Экология разума (Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии) - Бейтсон Грегори - Страница 44

Все эти спекуляции становятся почти банальными, когда мы осознаем, что и грамматика и биологические структуры - это продукты коммуникативных и организационных процессов. Анатомия растения - это сложная трансформация гено-типических инструкций, и "язык" генов, как любой другой язык, должен с необходимостью иметь контекстуальную структуру. Более того, во всей коммуникации должна существовать релевантность между контекстуальной структурой сообщения и некоторым структурированием реципиента. Ткани растения не могли бы "прочесть" генотипические инструкции, переносимые хромосомами каждой клетки, если бы в тот момент клетка и ткани не пребывали в контекстуальной структуре.

Сказанное выше послужит достаточным определением того, что здесь имеется в виду под "формой и паттерном". В фокусе дискуссии находится скорее форма, нежели содержание; скорее контекст, нежели то, что происходит "в" данном контексте; скорее отношения, нежели находящиеся в отношениях лица или феномены.

В 1935 году я еще не вполне уяснил центральную важность "контекста". Я считал, что процессы схизмогенеза важны и нетривиальны, поскольку в них я усматривал эволюцию в действии: если взаимодействие между людьми может подвергаться прогрессирующим качественным изменениям по мере роста интенсивности, тогда это определенно могло быть самой сутью культурной эволюции. Из этого вытекало, что все направленные изменения, даже в биологической эволюции или филогенезе, могли (или должны были) проистекать из прогрессирующих взаимодействий между организмами. При естественном отборе подобные изменения в отношениях будут благоприятствовать прогрессирующим изменениям в анатомии и физиологии.

Как я полагаю, прогрессирующее увеличение размера и "вооружения" динозавров было просто интерактивной гонкой вооружений - схизмогенным процессом. Но тогда я не могу считать, что эволюция лошади из Eohippus была односторонним приспособлением к жизни на травянистых равнинах. Несомненно, сами травянистые равнины эволюционировали параллельно с эволюцией зубов и копыт лошадей и других копытных. Эволюционирующим ответом растительности на эволюцию лошади стал дерн. Эволюционирует именно контекст.

Классификация схизмогенных процессов на "симметричные" и "комплементарные" уже была классификацией контекстов поведения; и уже в этой статье содержится предложение исследовать возможные комбинации лейтмотивов при комплементарном поведении. К 1942 году я совершенно забыл это старое предложение, но попытался сделать именно то, что предложил семью годами ранее. В 1942 году многие из нас интересовались "национальным характером", и контраст между Англией и Америкой удачно сосредоточил внимание на том факте, что в Англии "рассматривание" является сыновно-дочерней (филиальной) характеристикой, связанной с зависимостью и подчинением, тогда как в Америке "рассматривание" является родительской характеристикой, связанной с доминированием и обереганием.

Эта гипотеза, которую я назвал "взаимоувязыванием целей" ("end-linkage"), ознаменовала поворотный пункт в моем мышлении. С этого момента я сознательно фокусировался скорее на качественной структуре контекста, нежели на интенсивности взаимодействия. Самое главное: феномен взаимоувязывания целей продемонстрировал, что контекстуальные структуры сами могут быть сообщением. Это важное утверждение, которого нет в статье 1942 года. Когда один англичанин аплодирует другому, он подает сигналы потенциального подчинения и/или зависимости. Когда же он "играет роль" или требует внимания к себе, он подает сигналы доминирования или превосходства. Каждый англичанин, который пишет книгу, грешит подобными вещами. Для американца верно противоположное. Его хвастовство есть не что иное, как заявка на квазиродительское одобрение.

Идея контекста вновь появляется в статье "Стиль, изящество и информация в примитивном искусстве", но там она эволюционировала до возможности встречи со связанными идеями "избыточности", "паттерна" и "смысла".

ФОРМА И ПАТОЛОГИЯ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ

СОЦИАЛЬНОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ И КОНЦЕПЦИЯ ВТОРИЧНОГО ОБУЧЕНИЯ*

* Bateson G. Social Planning and the Concept of Deutero-Learning // Relation to the Democratic Way of Life / Ed. by L. Brison, L. Finkelstein. N.Y., 1942.

Позвольте мне сфокусировать этот комментарий на последнем пункте того резюме, которое д-р Мид дала к своей работе (Mead, 1942) [1]. Неспециалисту, не занятому сравнительным изучением человеческих культур, эта рекомендация может показаться странной; она может показаться этическим или философским парадоксом, предложением отвергнуть цель ради достижения цели; она даже может напомнить некоторые из фундаментальных афоризмов христианства или даосизма. Такие афоризмы достаточно известны; однако неспециалист будет несколько удивлен, обнаружив, что они высказаны ученым и облачены во все атрибуты аналитической мысли. Антропологам и представителям социальных наук рекомендации д-ра Мид покажутся еще более удивительными и, возможно, еще более бессмысленными, поскольку инструментализм и "чертежи" являются основными ингредиентами научного взгляда на всю структуру жизни. Рекомендации д-ра Мид покажутся странными и тем, кто занимается политикой, поскольку им свойственно делить решения на политические и административные. Как правители, так и ученые (не говоря уже о коммерсантах) видят человеческие усилия сквозь призму намерений, целей и средств, применения воли и удовлетворения.

1 Д-р Мид пишет: "...Студенты, посвятившие себя изучению культур как целостных систем, систем динамического равновесия, могут сделать следующий вклад: ...>

4. Составить планы по изменению нашей современной культуры, признав важность включения представителя социальных наук (social scientist) внутрь своего экспериментального материала и признав, что, работая в направлении намеченных целей, мы манипулируем личностями и тем самым отрицаем демократию. Только подходя к делу с точки зрения ценностей, которые ограничиваются определением направления, мы можем использовать нужные методы без отрицания моральной автономии человеческого духа".

Если кто-то сомневается в нашем стремлении рассматривать цель и инструментализм как характерно человеческие черты, пусть он вспомнит старый софизм о жизни и еде. Тот, кто "ест, чтобы жить", - вполне человек; тот, кто "живет, чтобы есть", более груб, но все еще человек; тот же, кто просто "ест и живет", не применяя инструментализма и не приписывая ложного приоритета очередности ни одному из этих процессов, попадает в разряд животных, а с менее снисходительной позиции его можно причислить и к овощам.

Вклад д-ра Мид состоит в том, что она, обогатившись сравнительным изучением других культур, смогла выйти за границы привычного для ее собственной культуры хода мысли и сказала фактически следующее: "Прежде чем применять социальные науки к нашим собственным национальным проблемам, нам следует пересмотреть и изменить наши привычки мышления в отношении целей и средств. В своей культурной среде мы научились делить поведение на "средства" и "цели", и если мы будем продолжать определять цели как нечто отдельное от средств и применять социальные науки как инструментальные средства, грубо используя научные рецепты для манипулирования людьми, то мы придем скорее к тоталитарной, нежели демократической системе жизни". Предлагаемое ею решение состоит в том, чтобы скорее искать "направления" или "ценности", имплицитные средствам, чем вглядываться в цель, заданную проектом, и думать, оправдывает или не оправдывает эта цель применение манипулятивных средств. Для планируемого действия мы должны найти ценность, имплицитную и синхронную самому этому действию, а не отделенную от него в том смысле, что действие должно обрести свою ценность при соотнесении с будущей целью. Статья д-ра Мид - это не проповедь о целях и средствах; она не говорит, что цели оправдывают или не оправдывают средства. Она вообще говорит не о целях и средствах, а о наших мыслительных тенденциях в отношении целей и средств и об опасностях, заключающихся в наших мыслительных привычках.