Конкистадоры. История испанских завоеваний XV–XVI веков - Иннес Хэммонд - Страница 55

• Предыдущая
• 55/79
• Следующая

Получив наконец текст условия, подписанный матерью Карла Хуаной Безумной, Писарро немедленно отправился в Трухильо. Для него было очень естественно похвалиться своими успехами в родном городе. Незаконнорожденный найденыш, выросший при стаде свиней, он стал теперь рыцарем военного ордена Сантьяго с правом добавить к гербу рода Писарро изображение индейского города, стоящего на якоре корабля и ламы. С другой, более практической, стороны, он ожидал, что пастбищные высокогорья Эстремадуры, давшие колониям многих самых стойких поселенцев, могут и далее поставлять рекрутов. Однако Эстремадура уже лишилась своих наиболее предприимчивых жителей. К нему присоединилось всего несколько человек, причем в их числе четверо родственников Писарро – Франсиско Мартин де Алькантара, сводный брат, и трое братьев Писарро – Гонсало, Хуан и Эрнандо – «все бедные и настолько же горды, насколько бедны». Единственным законным сыном из троих был только Эрнандо. Этому человеку, отчаянному, надменному, горячего и гордого нрава, но полностью лишенному жалости, суждено было стать наводящей ужас правой рукой Писарро.

Писарро испытывал недостаток не только в людях. С огромным трудом собирались деньги. Богатым так же не хотелось рисковать своими деньгами в таком рискованном предприятии, как бедным – своими жизнями. Совершенно неясно, помог ли ему на самом деле Кортес. Он, как известно, был в это время в Испании, пытаясь получить полное признание своих заслуг от не слишком благодарного правительства и уладить многочисленные несправедливости, возникающие в процессе любых завоевательных действий. Всего за три недели до того, как Писарро получил подписанные условия, Кортес был наконец утвержден губернатором и капитан-генералом Новой Испании и ему дарован был титул маркиза дель Валье. Он, должно быть, встречался с Писарро при дворе. Конечно, он знал о его открытиях. Однако нет оснований считать, что даже в этот момент, когда он ощущал себя и богатым, и могущественным, он готов был оказать помощь человеку, готовящему подобное же предприятие, даже человеку из своей родной провинции. Писарро мог, в конце концов, стать его соперником в погоне за вниманием двора.

Через шесть месяцев, потраченных на подготовку, у Писарро было три судна в Севилье и несколько менее обусловленных ста пятидесяти человек. Предупрежденный о намерении Совета по делам Индий провести проверку пригодности судов к морскому плаванию, он поторопился с отплытием. Он проскользнул вниз по реке и вышел в море на одном из кораблей через бар при Санлукаре-де-Баррамеда, оставив Эрнандо с двумя остальными кораблями следовать за ним. Таким образом, при проверке Эрнандо мог утверждать, что все недостачи, особенно в людях, объясняются тем, что они уже успели отплыть на первом судне. Флотилия собралась воедино в Гомере, в архипелаге Канарских островов и оттуда проследовала в Номбре-де-Диос. Именно здесь к Писарро присоединились двое его компаньонов. Писарро пришлось объяснять Альмагро, почему не удалось добиться его назначения вместе с ним на посты губернатора и главы полиции. Альмагро должен был знать, что испанская администрация не склонна таким образом делить командование, – все давно убедились, что подобное разделение фатально для успеха любого предприятия. И хотя Альмагро принял в конце концов ситуацию, сделав хорошую мину, он тем не менее затаил обиду, да и поведение Эрнандо не помогало делу – тот вовсе не проявлял уважения к стареющему ветерану с обезображенным лицом и медлительными движениями. Таким образом, трое главных действующих лиц с самого начала оказались не в самых хороших отношениях между собой.

Писарро отплыл из Испании в январе 1530 года. Наступил январь 1531 года, прежде чем экспедиция наконец покинула Панаму – три судна, два больших и одно маленькое, сто восемьдесят человек, двадцать семь лошадей, оружие, снаряжение и припасы. Даже силы, оговоренные в подписанных условиях, были недостаточны для завоевания империи, протянувшейся на две тысячи морских миль на юг от Кабо-Бланке, территория которой включала в себя одну из величайших горных цепей мира и распространялась внутрь материка до дождевых лесов Амазонки. Но у Писарро для выполнения даже этого совершенно недостаточного условия не хватало семи десятков человек. Он не мог не сознавать сложности стоявших перед ним задач, зная, что вся громадная территория империи инков пронизана военными дорогами, изобилует сильными крепостями с большими гарнизонами и живет в абсолютном подчинении воле единоличного правителя, и трудно объяснить, что же гнало его вперед, как он мог верить, что победа возможна. Был ли он настолько недалек, настолько лишен воображения, что просто не мог охватить разумом всю невозможность выполнения этой гигантской задачи? Ему должны были противостоять не только люди, но и сам фантастический ландшафт этой страны. Неужели он был настолько ослеплен гордостью, настолько был охвачен жаждой золота и власти, что отказывался видеть, что все обстоятельства против него? Сейчас никто не может ответить на эти вопросы. Вероятно, на него действовали все перечисленные причины и, кроме того, осознание своей миссии, то же рвение крестоносца, которое гнало вперед и Кортеса. Все письма Кортеса к императору уже были опубликованы, и хотя Писарро не мог прочитать их самостоятельно, но, будучи в Испании, он должен был слышать историю завоевания Мексики во всех подробностях. Возможно, он слышал ее непосредственно от самого Кортеса. В своей гордыне и новообретенном социальном статусе он, вероятно, убедил себя, что то, что смог совершить один уроженец Эстремадуры, другой вполне может повторить. Возможно, здесь сыграл свою роль и возраст Писарро – ощущение уходящего времени и мысли о том, что терять ему нечего; невероятно, но ему было уже почти шестьдесят, когда он пустился в эту третью и последнюю экспедицию.

Однако нет никаких оснований проводить параллели между Кортесом и Писарро. Писарро не был ни дипломатом, ни великим военачальником. Единственными их общими чертами можно считать храбрость и целеустремленность высшей пробы. Вот, к примеру, первый поступок Писарро в качестве начальника новой экспедиции. Руис планировал плыть прямо в Тумбес, вероятно, морским, удаленным от суши путем; однако внезапные шквалы, встречные ветры и течения вынудили его после тринадцати дней похода зайти в бухту Сан-Матео.

Суда находились все еще на 1° севернее экватора, а Тумбес – почти в трехстах пятидесяти милях, и все же Писарро высаживает своих людей и начинает пеший марш на юг. Суда при этом идут с той же скоростью вдоль берега. После тринадцати дней скученного существования на трех маленьких суденышках, пытающихся пробиться против ветра при ненастной погоде, настроение в его войске, без сомнения, существенно упало. Кортес в подобной ситуации высадил бы своих людей на берег, позволил бы им размять слегка мускулы, вбил бы в их головы немного дисциплины, а затем посадил снова на корабли и продолжил путь к намеченной цели. Он, безусловно, не стал бы демонстрировать свои истинные намерения неспровоцированной атакой на небольшой городок. После трудного перехода через разлившиеся реки района Коаке Писарро позволил своим людям взять штурмом и разграбить незащищенный городок. Испанцам повезло, им досталось некоторое количество золота и серебра стоимостью в 20 000 песо, большая часть в виде примитивных украшений. Достались им также изумруды, но только Писарро и еще несколько человек, включая доминиканца, фрея Реджинальдо де Педрасу, оценили их реальную стоимость. Эта небольшая сиюминутная выгода стоила Писарро дружелюбия местных жителей и надежды застать неприятеля врасплох. Он отослал сокровища в Панаму на своих кораблях, надеясь, что столь скорый успех воодушевит людей присоединиться к нему, а сам продолжил свой марш на юг.

Встреченные далее деревни оказались покинутыми, без людей и имущества. Как и в Новой Испании, войско Писарро носило защитные доспехи из стеганого хлопка, а всадники-кабальеро – стальные доспехи. Стояла ужасающая жара; солдаты, измученные тропическими ливнями и тучами насекомых, страдали от нарывов. Люди падали в обморок прямо на ходу, многие умирали; начало кампании оказалось совершенно бессмысленным, что мог бы понять любой военачальник. Тот факт, что испанцы смогли достичь залива Гуаякиль, многое говорит о выносливости и закалке испанской пехоты. Пуна показалась вполне подходящим местом для организации базы. Ее воинственные обитатели враждовали с Тумбесом, лежавшим всего в тридцати милях, за высокой южной оконечностью острова. После предварительно проведенных переговоров с изъявлением дружеских намерений все войско Писарро было переправлено на остров на бальсовых плотах. Здесь, на этом большом лесистом острове, в безопасности от внезапных атак, Писарро организовал лагерь и стал ждать подкреплений. Во время марша на юг к нему уже успели присоединиться два корабля, один с королевским казначеем и чиновниками администрации, опоздавшими присоединиться к экспедиции в Севилье, другой с тридцатью солдатами под командой капитана по имени Беналькасар.

• Предыдущая
• 55/79
• Следующая