Конкистадоры. История испанских завоеваний XV–XVI веков - Иннес Хэммонд - Страница 47

• Предыдущая
• 47/79
• Следующая

Кортес утверждает, что неоднократно пытался побудить мешиков к сдаче и прилагал все силы, чтобы удержать своих индейских союзников от грабежа и бессмысленных убийств. Наступление быстро превращалось в резню. В одном из столкновений мешики потеряли убитыми двенадцать тысяч, в другом – сорок тысяч человек. Семь восьмых территории города оказалось в руках захватчиков, «которые не оставили им места даже стоять, кроме как на телах их собственных убитых», и «наши союзники обращались с врагом в высшей степени жестоко, ибо они ни за что не пощадили бы ни одной жизни». В каждой части города, которую захватывали испанцы, они обнаруживали дома и частоколы полными голов и трупов. «Мы не могли пройти, – пишет Берналь Диас, – не наступив на тела и головы мертвых индейцев».

Мешики еще дважды пытались прозондировать пог чву к примирению, но либо они хотели только выиграть время для подготовки оборонительных укреплений, либо каждый раз наталкивались на непреодолимое упрямство жрецов. Кортес, на которого произвели впечатление перенесенные ими страдания, также выдвигал предложения, которые последовательно отвергались. Конец наступил внезапно, 13 августа 1521 года, когда Кортес повел своих солдат в решительную атаку на небольшой участок города, где собрались уцелевшие мешики. В тот день их погибло более пятнадцати тысяч. Куаутемок и остатки его армии бросились к каноэ. Каноэ Куаутемока было легко узнаваемо благодаря отделке, подобающей главе государства, и короля захватила в плен одна из бригантин.

Так закончилась эпическая оборона Мехико. Целых два месяца ацтеки отбивали атаки более чем ста пятидесяти тысяч воинов их собственной расы; они бестрепетно встретили новые военные орудия, привезенные захватчиками, – пушки, корабли, мушкеты, сталь и сверхъестественную мощь закованной в латы кавалерии. Они не испугались голода, жажды и болезней. Берналь Диас приводит ужасающее описание условий в квартале города, захваченном во время последнего штурма:

«Мы обнаружили дома, полные трупов, и в них некоторых еще живых мешиков, не способных выйти оттуда. Их экскременты подобны были тем, которые испускает тощая свинья, которую кормили одной только травой. Город выглядел так, будто его пропахали. Корни каждого съедобного растения были выкопаны, сварены и съедены, они использовали даже кору некоторых деревьев… долгое время не рождались живые дети, так они страдали от голода и жажды и бесконечных сражений».

Все же, хотя мешики ели плоть убитых ими или захваченных в плен врагов, они не ели своих мертвых. Положение их было настолько отчаянным, что Куаутемок попросил позволения вывести всех своих людей на материк. «Полных три дня и ночи неубывающим потоком они выходили, и все три дамбы были забиты мужчинами, женщинами и детьми такими тощими, болезненными, грязными и вонючими, что жалко было смотреть на них».

После девяноста трех дней постоянных сражений и шума войны на город опустилась неестественная тишина. Кортес отозвал свои войска на прежние позиции, подальше от густого запаха гниющей плоти и опасности инфекционных заболеваний. В эту же ночь старые боги, кажется, также бежали прочь. Шел сильный дождь, черная влажная тьма разрывалась молниями, а тишина – величественными раскатами грома, как будто в барабан богов войны, тысячекратно усиленный, били в последний раз. Кортес и его капитаны в это время праздновали победу.

Наутро началась работа по расчистке города. День и ночь горели огни, особенно в северном квартале Тлателолько, где трупы лежали грудами. Кортес уже не нуждался в своих индейских союзниках. Был проведен парад, произнесены речи, произошел обмен подарками – и они зашагали прочь, нагруженные добычей и пленниками-рабами. К этому моменту индейских воинов насчитывалось двести тысяч. Затем Кортес провел парад своей армии; отслужили благодарственную службу. Ведомые братом Бартоломе, со статуей Пресвятой Девы и следовавшими за ней порванными знаменами Кастилии, пронесенными через множество кровавых сражений, испанцы спокойно и мирно шагали к причастию.

Однако главенствующей мыслью в головах почти всех испанцев было желание узнать, что же произошло с тем золотом, которое они потеряли в ночь бегства из Мехико, и еще большим его количеством, оставленным в покоях дворца Ашайакатля. В городе они не обнаружили даже следа этих сокровищ, и лишь на мертвецах им удалось собрать множество золотых пряжек, султанов и других чудесных изделий из перьев. Считая и найденное в домах, стоимость добычи составила 130 000 песо – очень немного по сравнению с тем, что было брошено. Куаутемока неоднократно допрашивали, так же как его вождей. Они объясняли, что сокровища были постепенно перевезены в каноэ в приозерные города и дальше. Не получив утоления своей жажды золота, армия начала обвинять Кортеса в сокрытии и присвоении сокровищ. Такое обвинение нацарапано даже на беленых стенах его резиденции в Койоакане. Под давлением своих людей, а также казначея Альдерете Кортес дал разрешение подвергнуть Куаутемока и касика Такубы пытке, и их ноги были «поставлены на огонь». Все, чего удалось добиться от короля мешиков, – это заявления, что большая часть золота была брошена в озеро. После многократного ныряния отыскали несколько изделий, а в пруду дворцового сада обнаружили большое золотое колесо-календарь.

Королевская пятая часть вместе с тщательно отобранными образцами драгоценностей наилучшей работы была отправлена в Испанию тремя каравеллами, покинувшими наконец Вера-Крус в декабре 1522 года. Фонсека рассчитывал перехватить сокровища по прибытии их в Испанию. Вместо этого корабли были атакованы французским приватиром[31], который доставил содержимое их трюмов своему королю, Франциску I. Событие это оказалось одной из необычайных прихотей судьбы, ибо сокровища приобрели в руках французского короля гораздо большее влияние и значительно помогли дальнейшему продвижению дела Кортеса при дворе императора Карла.

Кортес теперь являлся единоличным правителем значительной части Центральной Америки, протянувшейся от Вера-Круса на запад через горы на плодородные вулканические возвышенности центрального озерного края. Размеры его владений почти сразу же удвоились путем заключения союза с королем Мичоакана. Земли этого индейского короля простирались до самого Западного побережья, и их присоединение предоставило Кортесу доступ к Тихому океану, известному в то время как Южное море. Несмотря на то что его территориальные завоевания теперь намного превосходили владения островных вице-королей Кубы и Ямайки, положение его по-прежнему основывалось исключительно на военной силе и не имело законной базы; в результате старый враг Кортеса, Фонсека, смог направить Кристобаля де Тапиа в качестве представителя императора для надзора за завоеванной территорией в интересах короны. Это оказалось еще более неудачным выбором, чем Нарваэс, – этот человек был не только слаб, но и корыстен, к тому же не опирался ни на какую силу.

Кортес в ответ выдвинул законный аргумент, который уже использовал прежде, – что он является избранным капитан-генералом надлежащим образом оформленного испанского поселения. Он подкрепил это утверждение личным подкупом; на этом все и кончилось. Слава его завоеваний, подкрепленная его донесениями императору и весом золота, отосланного им из Вера-Круса, наконец принесла плоды. 15 октября 1522 года он получил два письма от императора, окончательно закрепившие его положение. Кортес законным образом назначался губернатором и капитан-генералом Новой Испании. Теперь его положение стало неоспоримым.

Уже после этого назначения Гарай, действуя вопреки приказам из Испании, снова попытался высадиться в районе реки Пануко. Практически полностью повторилась история разгрома Нарваэса, и в конце концов Кортес принял Гарая в Мехико как король; их давнишняя ссора была формально заглажена, и они вместе посетили мессу. Произошло это в канун Рождества 1523 года. Гарай подхватил пневмонию – Гомара пишет, что он умер двумя неделями позже. Враги обвиняли Кортеса в убийстве Гарая, однако поскольку тот несколько лет прожил на Ямайке и приехал непосредственно с тропического побережья на высоту в 7000 футов на плато Мехико, вряд ли может показаться странным, если он и вправду подхватил пневмонию.

• Предыдущая
• 47/79
• Следующая