Из тупика - Пикуль Валентин Саввич - Страница 67

• Предыдущая
• 67/221
• Следующая

- Садись, молоток, с нами, - предложил старший.

За выпивкой познакомились: юнкера звали Постельниковым, а капитана Кузякиным.

- Он у меня дворянин, - показал Кузякин на юнкера. - Ну я-то сам из мужиков буду. Вылетал себя в капитаны!

- А что это вы так странно одеты? - пригляделся Небольсин.

- Так мы же пилоты. Гробы с заводной музыкой. Сегодня только с аппаратами выгрузились. Вот теперь коньяк нас заводит, чтобы дальше лететь. Только машины на лыжи переставим.

Летчики пили действительно здорово. Как-то отчаянно, словно приговоренные. И стукались лбами. Но пьянели мало. Лицо капитана Кузякина было запоминающимся: правая бровь выше левой, а вверх от переносья тянулась через лоб глубокая складка.

- Чего смотришь? - сказал Кузякин. - У меня карточка такая, верно... теперь не исправишь. Когда четыре года подряд будешь в пулемет щуриться, так и бутылка тебе целью покажется... расстрелять ее, да и только!

А здесь можно летать? - спросил Небольсин.

- Можно, - ответил юнкер. - Вон Нагурский еще в четырнадцатом до самой северной оконечности Новой Земли слетал.

Капитан Кузякин распахнул куртку, и в потемках вдруг засверкала его грудь, обвешанная орденами. Это был не человек, а иконостас, бог войны и гибели под облаками. Небольсин выразил ему свое восхищение.

- Наше дело не шпала с рельсой, - усмехнулся Кузякин. - Я ведь - ас, обо мне даже в Америке пишут. С уважением, как об адмирале Колчаке, который сейчас там американцев мины ставить обучает... Видать, сами-то не шибко умеют!

- Сколько же вы сбили немцев?

- Тринадцать. Только официально заверенных. А так и больше, конечно. Да не всякого докажешь.

- А вы? - обернулся Небольсин к Постельникову.

- Два, - ответил юнкер. - Но я злой... собью и больше!

- Это верно, - заметил Кузякин. - Он у меня злой плюгавец. Я вот с такими, как он, заслужил от немцев красный круг...

Небольсин очумело мотнул головой - не понял.

- Там, где мы летали, - пояснил Кузякин, - там немцы обводили циркулем по карте триста верст в округе и писали: "Из этих районов наши самолеты никогда не возвращаются..."

- Плесни мне, Коля, - сказал юнкер.

- Хоть залейся, Ваня, - ответил капитан, берясь за бутыль. Они оба очень нравились Небольсину - люди мужества и отваги: юнкер Ваня, капитан Коля, и оба - грозные русские асы (слово тогда еще новое, означало оно "туз", но уже страшное слово).

- Откуда же вы сейчас? - спросил Небольсин, стараясь не напиться, что было нелегко в соседстве с летчиками.

- Сейчас из Англии, - ответил Кузякин.

- Что там делали?

- Да мы с Ванюшкой учили англичан выходить из штопора.

- Выучили?

- Ничего-о... Пять в смятку, а шестой, словно котенок, на свои лапы выкрутился. Теперь дело пойдет. Англичане народ упрямый. Летать умеют.

Капитан Кузякин положил руку на плечо инженера.

- Ну-ка, - сказал, - поведай, что тут творится? Небольсин определил положение на Мурмане одним хлестким словом.

- А куда вам надо? - спросил потом.

- Думаем завтра лететь. На юг! Чего нам тут делать? Семьи у нас в России... Большевики там или белые - это уж потом разбираться станем. А сейчас - домой. Надоело!

- И много наших... там? В Англии? Во Франции?

- Русских-то? Да просто кишит Европа. И все как бараны.

Один - туда, другой - сюда. Сами себя потеряли. Под Парижем траншеи роют - опять русские. А мы вот вернулись. Погибать -один черт И даже везем нечто новенькое на родину.

Юнкер показал Небольсину на пальцах:

- Синхронизация стрельбы с пропеллером... Понимаете?

Небольсин, конечно, не понимал, и Кузякин пояснил:

- Пулеметы у нас прямо через винт стегали. А чтобы пули не разбили пропеллер, на лопастях были отсекатели из твердой стали. Стреляешь, бывало, а половина пуль бьется прямо в пропеллер. И - рикошетит... Вон, - показал Кузякин на свое лицо. - Вот тут, на щеке... тут, под глазом... Видишь? Это меня рикошетом поздравило.

- Ну а теперь, - досказал юнкер, - движение пропеллера идет в расчете с вылетом пуль, и пули пролетают мимо винта... Вот только не знаем как, задумался Постельников. - Лететь к большевикам или все же лучше здесь остаться?

- Летите, - посоветовал Небольсин. - Летите... Главнамур вас здесь не задерживает?

- Да мы у него и спрашивать не станем, - ответил Кузякин. - Слышал, Ваня? - спросил он юнкера. - Вот человек говорит, не станет же врать... Здесь худо. Так что завтра - контакт!

- Есть контакт, - нахмурился юнкер. - Плесни еще!

- Мне не жалко, Ванюшка, как-нибудь дотащу тебя... пей! А завтра уже будем ночевать дома. Эй, инженер! Куда ты?

- Спасибо, друзья. У меня еще дела.

- А то посиди с нами... Еще врежем! Ты, видать, парень крепкий, не свалишься, как вон тот союзник...

И летчики показали на француза. Буфетчик, сердито засопев, передвинул союзника по прилавку. Ярко блестели шурупы обуви.

* * *

В бараке французского консульства притушен свет... Возле окна секретарша Мари, такая стройная, в костюме цвета хаки, рассматривает небо. С легкостью истой француженки она уже забыла любовные обиды и отнеслась к Небольсину душевно.

- Какая странная жизнь, Аркашки! - призналась, не отрывая взгляда от окна. - Я так благодарна этой войне, которая дала мне счастье повидать большой мир... Смотри, какое чудо в небесах! Я вернусь домой, в мой тихий Шарлевиль, выйду замуж за своего кузена-рудокопа, буду вязать по вечерам чулочки детям... Я состарюсь, Аркашки! И буду вспоминать этот дикий Мурманск, тебя и эти огненные небеса... Поцелуй меня!

Он нежно поцеловал ее, как сестру, и спросил:

- Лятурнер дома сегодня, Мари?

- Да. Пройди. Он к тебе замечательно относится.

Ввалившись к майору, Небольсин бросил на его койку шапку-боярку, повесил на крючок шубу. Потер руки с мороза. Лятурнер играл с котенком.

- Ты откуда сейчас? - спросил он Небольсина.

- Если не считать посещения буфета, то из Главнамура. И вот о делах этой почтенной консистории, мой дорогой патер, я и решил переговорить с тобою...

Лятурнер, ни разу не перебив, выслушал все, что рассказал Небольсин: о явном саботаже Главнамура, о первой партии русских в сорок тысяч, о том, что преступно задерживать солдат на чужой земле, и прочее...

-Котенок резво кусал палец французского атташе.

- Так, - ответил майор. - Но при чем здесь... мы?

- Не дурачь меня, Лятурнер, ты же честный парень, я знаю. И не станешь же ты отрицать, что Главнамур целиком находится под вашим влиянием. Под вашим и под английским!

Лятурнер резко сбросил котенка на пол.

- Ты преувеличиваешь, Аркашки! Влиять на Россию после ее двух революций задача непосильная даже... для Талейрана. Мы лишь союзники несчастной, заблудшей России, мы желаем русскому народу одного добра, и наши якоря войдут в клюзы сразу, как только в России водворится порядок и благополучие.

- Порядка вам в России не навести! - ответил Небольсин резко. - Еще чего не хватало, чтобы ваши ажаны стояли по углам наших улиц, следя за порядком... Я говорю о другом: о задержании вами наших солдат.

- Выпьем? - спросил Лятурнер.

Небольсин неуверенно пожался:

- Да я тебе бочку выпью, только что с того толку? Выпили.

- Чего молчишь? - спросил Небольсин.

Лятурнер аккуратно вращал бокал на тонкой ножке.

- Конечно, - сознался он, глядя в глаза инженера, - ты прав, Аркашки, посылка русских солдат во Францию была ошибкой. Но ни ваши, ни наши генералы в этом не виноваты. У нас было много оружия, но не хватало солдат. У вас же, наоборот, ходили в атаки с лопатой, но зато неисчерпаемые людские ресурсы. Это был коммерческий обмен - ради общего дела. И ответственность за эту сделку несут политиканы, вроде Вивиани, Поля Думера, Альбера Тома... Боюсь, Аркашки, что теперь, после большевизации русских легионов во Франции, моя страна не скоро пойдет на дипломатическое сближение с вашим правительством...

• Предыдущая
• 67/221
• Следующая