Третья террористическая - Ильин Андрей - Страница 43

• Предыдущая
• 43/64
• Следующая

Он так и лежал, держась за нее, а его «братья» разбирали мусор. Когда они выдирали из завала какой-нибудь особенно большой фрагмент и мусор оседал, раздавался долгий, протяжный стон и рука, вцепившаяся в его руку, сжималась еще сильнее.

Его жену откопали живой. Она так и не отпустила его руку, она держала его до последнего мгновенья, пока ей не освободили зажатые бревном ноги.

Его жена была жива, но была в крови. Вся. Но больше всего крови было под ней. Она лежала в большой, пропитавшей мусор луже.

Он быстро и привычно осмотрел ее, чтобы найти рану. Но она была цела, у нее не было открытых и проникающих ранений, только были сломаны ноги.

Откуда же тогда столько крови?..

Он понял откуда! Понял, когда ее подняли и из ее юбки что-то выпало. Что-то маленькое и красное. Что-то, что еще шевелилось.

И все всё поняли!

Женщины подхватили этот красный, шевелящийся кусочек и завернули в какую-то подобранную здесь же тряпку. «Братья», сцепив зубы, понимающе посмотрели на него.

Это был его сын.

Потому что женщины, осмотревшие тельце, сказали, что — сын… Его, который родился вопреки природе и отпущенным ему срокам, сын! Которого выдавила из чрева матери упавшая ей на живот балка!

Тряпичный сверток шевелился недолго. И не потому, что находящийся в нем ребенок жил, — он шевелился, потому что умирал. Он шевелился в агонии.

Мать тянула к нему руки, плакала и требовала, чтобы ей дали его, не понимая, что давать некого. Но она продолжала настаивать и кричать, чтоб тряпку развернули и показали ей то, что находится внутри.

Обступившие ее женщины успокаивали ее, как будто были способны успокоить.

Терпеть все это дольше было невозможно, кто-то из мужчин что-то негромко сказал, и женщину подхватили под руки, подняли и понесли в единственный, чудом уцелевший дом. Ее несли, а она вырывалась и смотрела назад.

Его первенец умер.

Его первенец умер — не родившись!

Возможно, если бы они так не спешили, этого не произошло…

Они пришли сюда под самое утро, совершив сорокапятикилометровый ночной марш-бросок.

Они спешили, желая избежать еще одной в «чистом поле» дневки. Сколько можно спать на голой земле, под кустами и в наскоро оборудованных шалашах? Они заслужили передышку…

Наверное, глупо было устраивать такую гонку, потому никто за ними не гнался, да и не все хотели так выкладываться на последнем переходе, рискуя, по невнимательности, нарваться на засаду федералов. Но почти треть из их отряда была из этой, куда они шли, деревни, и остальные понимали их нетерпение. Кому захочется спать в лесу, вповалку, на земле, находясь в двух шагах от дома?

Они спешили и поэтому пришли почти на сутки раньше запланированного срока.

Зря пришли! Слишком рано пришли!..

В деревне они напоролись на не успевших уйти по темноте федералов. Те промышляли здесь что-то ночью и, похоже, уже уходили. Но не успели.

Завязался бой. Выпускать русских было никак нельзя, так как, оторвавшись, они могли навести на них и на жителей деревни войска. Их нужно было обязательно уничтожить.

И они их почти уничтожили, заставив залечь на опушке леса и взяв в кольцо. Но федералы вызвали вертолеты, которые прилетели на удивление быстро. И с ходу, выскочив из-за леса, дали ракетный залп по домам.

Через несколько минут деревни не стало.

И большинства ее жителей…

И защищавших их и расстрелянных вертолетами его «братьев»…

И еще его сына…

И все потому, что они слишком спешили во время последнего ночного перехода…

Его жена не умерла, она выжила, только стала хромой, потому что перебитые балкой ноги срослись неправильно.

Его отряд распался, так как две трети его погибло. В том числе командир. Магомед прибился к другому, более крупному отряду, где ему предложили освоить подрывное дело. Потому что боялись сразу пускать в бой, где он наверняка бы погиб. И куда он всеми силами рвался.

Потому война стала главным его делом! Делом чести!

У него не осталось дома и не осталось сына, чтобы защищать их. Но там, за его спиной, остались руины его дома и свежая могила его убитого врагами сына. И осталась покалеченная, с перебитыми ногами жена.

За которых он должен был отомстить.

По законам его народа…

Бывшему своему народу.

С которым стал «кровником»…

И ничего здесь уже не изменить. Ничего…

Война в Чечне явление сезонное, как муссон, — полгода дует с гор, полгода в горы.

В горы начинает «дуть» поздней осенью и «дует» всю зиму, вплоть до самой весны. Соответственно с гор начинает «тянуть» в конце зимы. В этот период отмечаются устойчивые нисходящие потоки, приносящие в низинные районы Чечни и прилегающих районов многочисленные… нет, не осадки, но все равно проблемы. Потому что спускаются с гор не кучевые и грозовые облака, а спускаются партизаны. И тогда в крыши, стены, окна, борта бронетехники начинает стучать свинцовый дождь, на небе вспыхивают далекие зарницы и где-то далеко и тревожно грохочет гром разрывов, а дороги повсеместно «размывают» мины и фугасы, так что ни пройти и ни проехать.

Синоптики подобные явления связывают с прохождением холодного фронта. Военные — просто фронта.

Поздней осенью наблюдается обратная картина — «холодный фронт» смещается в сторону гор и на равнинной части Чечни и прилегающих районов обозначается некоторое затишье. При этом для зимнего периода характерны восходящие потоки, когда в горы по обледенелым дорогам и на «вертушках» поднимаются подвижные подразделения федералов, которые, оседлав перевалы, перекрывают натоптанные еще в Средние века караванные тропы, по которым идет снабжение боевиков, устраивают там огневые засады и минные ловушки. Небольшие, от отделения до взвода, разведотряды шныряют по лесам, выискивая свежие на снегу следы. Вертолеты, барражируя на средних и малых высотах, вычисляют маршруты движения боевых групп, наводя на них наземные части и артиллерию.

Некуда деваться зимой боевикам, потому что каждый их шаг отпечатывается на снегу, рельефно выделяясь тенью на земле, особенно в ясные, солнечные дни, а лес из-за отсутствия листвы хорошо просматривается. Если полететь или пройти по обнаруженной цепочке следов, то рано или поздно выйдешь по ним на базу или «лежку», которую можно раздолбать с воздуха или обложить со всех сторон войсками, как стаю волков красными флажками.

Безнадежное это дело — воевать зимой. Вот и приходится партизанам уповать на непогоду, чтобы можно было вылезти из берлог под прикрытием заметающей следы метели или снегопада.

Или ждать весны, когда предательский снег растает, а вылезшая из почек листва надежно прикроет их от наблюдателей. И тогда снова покатится с гор «холодный фронт», который пойдет гулять по равнинной Чечне и югу России и, может быть, отдельными облачками долетит до центра и даже до самой Москвы.

И так — каждый год…

Потому что такой климат…

Ну-ка, что там сегодня на дворе?

Хреново на дворе, если судить не по солнышку, а по поступающей из «метеоисточников» информации. Уж если даже торговки на базарах стали нашептывать друг другу про скорую новую войну, то, значит, где-то там, в горах, заклубились грозовые тучи.

Хотя какая, к черту, новая, когда старая еще никак кончиться не может?..

То, что информация имеет «базарное» происхождение, Виктора Павловича смущало мало. На базарах, конечно, много чего болтают… Но то, что болтают на чеченских базарах, очень часто на поверку оказывается сущей правдой. Потому что в разрушенной, лишенной телефонной и любой другой связи Чечне слух становится зачастую единственной и самой надежной формой передачи информации. Из уст — в уста, из уха — в ухо!

У военных есть даже такая, сто раз проверенная и подтвержденная жизнью «народная» примета — если где-то с бойкого места вдруг пропадут торговавшие там чеченские женщины, то непременно жди в том месте подрыва фугаса или нападения на колонну федералов. Потому что «базар» знает все. Хотя бы потому, что каждая из торговок имеет в горах своих, из числа дальних или близких родственников, «осведомителей». Ведь Чечня, она очень маленькая, все в ней друг другу родственники и все друг о друге все знают…

• Предыдущая
• 43/64
• Следующая