На пути к войне - Ингрид Чарльз - Страница 56

• Предыдущая
• 56/61
• Следующая

Кативар знал, что врачи смеются не над ним, однако на его лице выступил румянец, и он подумал о мести. Это не пристало священнику, тут же упрекнул он себя, глядя на Ринди.

Он чувствовал, как бахдар старого Прелата растекается по комнате — не запертая внутри, не защищенная сила покидала Ринди, как в то время, когда он взывал к Заблудшим. Вероятно, бессознательно он все еще обращался к ним, пытаясь спасти чоя от самих себя — слишком слепых, чтобы видеть свое грядущее уничтожение. Последние семь лет Кативар служил Прелату, был его правой рукой, секретарем, помощником и даже слугой, но он никогда не чувствовал бахдар так явственно, как сейчас.

Сила бахдара угрожала ему и одновременно позволяла окрепнуть его решению. Ни один чоя по случайности рождения не должен быть одарен в миллионы раз сильнее других. Ни одному чоя не позволено править благодаря этому дару. Равенство было единственным ответом, и Кативар решительнее, чем когда-либо, стремился достигнуть его. Но что он сможет, если чоя из Домов, обладающие талантом, подобным таланту Риндалана, встанут на его пути? Он стал Прелатом только потому, что обладал кое-какими талантами, к тому же ему повезло при прохождении тестов, но он не мог надеяться противостоять другим. Он дотронулся до рукава, проверяя, на месте ли крохотный сосуд с рахлом, который всегда носил с собой. Это была его единственная надежда.

Если Витерна из Небесного дома отзовет свой патент на очистку воды, на всей планете поднимется суматоха, все округа будут зависимыми и покорными его замыслу. Ему надо только продолжать испытания препарата и терпеливо ждать.

Но какое преимущество он получит, если Риндалан умрет прямо сейчас, оставив его Верховным прелатом Звездного дома! Он получит доступ к архивам Дома и к той силе, которую он надеялся извести. Надо только ждать, чтобы природа взяла свое, ибо очевидно: хотя дух Риндалана еще силен, его плоть слишком немощна. Сосуд может оказаться слишком старым, чтобы удержать в себе влагу.

Ринди пошевелился. Несмотря на поддерживающие его подушки, он запрокинул голову. Веки Прелата задрожали, будто он пытался открыть глаза.

— Воды, — прошептал он.

Не раздумывая, Кативар взял кувшин со стола, налил в стакан воды и замер. Каковы шансы Риндалана на выздоровление, если он лишился даже бахдара?

Осторожно, чтобы наблюдательные камеры не уловили ев Движение, он вытащил сосуд из рукава и вылил его содержимое в стакан. Доза была не сливам большой, однако ее можно было выявить в тканях трупа, хотя если Ринди проживет еще час-другой, все следы яда в его организме исчезнут. Он покачал стакан в руке, чтобы размешать жидкость, а затем подошел к Прелату.

Ринди бессознательно приподнялся — достаточно, чтобы осушить стакан. Проглотив жидкость, он откинулся на своем ложе; его роговой гребень казался неестественно громадным, тонкие пряди седых волос разметались, черты лица заострились. Кативар выбросил стакан в бак для отходов и вновь подступил поближе, наблюдая, как действует яд.

Глубокие морщины, прорезавшие лицо старца, начали разглаживаться, как только интоксикация рахла вывела его из полуобморочного состояния. Резкие движения смягчились. Удовлетворенный Кативар успел сменить одежду и принять душ, впрочем, так и не избавившись от едкого запаха дыма и пепла, когда Ринди заговорил.

Возле него не установили прибор, фиксирующий речь — все, сказанное Прелатом в бреду, считалось нерачительным. Медицинская аппаратура, находящаяся рядом, отмечала жизненно важные свидетельства его состояния и не давала представления о речи. Кативар остановился, удивляясь воздействию рахла, и прислушался.

— Палатон? — Ринди поднял руку, и его брови изогнулись, как будто он силился проснуться. Его глаза были открыты, но устремлены мимо лица Кативара. — Палатон, это ты?

— Да, — ответил Кативар. Он подошел ближе и протянул руку, в которую с силой вцепился Прелат.

— Я сделал глупость.

— Не беспокойся, — произнес Кативар. — Отдохни.

Риндалан попытался покачать головой и не смог. Его невидящие глаза устремились на Кативара.

— Я так устал…

— Тогда спи.

— Боюсь, от этого сна мне уже не проснуться. Палатон, я должен что-то сказать тебе.

Кативар хотел возразить, но замолчал на полуслове и крепче сжал руку старика.

— Что, Ринди?

— Я не уйду, ничего не сообщив тебе, как сделала твоя мать. Ты меня не помнишь… но я проводил испытания, когда ты был еще ребенком. Ты был самым маленьким кандидатом, который когда-либо проходил испытания — на этом настоял твой дед.

Кативар знал деда Палатона, Волана, властного чоя из Звездного дома, который довел семью до разорения — его уже давно поддерживала только работа тезаров. Раннее тестирование было в обычаях у этого чоя.

Ринди помолчал, облизнул губы и продолжал:

— Я выяснил, что у тебя нет отца. Твоя мать отказалась назвать его имя. Твой дед опасался загрязнения генетического кода, но ты прошел испытания с легкостью. Однако Волан узнал, что я и священник Земного дома, работающий со мной, выявили чужие гены, не присущие вашему дому. Ты — потомок четвертого Дома, Палатон, уничтоженного Дома. Ты унаследовал все особенности чоя этого Дома. Землянин-священник подтвердил это. Мы поклялись хранить тайну, он и я. Твой дед не осмелился коснуться меня, но того священника вскоре убил. Да, пытаясь защитить себя, он решил во всем признаться. Родства с Огненным домом очень боялись, и не без причины. Ты должен познать самого себя, Палатон, суметь защититься. Они не отстанут от тебя, пока не убьют… — Ринди задохнулся.

Кативар взглянул на экран. Он показывал участившийся, беспорядочный пульс.

— Я запомню это, Ринди.

— Будь осторожен, Палатон. Прости, что я ничего не сказал тебе раньше, — глаза Ринди закрылись, пальцы в руке Кативара ослабли.

Кативар постоял у ложа, но, по-видимому, старый чоя погрузился в сон. На экране по-прежнему вычерчивалась неровная, смазанная линия пульса.

Кативар улыбнулся. Пока он ненадолго отлучится, все будет кончено.

Размышляя, какие выгоды можно извлечь из неожиданного признания, Кативар покинул комнату.

— Палатон, не бросай меня! — закричал Рэнд, падая в пропасть. Его сердце колотилось, дыхание остро обжигало легкие. Он понял, что бесконечное падение не кончится и после его смерти, и сжался в отчаянии.

Он понимал, что они расстаются, что Палатон не может догнать его в падении. Казалось, что-то внутри рвется — через раскрытый в крике рот, через все поры кожи, глаза — искрами вылетая наружу, и это нечто — загадочное вещество, поддерживающее его жизнь.

Рэнд понимал, что ему придется отдать это нечто. Но он ничего не мог поделать с собой — он хватался за него руками, пытаясь удержать, отдалить неизбежное. Сердце билось все быстрее и быстрее, оглушая его, распухая в груди и вызывая невыносимую боль.

Он прижал руки к груди. Он ощущал, как сердце горит, пульс барабанным громом отдается в ушах. Рэнд умирал и знал об этом.

Золотистый огонь, покидающий его, выгнулся в пространстве, образуя мост, ведущий к Палатону, и Рэнд увидел его — высокую фигуру с горделивым роговым гребнем. Они были тесно связаны — будто пуповиной этой силы. То, что вытекало из Рэнда, втекало в Палатона. Лицо Палатона исказил страх.

— Нет! — воскликнул он и отпрянул.

Рэнд погрузился в обморок, в котором не было ничего — даже Хаоса.

Палатон опустился на колени, содрогнувшись от горького всхлипа всем телом. Он подавил второй приступ и взял едва дышащего мальчика на руки, крепко прижав к себе. Он не мог ничего поделать и знал об этом, продолжая прижимать его к себе и чувствуя, как сердце замедляет бешеный ритм.

Бахдар вернулся в него. На краткий, безумный миг Палатон ощутил всю его силу — чистую и восстановленную, ключом бьющую внутри него. Но это не прошло бесследно, вместе с бахдаром к нему ушла накрепко связанная с ним душа Рэнда.

Если он мог жить без бахдара, то Рэнд без него быстро погибал, и Палатон отказался от своего намерения.

• Предыдущая
• 56/61
• Следующая