Четвертая рука - Ирвинг Джон - Страница 42
- Предыдущая
- 42/79
- Следующая
—А что с вами вообще сейчас происходит? — вместо ответа спросил доктор Заяц. — Мне кажется, вы испытываете некий стресс. Это связано с работой? И как обстоят дела на личном фронте? Есть ли какие-нибудь перемены? Помнится, это вызывало у вас некоторую озабоченность — во всяком случае, вы сами мне так говорили. Но, так или иначе, вы должны знать: на состояние нервной системы влияет великое множество различных факторов, а значит, в действие вступают и те нервные окончания… которые были отрезаны!
— Но ведь я все чувствую так, словно они и не были отрезаны! — воскликнул Уоллингфорд.
— Именно это я и хочу сказать, — поддержал его доктор. — То, что вы чувствуете, у медиков именуется «парестезия» — осязательные галлюцинации, ложные ощущения, которые невозможно определить. Те нервы, которые заставляли вас чувствовать боль, в частности при прикосновении к чему-либо средним или указательным пальцами вашей левой руки, были ампутированы дважды: первый раз львиными клыками, а потом — моим скальпелем! Но перерезанные нервные волокна на конце культи все равно остались, как и миллионы других нервных окончаний, которые тоже куда-то ведут. И когда этот нервный узел получает сигнал — когда вы, скажем, касаетесь чего-то своей культей, или вспоминаете о чем-то, или же вам что-то такое снится, — то сигнал оказывается не менее ярким, чем раньше, когда рука была еще на месте. И ощущение, которое вроде бы исходит оттуда, где прежде была ваша левая кисть, регистрируется нервными волокнами и передается дальше, в мозг. Как и от здоровых пальцев. Я понятно объясняю?
— Да вроде бы, — пробормотал Уоллингфорд («Не очень-то!» — вот что следовало ответить!) и снова поглядел на свою культю: там опять принялись ползать и больно кусаться невидимые «муравьи». Патрик забыл сразу сообщить доктору Заяцу об этом ощущении, а теперь доктор не давал ему возможности вставить ни слова.
Но Заяц и сам догадался, что пациент не совсем удовлетворен его ответами, и предложил:
— Знаете что, если эти ощущения вас беспокоят, прилетайте-ка сюда. Остановитесь в хорошей гостинице, а утром я вас осмотрю.
— Утром? — удивился Патрик. — Но ведь завтра суббота! Мне бы не хотелось нарушать ваши планы…
— Ничего, я все равно никуда не собираюсь, — успокоил его доктор Заяц. — Нужно только найти кого-нибудь из охраны, чтобы нам входную дверь отперли. У меня такое уже случалось. А ключ от кабинета у меня свой.
Если честно, рука не настолько беспокоила Уол-лингфорда, чтобы лететь в Бостон, но делать ему в этот уик-энд было решительно нечего.
— Ну же, решайтесь! Садитесь на шаттл, и вперед, — настаивал Заяц. — А утром встретимся, и, надеюсь, мне удастся вас успокоить.
— В котором часу встречаемся? — спросил Уоллингфорд.
— В десять, — сказал Заяц. — Поезжайте в отель «Чарльз» — это в Кембридже, на Беннет-стрит, возле Харвард-сквер. Огромный гимнастический зал и бассейн.
Уоллингфорд сдался:
—Ладно. Сейчас попробую забронировать номер.
— Я сам закажу вам номер, — сказал Заяц. — Меня там хорошо знают, да и у Ирмы — членская карточка их «Клуба здоровья».
«Ирма, — подумал Уоллингфорд, — видимо, его жена, та самая особа с довольно противным голосом».
— Спасибо…
И это было последнее, что Уоллингфорд успел сказать доктору: послышались веселые вопли Руди, цокот собачьих когтей, злобное рычание и удары тяжелого мяча. «Только не надо мне на живот!» — закричала Ирма так пронзительно, что Патрик даже удивился: чего это не надо ей на живот? Откуда ему было знать, что Ирма беременна и, мало того, ждет двойню. Хотя рожать ей предстояло не раньше середины сентября, она уже так раздалась, что стала шире самой широкой птичьей клетки в доме у Заяца. Неудивительно, что она опасалась за свой живот.
Патрик попрощался с коллегами; он никогда не уходил из редакции последним. И сегодня тоже не хотел задерживаться. В холле у лифтов его поджидала Мэри. Она подслушивала, когда он разговаривал по телефону, и совсем запуталась. Лицо у нее было зареванное.
— Кто это? — выпалила она.
— Ты о ком? — спросил Уоллингфорд.
— Она, наверно, замужем, раз вы встречаетесь утром в субботу?
— Мэри, ради бога…
— Ну а чьи же планы на уик-энд тебе не хотелось бы нарушать, а? — ехидно спросила Мэри. — Теперь, значит, это так называется!
— Мэри, я еду в Бостон, чтобы показать руку своему хирургу.
— Один?
— Да, один.
— Возьми меня с собой, — попросила она. — Ну, возьми! Раз ты едешь один, а? В конце концов, сколько у тебя займет визит к врачу? А все остальное время мы могли бы провести вместе!
И тогда он решился — хотя риск был огромный — сказать ей все.
— Мэри, я не могу взять тебя с собой. И не хочу, чтобы ты родила мне ребенка. Пойми,у меня уже есть ребенок, и я, к сожалению, слишком редко его вижу. Мне не нужен еще один ребенок, с которым я буду встречаться от случая к случаю — когда разрешат.
— Ох! — выдохнула Мэри, словно он ее ударил. — Все ясно. Да, теперь мне все ясно, Пат, хотя тебя иногдабывает довольно трудно понять. Очень мило с твоейстороны, что ты наконец мне все объяснил. — Мне очень жаль, Мэри…
— Это ведь ребенок той самой Клаузен, верно? И на самом деле отец этого ребенка — ты. Так, Пат, я права?
— Да, — ответил Патрик. — Ты права. Только никому больше об этом не говори. И, пожалуйста, Мэри, не превращай это в сенсационное сообщение для вечерних новостей.
Он видел, как сильно она разозлилась. Из-за работающего кондиционера в холле было прохладно, даже холодно, но Мэри просто заледенела.
— Кто я такая, по-твоему? Ты за кого меня принимаешь?
— Ты одна из нас, — только и сумел вымолвить Уоллингфорд и исчез за дверями лифта.
Но все уже успел заметить, как Мэри принялась быстро-быстро ходить по холлу, крест-накрест обхватив себя руками. На ней была светло-коричневая летняя юбка и шерстяная кофточка персикового цвета, застегнутая лишь на одну пуговку под горлом, остальные пуговицы застегнуты не были («средство для борьбы с кондиционерами» — так называла эти шерстяные кофточки одна из сотрудниц их редакции), — а под ней белая шелковистая маечка с довольно большим вырезом. У Мэри была длинная красивая шея, очаровательная фигурка и нежная гладкая кожа, но Патрику особенно нравился ее рот — до того нравился, что Патрик невольно задавался вопросом, стоит ли так упорно отказываться спать с нею.
В аэропорту «Ла Гуардиа» его внесли в лист ожидания на ближайший шаттл в Бостон; место для него нашлось только на втором рейсе. В Бостоне уже темнело, когда самолет приземлился в аэропорту «Логан»; над заливом висел легкий туман или смог.
Впоследствии Уоллингфорд не раз думал, что примерно в это же время Джон Ф. Кеннеди-младший пытался посадить свой самолет на острове Мартас-Винъярд, который не так уж и далеко от Бостона. Точнее, юный Кеннеди пытался разглядеть Мартас-Виньярд в том самом тумане или смоге.
Уоллингфорд зарегистрировался в отеле «Чарльз» еще до десяти вечера и тут же отправился в гостиничный бассейн, где полчаса с наслаждением плавал в полном одиночестве. Он бы и еще поплавал, но в половине одиннадцатого бассейн закрывался. Уоллингфорд — отлично управляясь единственной здоровой рукой — то с удовольствием ложился на спину, то легко и быстро пересекал бассейн. В согласии со своей натурой он отлично держался на плаву.
После бассейна Патрик собирался переодеться и немного погулять по Харвард-сквер. Летняя сессия еще не закончилась — там наверняка гуляют студентки, на которых можно поглазеть, вспоминая о бездарно потраченной юности… А может, удастся найти какое-нибудь приличное заведение и поужинать с бутылочкой хорошего вина. И еще ему хотелось отыскать в одном из многочисленных книжных магазинчиков на площади какое-нибудь завлекательное чтиво, более пригодное для столь позднего часа, чем книга, захваченная им из дома, — биография Байрона толщиной с добрый кирпич. Однако его разморило от жары, он чувствовал ее даже в такси, когда ехал из аэропорта. Вернувшись после бассейна в номер, он стянул с себя мокрые плавки и рухнул на постель; думал просто полежать пару минут с закрытыми глазами, но проспал целый час — настолько устал. Проснулся он от холода: кондиционер был направлен прямо на него. Накинув махровый халат, Патрик ознакомился с меню и заказал себе еду в номер. Хватит обыкновенного гамбургера и банки пива, решил он. Выходить из отеля совершенно расхотелось.
- Предыдущая
- 42/79
- Следующая
