный воздух. Раздался брякающий звук, и он увидел, как что-то упало с нижнего края окна на пол. Фанера легла на место. Он услышал звук за стеной, словно кто-то легко спрыгнул на землю. Затем – тишина, еще более тяжелая, чем прежде.

Дверь открылась, и вошел предыдущий охранник. Он держал на ремне МР5К, миниатюрный вариант МР5 без приклада. Этот автомат имел в длину чуть больше тридцати сантиметров, был почти вполовину короче МР5А2 и весил всего два килограмма. Но пули из него вылетали так же быстро и были так же убийственны.

• Предыдущая
• 51/97
• Следующая