Леди декабря - Ипатова Наталия Борисовна - Страница 17

• Предыдущая
• 17/19
• Следующая

Получив наследство от Августа и Сентября и живя практически в свое удовольствие, этот был самым богатым духом. В глубине просторного парка нас ожидал двухэтажный кремовый особняк с белыми лестницами и колоннами по фасаду, из его высоких окон открывался вид на землю, не опоганенную урожаем. Все было убрано и продано, нивы обезлюдели, скот переведен в теплые стойла, над крышами в прозрачном высоком небе курились дымки. Наступало отдохновение от страдных хлопот. Варили эль.

Вообще, в этом что-то было. Находясь рядом с ним, я чувствовал бодрость отдохнувшего человека и вместе с тем какую-то смутную тоску, не чувство, а скорее оттенок чувства, предвещавший долгое праздное уныние зимы. Я пил с ним пиво, обгладывал цыплячью ножку, разглядывал его гордо выпяченный живот, слушал монотонное помещичье «мои амбары, мои собаки, мои стада…» и далее, все с тем же притяжательным местоимением. Мне казалось, что октябрь лучше проходить одному. Тем более, что именно сейчас я явственно ощутил, как оказался вдруг близок конец моего приключения. Еще одна попутная встреча в ноябре, а там — Норна. Что она из себя представляет, и что имеет ко мне? Какой ей был смысл в моем путешествии? Вернет она меня к моим проблемам, или пустит в новый круг? И если так, если я превращусь в своего рода Летучего Голландца, бестолково слоняющегося по циклу, будут ли мои новые знакомые все так же ко мне благосклонны? В какую-то минуту я испытал сильнейшее искушение сбагрить свои Внутренние беды тем, кому не повезло, вернуться в июнь и затеряться в толпе. Может, на этот раз Имант позволит. Ведь остаются! Да хоть бы и в том же октябре! Ходил бы с ним на охоту.

Идея показалась блестящей… но все же что-то в ней было не так. Наверное, я психологически не приспособлен к отсутствию трудностей. Я не умею без них жить. Я их сам себе сделаю, если испытаю в них нужду. Вот и сейчас, представив себе пляжную вечность, я внутренне содрогнулся. Не хочу! То есть хочу, но в своих рамках, не более того. Хотя бы в своей собственной жизни, могу я стать главным героем? Вся разница, фигурально выражаясь, в том, вращается ли время вокруг тебя, или же ты, свесив ножки, понуро едешь вокруг его оси. Вся система неожиданно представилась мне в виде грампластинки, этакого глянцевого диска-гиганта, на котором сам я выглядел как клопик, которого по прихоти Леди Декабря сняли с центрального штырька и поместили едва ли не на самый обод. Клопик еще трепыхался, куда-то полз, испытывал центробежные и центростремительные тенденции, кориолисова сила рвала почву у него из-под ног. Устанет, потеряет надежду, остановится, и понесет его карусель по замкнутому кругу…

Словом, крепок эль у Октобера. Помещик и не заметил моих раздумий, разглагольствуя о прелестях своей поры. И рот закрыл, не обидевшись, остановившись на произвольном месте, когда я решительно поднялся на ноги.

— Ключ бы… — заикнулся я.

Он махнул рукой.

— Иди!

Но как же? Это было по меньшей мере некрасиво с его стороны. Я представил себе свои грядущие блуждания по хмурому примороженному месяцу, а был я, как вы помните, в джинсах, переменился, должно быть, в лице, пошатнулся на пороге, оступился… Падая с высокого крыльца я, помнится, был озабочен только нарушением правил игры: как же так, ведь до сих пор наличие Ключа в виде какого-то осязаемого, связанного с сезоном предмета было необходимым условием Перехода… И озарение пришло в тот долгий миг, когда я ожидал болезненного удара оземь. Ключ у меня был. То есть, он был во мне. Пресловутый октябрьский эль!

Удара не последовало, но мир вокруг слился в сплошные мелькающие полосы. Либо я мчался куда-то с невероятной скоростью, либо… Оказалось — либо. Немного очухавшись, я обнаружил себя с боязливо поджатыми ногами на вращающемся стуле, помалу замедлявшем движение. Восстановив дыхание, я опустил ноги на пол и осмелился оглядеться.

На этот раз я угодил в помещение, и был этому рад. На улице становилось неуютно. Окружающая обстановка одновременно и успокоила меня своей обыденностью… и насторожила по той же самой причине. До сих пор все было очень экзотично, и такой резкий возврат к реальности вновь выбил меня из укатанной колеи. Это было чревато очередной сменой линии поведения. Вытянув шею, я огляделся.

Я находился в просторной комнате без окон, залитой искусственным белым светом, не дававшим теней. Стены отделаны светлым огнеупорным пластиком, кругом — черная офисная мебель, на столике с выдвижной полочкой под клавиатуру — «Pentium».

Тут я немного съежился, обнаружив, что не один я здесь любопытничаю. Почти невидимый из-за монитора, на меня с ни о чем не говорящей улыбкой глазел тип неопределенных возраста и наружности. Более всего, надобно сказать, походил он на белую мышь, тощую, но исполненную сознания собственной исключительности. Он был маленький, белесый, и помаргивал из-под бесцветных бровей круглыми глазками без ресниц. А нижняя часть лица у него жила своей жизнью: неожиданно большой тонкогубый рот играл выразительной улыбкой, обнажая крупные, тесно посаженые зубы. Вид у него был ехидный и себе на уме. В отличие от прочих духов, очевидной доброжелательности он не проявлял. Подвижные пальцы, привыкшие бегать по клавиатуре, ни на секунду не оставались в покое, поглаживая то клавиши, то колонки 15-дюймового ViewSonic'а. Не самый крутой комп, но… хор-роший! Но вот чего никак и никогда не подозревал, так это того, что Ноябрь обретается в облике старомодного бухгалтера. Он был в мешковатом деловом костюме, в черной водолазке под ним, и в сатиновых нарукавниках едва не до самых плеч, и выглядел сущим змеем.

— Добрался-таки? — спросил «змей». — Ну, давай знакомиться. Я Манфред.

— Дмитрий… — заикнулся я.

— Это я знаю. — Он вновь положил худые белые лапки на клавиатуру. — Вы у меня здесь целиком.

— Ну уж! — фыркнул я ему в лицо.

— Сомневаетесь вы совершенно напрасно, — заявил он со своей взбесившей меня донельзя улыбочкой. — Все должно быть учтено, зафиксировано, передано в соответствующие инстанции, где и подвергнуто соответствующей статистической и аналитической обработке.

— Цыплят по осени считают?

— Вроде того. А вы ждали мойру с золотым пером, и парочку других — с прялкой и ножницами?

Он не глядя вставил в дисковод тефлоновый флоппи-диск на 3, 5 дюйма, проделал парочку стандартных манипуляций и вновь одарил меня ухмылкой. Я себе так черта представляю.

— Вам разве привыкать? — чисто риторически поинтересовался он.

Я мотнул головой. В самом деле, бывшему советскому гражданину, которого долго просвещали насчет ужасов «мрачной эпохи», внимание разного рода спецслужб к его скромной персоне кажется по меньшей мере рядовым и не заслуживающим особого упоминания явлением.

— А какой смысл? — в свою очередь спросил его я. — Выдернули меня из родной реальности, запустили в действие новый причинно-следственный ряд, еще, пожалуй, и энергию потратили. А зачем? Я не спасал миров… и вообще, в сущности, ничего не делал. Никаких глобальных уроков для себя не вынес. Так, картинки посмотрел.

Бес ноября извлек дискету из щели и поставил локти на стол.

— Зачем, говорите? А представляете ли вы, насколько скользок этот вопрос, и насколько ни к чему не обязывающий ответ вы на него получите? Простой, но емкий пример. Зачем человек пишет книгу? Оставляя в стороне меркантильные соображения.

— Затем, что ему, наверное, хочется с кем-то поговорить.

— А зачем?

— У него есть какая-то мысль, и он желал бы ее упорядочить и поделиться ею.

— Но зачем?!

— Затем, что он не сможет без этого жить.

— А зачем, если уж на то пошло?

— То есть — жить зачем?

— Ну да.

Я старательно наморщил лоб: очень уж не хотелось в грязь лицом.

— Ну, не касаясь этики и теологии, лишь провоцирующих очередное циничное «зачем», хотя бы из элементарного закона сохранения энергии. Жизнь дана! Искорку в тебе зажгли, так пользуйся, грейся, свети…

• Предыдущая
• 17/19
• Следующая