Подмена - Имшенецкий Вячеслав Андреевич - Страница 12

• Предыдущая
• 12/45
• Следующая

— Колёсников, ты где?

— Я уже тут, — раздалось за Петькиной спиной,

— У тебя расчёска есть?

— А как же, мне Васька Жухов собственноручно из целлулоида выпилил.

— Давай её сюда. Сейчас мы его дымовой завесой выкурим — Петька положил на крышу ружьё, оторвал клок старого толя, плотно завернул расчёску: — Поджигай!

Дымовая завеса вспыхнула. Петька положил её на Доску придавил подошвой, пламя исчезло, повалил дым. Петька быстро сбросил завесу на земляной пол сарая. Удушливые космы дыма стали заполнять помещение. Все трое легли на крышу и, свесив головы, смотрели на Дверь. Послышалось недовольное сопение, и лохматой шапкой вылетел из сарая медвежонок. Неуклюже подбрасывая задние лапы, он бросился в кусты. Развернулся, посмотрел в сторону сарая и, фыркнув так, что из носа вылетели пузыри, помчался в гору.

Колёсников глянул на часы, спустился вниз:

— Ребята, надо торопиться ужин варить, люди придут голодные. — И метровыми шагами двинулся к навесу. Таня с Петькой заскочили в свою палатку, сбросили с себя лишнюю одежду и пошли помогать. Или, вернее сказать, приступили к своим новым обязанностям.

Вечернее солнце скользило по зубчатому горизонту. Отражая свет, далёкие скалистые горы, казалось, раскалились докрасна. В распадках резко похолодало. Тёплый печной дым, не поднимаясь в небо, процеживался через кусты и уползал вниз.

На стойбище появилась собака Линда. Виляя хвостом, подошла к Колесникову. Дышала отрывисто. С длинного языка срывались капли. На ошейнике висел кусочек берёзовой коры. На ней была нарисована страшная волчья пасть и ни одного слова. Колёсников взглянул на рисунок и приказал:

— Разливай кашу по мискам, народ идёт. Васька Жухов сообщает: голодные как волки.

Таня, работая черпаком, раскладывала в алюминиевые миски горячую просовую кашу. Вячеслав Валентинович хватал по две миски в каждую руку и относил к столу. Петька поливал кашу подсолнечным маслом с пережаренным луком, строго по норме, как велел Колёсников. Едва успели разложить ложки, как в пади послышались голоса геологов.

Первым к стойбищу поднялся старик в брезентовой самодельной куртке. На поясе нож и кисет с табаком, В руке берёзовый туесок. Колёсников шепнул:

— Додоев, муж Додоевны.

Старик поздоровался и сразу сказал:

— Иду и нюхаю, шибко вкусно пахнет. Запах быстроту дал, однако, быстрее всех пришёл. — Лицо старого эвенка засияло улыбкой. Туесок он поставил на лавку возле печки:

— Гостинцев старуха прислала. Ягода жимолость тут. Шибко хорошая, однако, немного сладкая.

Петька с Таней не успели поблагодарить — появился Васька Жухов. Осторожно положил на скамейку кепку, до краёв наполненную земляникой.

— Витамины вам, друзья, ешьте на здоровье.

От ягоды пахнуло лесом. Таня не удержалась и взяла одну крупную, очистила от зелёных лепестков, попробовала и благодарно улыбнулась Жухову.

Геологи встали в очередь к умывальнику. Он был сделан из старой ведёрной кастрюли. Крана не было. Вода тонкой струйкой вытекала из дырочки, которую затыкали огрызком карандаша.

Таня заметила, что геолог с ярко-рыжими волосами мыться не стал. Он прошёлся вдоль стола, выбрал миску, в которую по ошибке положили двойную порцию, и сел. Стал жадно глотать кашу и покрякивать. От удовольствия на лице у него выступили крупные веснушки, в сумеречном свете похожие на брызги коричневой краски. Кусочек каши сорвался у него с ложки, он мгновенно поймал его рукой и кинул в рот. Ладонь облизал. Петька взял черпак и плюхнул Рыжему ещё одну порцию. Тот как-то противно подмигнул и произнёс в полголоса:

— Фартовое место, огольцы, накнокали, шамовка при вас, и монета пойдёт.

Петька непонимающе посмотрел на Рыжего и ушёл к печке.

Геологи, подшучивая друг над другом, подошли к столу, стали рассаживаться, а Петька с Таней пошли помогать Колесникову разжигать посередине поляны костёр. Они обложили старый лиственничный пень смолистыми коряжинами и подожгли головешкой из печки. Раздули пламя. Маленький посёлок геологической партии сразу показался Петьке уютным и желанным пристанищем. Пляшущие языки огня отражались добрыми бликами в глазах уставших геологов. Глотая постную кашу, они во всю хвалили новых поваров. Только Рыжий молчал. Он сидел на корточках у дальнего столба навеса и курил. Толстые пальцы левой руки постукивали по колену.

Прикончив кашу, геологи разобрали кружки, налили крепко заваренного чаю и прошли к костру. Петька с Таней принялись мыть посуду. Им взялся помогать Додоев и Васька Жухов. Управились быстро. Стопки алюминиевых чашек и ложки сложили в ящик из-под взрывчатки.

У костра Колёсников рассказывал одну из своих историй.

— Учил я, ребята, медведя. Ну, думаю, теперь ты от меня не уйдёшь, не те, говорю сам себе, времена. Видеть его не вижу, но ноздрями чую, что где-то рядом. Ружьё изготовил, воздух нюхаю и иду на него. В ногах никакой дрожи. — Парторг Иван Иванович хмыкнул. Колёсников сделал серьёзное лицо: — Кто сомневается — пусть идёт спать, рассказываю не для слабонервных и рассказываю правду, свидетель у меня есть — Санька Бурмейстер. — Он отхлебнул чаю: — Так вот, ребята, чувствую, медведь меня вынюхивает. Я приготовился отбиваться.

Иван Иванович поставил кружку на угольки:

— Обожди, ты вроде говорил, что ты медведя вынюхивал?

Геологи фыркнули в кулаки. Вячеслав Валентинович окинул их презрительным взглядом и стал выкручиваться.

— Действительно, сначала я его вынюхивал, а потом он меня вынюхивать стал. И намерения у него, подлеца, откровенные — сожрать. В голове у меня, понятно, ералаш — Жилин-Костылин. Но и твёрдая мысль, конечно. Не уйдёшь, думаю, от меня хам и невежа, а сам, понятное дело, на дерево поглядываю. Забраться бы мне туда, думаю, я бы тебе, мерзавцу, показал, где раки зиму проводят. Но не успел. Чёрной горой вырос он передо мной. Уши прижаты, шерсть на загривке поднялась, как трава, и клыки вонючие. Я выстрелил. Чувствую попал. Его откачнуло. Но момент — и он прёт снова.

— Обожди, Колёсников, когда Додоев с Бурмейстером подскочили, ты же на дереве сидел.

— Правильно, я точку обстрела выбирал.

— Но ружьё-то ты оставил на земле.

— А ты, Иван Иванович, видел?

Иван Иванович засмеялся:

— Мне Жухов рассказывал.

— Нашёл кого слушать, да Васька — известный в тайге враль! Я на дереве с ножом сидел, а ружьё, если хотите знать, для приманки оставил. Думаю, подойдёт этот мерзкий хам нюхать, а я с дерева на него прыгну и разделаюсь сразу за все переживания. А он не дурак оказался, ушёл от греха подальше.

Эвенк Додоев слушал внимательно и под конец, затянувшись дымом, произнёс:

— Молодец, Славка, шибко хорошо рассказывает, лучше даже, чем было.

От хохота геологов вскочила на ноги Линда и гавкнула несколько раз в ночное небо.

К Петьке с Таней подошёл Иван Иванович:

— Надо спать, ребятки, на завтра вам задание — обед сварить на пять человек. Остальные будут обедать в тайге у костров. С утра все разойдутся по маршрутам. А обедать придут люди не из нашей геологопартии, а буровики. Сварите для них двойную норму. Они шурфы бьют в граните, выматываются.

— Почему рыжий геолог ни с кем не разговаривает? — спросила Таня.

— Рабочим он у нас числится. Фамилия у него Челпанов. Федя-копеечник. Опять у него что-то потерялось, а требует, чтоб мы оплатили. — Иван Иванович послушал журчанье ручья, вдохнул полной грудью. — Природа, ребятки, здесь красивая. Я всю жизнь в экспедициях, а здесь мне нравится больше всего. По Амуру ходил и думал — лучше края нет, а оказалось, что есть, я ещё, ребятки, мечтаю по этим местам на поезде проехаться, по нашей с вами трассе. Знаете ли, приятно будет лететь ночью в вагоне сквозь тайгу и хребты, пролетать через туннели, как через игольное ушко. Только знаете, ребята, чего я побаиваюсь?

Петька с Таней насторожились. Иван Иванович зашептал:

— Я боюсь, что всю славу возьмут себе строители, а нам, геологам, ничего не достанется. А почему? Да потому, что мы люди скромные, а строители, они, брат, бахвалиться любят, а трассу-то мы, геологи, первыми пройдём. И костры первые принадлежат всегда геологам. — Он пожелал приятного сна и, шаркая по-стариковски ногами, ушёл.

• Предыдущая
• 12/45
• Следующая