Сладкие разборки - Алешина Светлана - Страница 40
- Предыдущая
- 40/45
- Следующая
— В том-то и дело, что нет, Ирина, возразил Пацевич. — Ни домой к нему с обыском, ни в мастерские они не сунутся без санкции прокурора. А ее можно получить только завтра, и то если вообще можно.
— Нет, Ирина Анатольевна, вы не правы, — сказал Костя. — Все же особняк самое удобное и надежное место. И чем больше я над этим думаю, тем больше уверен, что ваш муж находится в особняке Чубатого, в подвале.
— Ну так давайте съездим туда, посмотрим, — неожиданно предложила я. — Костя, твоя машина как, совсем не на ходу?
— Нет. — Костя грустно покачал головой. — Она в разобранном виде, и потом, запчасти нужны. Может быть, трамваи еще ходят?
— Машина на ходу у меня, — сказал Пацевич, — и вся в вашем распоряжении. А съездить туда, думаю, будет не лишним. Вся ночь впереди, делать нечего.
В машине Костя поместился на переднем сиденье, рядом с Пацевичем. Мы с Валерой устроились сзади. Шел, между прочим, уже двенадцатый час ночи. Позади тяжелый, полный беготни и нервотрепки день, а сна у меня ни в одном глазу. Вся усталость вдруг превратилась в неприятную, изматывающую головную боль, то и дело напоминающую о себе. Прав был Пацевич, говоря, что до утра все равно делать нечего, в таком состоянии я бы все равно не уснула. С другой стороны, что мы сейчас будем делать возле чубатовского особняка? Я ведь в шутку предложила съездить туда. Ребята же восприняли это всерьез.
И вот мы уже мчимся по ночным, освещенным призрачным светом фонарей улицам города. И странное дело — в этот поздний час я ожидала найти их значительно более пустынными. Но нет — то здесь, то там виднеются идущие в обнимку парочки. Ах да, нынче ведь весна на дворе, и вечер был такой ясный, слегка морозный, но тихий. Странно, что даже и в двадцать семь лет начинаешь забывать, что такое весна…
Особняк Чубатого высился на прежнем месте так же самоуверенно и нагло за прозрачным, решетчатым забором; в свете горевшей возле ворот лампочки бегала по двору собака, занервничавшая, увидев остановившуюся невдалеке нашу машину, но не залаявшая до того момента, пока кто-то из нас не вышел из нее наружу. Большая часть особняка была погружена во мрак, только возле двери справа, на первом этаже, светилось окно. И на втором еще два.
— Окно на первом этаже наверняка в комнате бородавчатого, — сказал Валера. —А то, что на втором, Чубатого и Анжелки. Больше в доме, похоже, никого нет.
— Надо бы еще сзади заехать посмотреть, — сказал Костя, — может быть, там есть освещенные окна.
— Да как тут заедешь, — Пацевич пожал плечами, — там дороги нет, пустырь.
— А это что? — вдруг спросила я, посмотрев вперед.
Впереди нас виднелся склон холма, поросший лесом. От того места, где мы остановились, до леса вела узкая ухабистая улочка, большие особняки и крохотные деревянные домики располагались по обеим сторонам ее. Ночь была ясная, небо темное, усыпанное звездами. И на том же месте, где и вчера, светился серебряным светом крохотный серпик месяца. На фоне черного звездного неба наше внимание привлек тянущийся к небу столб белесого дыма. Он начинался где-то на склоне холма среди деревьев и терялся в бездонной бесконечности неба.
— Это что такое? — повторила я свой вопрос, не отрывая взгляда от этого столба.
— Поехали посмотрим, — ответил Пацевич, заводя машину.
Разбитый асфальт улочки превратился в щебенчатую грунтовку как раз возле строящегося особняка. В свете фар «Волги» виднелись стены первого этажа. За проволочным забором возле ворот стоял вагончик сторожа, в крохотном окошке его горел свет. Мы проехали мимо, не останавливаясь. Дорога, из щебенчатой превратившись в лесную, стала круто взбираться наверх. Попав в колею недавно проехавшей здесь машины, «Волга» начала буксовать, отчаянно завывая мотором, и Пацевич за рулем морщился.
— Еще застрянешь здесь на хрен, процедил он сквозь зубы.
— Ничего, — успокоил его Костя. —Вытащим, нас трое. Потом, здесь под углом.
В лесу среди деревьев еще белел снег. В лесопарке на вершине холма он лежал очень долго, иногда до апреля. Заснеженной вскоре оказалась и узкая лесная дорога. Внезапно за поворотом мы увидели то место, от которого поднимался столб дыма. В свете фар был различим обуглившийся остов автомобиля, несомненно, угнанных «Жигулей». Тлеющая, испускающая зловонный дым обшивка даже при свете фар светилась красными огоньками, так что остов автомобиля, казалось, был усеян светлячками.
— Готов поклясться, что эта машина была оранжевого цвета, — сказал Валера Гурьев.
— Ой, ребята, смотрите, вон еще одна! — воскликнула я, указывая вперед. Там среди деревьев виднелся остов еще одного автомобиля, похоже, что «девятки». Также сожженный, он был еще опрокинут и перевернут: лежал на своей крыше, с ободами, устремленными к небу и оставшимися без резины колес.
— Готов поклясться, — снова заговорил Валера, — что та машина прежде была серебристо-серой «девяткой».
С ним никто не спорил.
— Смотрите-ка, — сказал Пацевич, —"девятку" они перевернули, прежде чем поджечь. А эту так подпалили.
— Они застряли здесь, — сказал Костя. И тут мы все увидели, что заднее колесо «жигуля», продолжавшее интенсивно дымиться, глубоко ушло в снег, покрывавший дорожку в этом месте.
— Ладно, поехали отсюда, — сказал Валера. — Нечего тут больше смотреть.
Зловонный дым от горящей резины пробивался даже сквозь наглухо закрытые окна «Волги». В самом деле, не на что тут было больше смотреть.
Обернувшись назад, Пацевич стал осторожно, задом спускаться по крутой лесной дороге. Потом, найдя развилку, ухитрился развернуться, не застряв в колее. Дальше мы поехали нормально, лицом вперед. Вновь показался недостроенный особняк. Однако на этот раз у его ворот в компании двух огромных овчарок стоял сторож. Пацевич притормозил.
— Я смотрю, чужие тут ездят, — услышали мы его добродушный, веселый голос.
Костя Шилов опустил стекло, выглянул наружу.
— Не знаете, — спросил он у сторожа, что там, в лесу, горит?
Тот в ответ засмеялся.
— Да Мишка Бородавка опять машину спалил, — ответил сторож. — Привратник вон того, в самом низу, особняка. Представляете, за четыре дня вторую машину сжигает. Хозяин-то его в автобизнесе. Не нужны они ему, значит, лишние, вот и жжет. Я ему уж говорил: ты бы мне одну оставил покататься. Чего их в расход-то пускать…
Сторож, казалось, был рад поболтать. Так бывает со многими людьми, подолгу сидящими в одиночестве. Однако «Волга» сама не спеша покатилась под уклон.
— Ну, ребята, — спросил Костя Шилов, — у кого-нибудь еще остались сомнения, что муж нашей Иринки сидит в этом особняке?
Сомнений, судя по всему, ни у кого не осталось.
Мы опять остановились возле неприступной виллы Чубатого.
— Ну, — спросил Пацевич, — что теперь?
— Может быть, все-таки позвоним Белоглазову? — предложила я. — Пусть он приедет, поговорит со сторожем, посмотрит на машины.
— Так ему сторож все и расскажет, — усмехнулся Валера. — Он Чубатого больше боится, чем ФСБ, МВД и прокуратуру, вместе взятых.
— Нет, и Белоглазов не приедет, — печально, но однозначно констатировал Пацевич. — Сначала он попросит объяснить, в чем дело, а потом, узнав, что вы хотите проникнуть в особняк Чубатого, откажется наотрез.
— Но почему? — удивилась я. — Разве у милиции нет прав заходить в любую квартиру, разговаривать, задавать вопросы кому угодно?
— Заходить с обыском можно только по санкции прокурора. А на все вопросы Чубатый ответит, что знать ничего не знает. Потребует присутствия своего адвоката. В подвал Белоглазова впустить откажется. Так что в любом случае из этого ничего не выйдет. Дом, — Пацевич кивнул на высившийся перед нами особняк, — все равно что крепость. Не то что нам с вами — милиции туда не проникнуть.
«Но должен же быть способ!» — хотелось крикнуть мне, но я смолчала, почувствовав вдруг огромную навалившуюся усталость. Разве не идиотская это ситуация знать, что твой муж похищен бандитами, знать, что он лежит, может быть, связанный, быть может, на холодном бетонном полу, в десяти метрах от тебя в подвале шикарного, принадлежащего бандиту особняка, и тем не менее ничего не в состоянии предпринять. Должен же существовать какой-то способ проникнуть в этот особняк!
- Предыдущая
- 40/45
- Следующая
