Экология разума (Избранные статьи по антропологии, психиатрии и эпистемологии) - Бейтсон Грегори - Страница 27

Если бы вы попросили у меня рецепт ускорения этого процесса, я бы, во-первых, сказал, что нам следует принимать эту двойственную природу научной мысли и радоваться ей. Мы должны быть готовы ценить тот способ, которым оба процесса совместно работают для развития нашего понимания мира. Нам не следует слишком хмуриться ни на один из процессов, или, по меньшей мере, в равной степени хмуриться на любой процесс, когда он не дополнен другим. Я думаю, что в науке возникает задержка, когда мы слишком долго специализируемся либо в строгом, либо в расплывчатом мышлении. Например, я подозреваю, что фрейдовскому зданию было позволено вырасти слишком большим, прежде чем к нему применили корректирующее строгое мышление. Теперь, когда исследователи начали перефразировать фрейдовские догмы в новых, более строгих терминах, может возникнуть масса неприятных переживаний, которые совершенно излишни. (Здесь я, вероятно, мог бы сказать ортодоксам от психоанализа слово утешения. Когда формулировщики начинают подрывать корни самых базовых аналитических предпосылок и ставить под вопрос конкретную реальность таких концепций, как "эго", "желания", "ид" или "либидо" - что они, разумеется, уже делают - нет необходимости впадать в беспокойство и начинать видеть кошмарные сновидения хаоса или штормового моря. Нет сомнений, что большая часть старого здания анализа будет по-прежнему стоять после подведения нового фундамента. И когда концепции, постулаты и предпосылки будут приведены в порядок, аналитики смогут предаться новой и еще более плодотворной оргии расплывчатого мышления, пока не достигнут той стадии, на которой результаты их мышления потребуют новой строгой концептуализации. Я думаю, что им следует радоваться этому чередующемуся качеству научного прогресса и не замедлять научный прогресс отказом принять этот дуализм.)

Помимо того, чтобы просто не мешать прогрессу, мы можем, я полагаю, также кое-что сделать для ускорения решения вопроса, и я могу предложить два возможных способа.

Один состоит в том, чтобы обучить ученых искать среди старых наук сумасбродные аналогии к своему собственному материалу, чтобы их сумасбродные интуиции по поводу их собственных проблем приводили их к берегу строгих формулировок. Второй метод состоит в том, чтобы обучить их завязывать узелки на своих носовых платках всегда, когда они оставляют какой-то вопрос без формулировки. Пусть они оставят вопрос в таком состоянии на годы, но пусть все же оставят предупреждающий знак в самой используемой ими терминологии. Пусть эти термины вечно стоят не как изгороди, скрывающие неизвестное от дальнейшего исследования, а скорее как указательные столбы, гласящие: "Дальше этого места - не исследовано".

МОРАЛЬ И НАЦИОНАЛЬНЫЙ ХАРАКТЕР*

* Bateson G. Morale and National Character // Civilian Morale / Ed. by G.Watson. 1942.

Мы будем действовать следующим образом:

a) Мы исследуем некоторые критические возражения, которые могут быть выдвинуты против принятия вообще каких-либо концепций "национального характера";

b) Это исследование даст нам возможность установить определенные концептуальные пределы, внутри которых выражение "национальный характер" будет, вероятно, валидным;

c) Придерживаясь этих пределов, мы очертим те порядки различий, которые могут обнаружиться среди западных наций, и попытаемся методом иллюстраций высказать более конкретные догадки о некоторых из этих различий;

d) В конце мы рассмотрим, каким образом различия того или иного порядка влияют на проблемы морали и международных отношений.

Барьеры на пути к понятию национального характера

Существуют многочисленные соображения, отвлекающие научные исследования от вопросов этого рода и заставляющие ученых рассматривать все подобные вопросы как бесперспективные или неразумные. Прежде чем мы рискнем высказать какие-то конструктивные мнения, касающиеся порядка различий, которых следует ожидать среди европейской популяции, следует рассмотреть эти отвлекающие соображения.

Во-первых, утверждается, что не люди, а скорее обстоятельства, в которых они живут, различаются в разных сообществах; что нам следует иметь дело с различиями либо исторического фона, либо нынешних условий; что эти факторы достаточны для объяснения всех различий в поведении без привлечения каких-либо различий характера рассматриваемых индивидуумов. По сути дела, эти аргументы являются обращением к "бритве Оккама" - утверждению, что не следует умножать сущности сверх необходимости. Аргумент состоит в том, что там, где существуют наблюдаемые различия в обстоятельствах, нам следует привлекать скорее их, нежели просто гипотетические различия характера, которые мы не можем наблюдать.

Частично на этот аргумент отвечают экспериментальные данные Левина (Lewin) о существовании больших различий в способах реакций немцев и американцев на неудачу в экспериментальных обстоятельствах. Американцы рассматривали неудачу как вызов к увеличению усилий, немцы же отвечали на нее разочарованием. Однако тот, кто отстаивает влияние скорее условий, чем характера, может по-прежнему утверждать, что экспериментальные условия фактически не являются одними и теми же для обеих групп; что значение любых обстоятельств как стимула зависит от того, как это обстоятельство выглядит на фоне других обстоятельств жизни субъекта, и этот контраст не может быть одним и тем же для обеих групп.

Фактически можно утверждать, что поскольку индивидуумы с различным культурным фоном никогда не попадают в одни и те же обстоятельства, то в привлечении таких абстракций, как "национальный характер" нет необходимости. Я полагаю, что этот аргумент рушится, если указать, что при акценте скорее на обстоятельства, нежели на характер, мы игнорируем известные факты, касающиеся обучения. Возможно, самое документированное обобщение в области психологии - то, что в каждый момент характеристики поведения любого млекопитающего, а особенно человека, зависят от его предыдущего опыта и поведения. Таким образом, предполагая, что следует принимать во внимание как обстоятельства, так и характер, мы не умножаем сущности сверх необходимости. Мы знаем о значении "выученного характера" из других видов данных, и именно это знание заставляет нас рассмотреть дополнительную "сущность".

Второй барьер к принятию идеи "национального характера" возникает после преодоления первого. Тот, кто соглашается, что характер должен учитываться, может по-прежнему сомневаться, возможно ли существование какой-то униформности или регулярности внутри такой выборки человеческих существ, которые составляют нацию. Давайте сразу скажем, что униформности, очевидно, не существует, и продолжим рассмотрение тех видов регулярности, которых можно ожидать.

Критика, на которую мы пытаемся дать ответ, может, вероятно указывать:

1) на существование субкультурной дифференциации внутри сообщества: на различия между полами, классами, либо между группами, связанными с видами деятельности;

2) на крайнюю гетерогенность и смешение культурных норм, что можно наблюдать в сообществах типа "плавильного котла";

3) на "случайных" девиантов - индивидуумов, подвергшихся некоторому травматическому эпизоду, не типичному для их социального окружения;

4) на феномены культурных изменений, и особенно на дифференциацию, возникающую в результате того, что одна часть сообщества отстает от других в скорости изменений;

5) на произвольную природу национальных границ.

Эти возражения тесно взаимосвязаны, и ответы на них в конечном счете вытекают из двух постулатов: во-первых, индивидуум, взятый как с физиологической, так и с психологической точки зрения, - это единая организованная сущность, так что все его "части" или "аспекты" являются взаимно модифицируемыми и взаимно влияющими; во-вторых, сообщество - это тоже организованная единица.

Если мы посмотрим на социальную дифференциацию в стабильном сообществе, скажем, на сексуальную дифференциацию в племенах Новой Гвинеи [1], то обнаружим, что недостаточно просто сказать, что система привычек или структура характера одного пола отличается от аналогичных факторов другого пола. Здесь важно то, что система привычек каждого пола подходит к системе привычек другого, как шестеренка; что поведение каждого из них служит катализатором для привычек другого [2]. Например, мы обнаруживаем между полами такие комплементарные паттерны, как разглядывание/демонстрация, доминирование/подчинение, оберегание/зависимость или их смесь. Между такими группами мы никогда не обнаруживаем взаимной нерелевантности.