Из тупика - Пикуль Валентин Саввич - Страница 62

• Предыдущая
• 62/221
• Следующая

И лакеи отдернули перед ним пыльные, ветхие ширмы.

* * *

В маленьком домике Общества спасания на водах, притулившемся на берегу тихой Лососинки, в одном окне еще горел свет. Незнакомый человек средних лет в офицерском френче, но без погон скучал в конторе. Одного глаза у незнакомца не было, вместо него глядел на мир стеклянный - голубой-голубой.

- Небольсин? - удивился он. - Как приятно познакомиться...

Аркадий Константинович уплатил взносы, а одноглазый взялся за громадный висячий замок.

- Тоже уходите? - спросил Небольсин. - Как удачно, что я вас застал.

- Да. Закрываюсь. Больше никто не придет.

- Ну спасибо. Позвольте откланяться.

- Вы куда сейчас? - спросил одноглазый, вдевая хомуток замка в дверные кольца.

- На вокзал.

- Не желаете ли, - предложил одноглазый, оглядываясь по сторонам, - я вас на катере общества подброшу?

- С удовольствием, - согласился Небольсин.

Катер - слишком громко сказано. Скорее лайба с подвесным мотором.

Косо взлетели от берега дикие утки. Желтый лист над водою падал, падал, падал - неслышный. И неслышно ложился на темную спокойную воду. Одноглазый молча сидел на руле, направляя моторку вдоль заводи Лососинки. Темно и мрачно вылупились на воду одичалые окна домов обывателей.

Взошла полная луна, и одноглазый сказал:

- Остро декларируют большевики. Благодаря этой остроте Малороссия уже отъезжает от великороссийского перрона в неизвестность.

- Это, конечно, ужасно: потерять Украину, - согласился Небольсин, кутаясь в пальто. - Россия будет раздергана...

Голубой глаз человека во френче сверкал, как драгоценный алмаз в темноте крадущейся ночи.

- Сегодня Украина, - сказал он, - завтра Прибалтика, потом Кавказ, и от России - слабый шпик на мазутном масле!

- Это страшно... - задумался Небольсин, подавленный.

"Чап-чап-чап..." - постукивал мотор. Было тихо и безлюдно.

- А как вы думаете, - снова спросил одноглазый, - победят большевики или нет?

- Думаю, что...

- Нет? - закончил за него одноглазый.

- Может, вы и правы: им очень трудно остаться у власти.

Человек во френче перенял румпель другою рукой.

- А если так, - сказал, - так чего ты суешься?

- О чем вы? - растерялся Небольсин.

- Ты думаешь, Совжелдор тебе простит?..

Удар сапогом - прямо в лицо, и Небольсин отлетел на нос байдары, которая продолжала мерно двигаться через заводь. Офицер прыгнул на него сверху и - удивительно сильный, ловкий! - стал вязать на шее Небольсина веревку.

- Так чего суешься? - приговаривал он. - Твое ли это дело?

Головою, резко привстав, Небольсин ударил его в живот.

- Эк! - задохнулся тот, падая.

И, собрав все свои силы, инженер швырнул человека в воду.

Из-за борта сразу вынырнула голова его, и теперь стеклянный глаз сверкал в ночи жутко, люто и удивительно... Перехватив румпель, болтавшийся на корме, Аркадий Константинович круто развернул, катер по заводи. И... тяжелый, окованный жестью форштевень утопил одноглазого в илистой глубине.

Небольсину надолго запомнилось это нутряное, противное "эк!" и как потом всплеснула вода...

Он выключил мотор, и лодка с шорохом - по инерции - въехала в шуршащие камыши.

Держась за виски, задворками он побежал в сторону вокзала.

Жизнь в холодном вагоне с толстозадой Дуняшкой казалась ему теперь сказочным раем.

Глава десятая

Зарядили зимние шторма, и посыльная "Соколица" под конвоем британского тральщика долго бултыхалась в котловине Кильдинского плеса. Потянулись по бортам утесы Кольского залива - качка фазу погашала. Справа, пропадая в сером клочкастом небе, высились мачты радиостанции Александровска, оттуда, вытягиваясь к океану, плыл под облаками метеозмей.

За островом Сальный, где жили заразные "баядерки", сосланные сюда еще при Короткове, открылась уже губа Ваенга, вся в наплыве заснеженных сопок. За нею фиорд довершал последний поворот, и за каменистым мысом Росты открывался рейд, заставленный судами флотилии. Пусто и одичало качались тени крейсеров и эсминцев, сонно дымила плавмастерская "Ксения", да на отряде истребителей махали флажкам с мостиков продроглые сигнальщики в бушлатах. Затаенно светились в сумерках четкие ряды иллюминаторов в борту английского линкора "Юпитер " да щелкало на ветру громадное полотнище флага на французском броненосце "Адмирал Ооб"...

"Соколица" подошла к пирсу, Павлухин вскинул мешок на плечо и направился в контору Мурманской дороги. Выбитые окна щербатились осколками стекол, были наспех заделаны фанерой и тряпками. Небольсина в конторе не оказалось: он отсыпался в своем вагоне после поездки. Павлухин с трудом отыскал на путях вагон начальника дистанции. Толстобокая девка долго цокала в тамбуре, ведя допрос по всем правилам военного времени.

- Да пусти ты! - взмолился Павлухин. - Надоела: цаво да цаво? За цем оцередь? Цасы в поцинку...

Небольсин не сразу, после просыпу, узнал Павлухина. В окно купе сочился серый, печальный день, и путеец затеплил на столике две высокие стеариновые свечи.

- Вспомнил, - сказал Небольсин, зевнув. - Неужели вы и правда были в Архангельске?

- Вот прямо оттуда.

- И?..

- И пять миллионов пудов хлеба остаются в России!

- Чудеса, - едва поверил Небольсин. - Я потом даже пожалел о том, что сказал вам о хлебе. Думал, вы погорячились, а для вас могут быть неприятности.

- Сейчас весь мир состоит из одних неприятностей. Архангельские товарищи помогли... Случайно, не знаете ли такого поручика, Николая Александровича Дрейера, который штурманом на ледоколах военных ходит?

- Нет, не имею чести знать.

- Вот он - товарищ толковый, он и помог найти этот хлеб.

- А его надо было искать? - спросил Небольсин. Павлухин подкинул и поймал свою бескозырку, как колесо:

- Э! Видать, вы ничего не знаете, что в Архангельске творится. А там... такое! Черт знает что! Бывало, версты идешь, и все - склады, склады, склады... Чего там нет! Пушки, горчица, аэропланы, пенька, лаки, снаряды, кофе, тряпки для баб, пулеметы, взрывчатка, всякое, что миллиарды стоит. И все валяется.... Так вот и брошено!

- Неужели хуже, чем у нас?

- Не лучше, - ответил Павлухин. - Иду я раз, а под ногами что-то скрипит, трещит, выгибается. Разрыл снег. Мама дорогая! Новенькие аэропланы. Крылья и все такое прочее. Я даже записал для памяти. "Ныопор-24-бис" - так называются. А моторы завода "Испано-Суиза" тоже в грязи лежат.

- Развал и беспорядок свойствен России, - ответил Небольсин. - Но в последнее время он достиг критической точки. Я, начальник дистанции, езжу по этой дистанции и не буду удивлен, ежели меня угробит скорый встречный на моей же дистанции.

Небольсин присматривался к матросу и никак не мог угадать, какие цели привели его к нему в вагон. Павлухин, кажется, и сам понял, что болтать далее неуместно, сказал:

- Можно с вами напрямки?

- Как угодно... пожалуйста.

Выяснилось, что Целедфлот в Архангельске долго разыскивал на путях от аванпорта Экономия пять таинственных вагонов с пломбами. Два из них гружены алюминием из французских бокситов, в других была аммиачная селитра, выработанная из воздуха.

- Не нашли, - сказал Павлухин. - Должны быть у вас.

- Помню. Стоят в тупике. Назначение - Петроград. Но когда к власти пришли большевики, вмешались консулы - французский и британский. Вагоны велели задержать.

Павлухин склеил аккуратную цигарку, прикурил от свечки. - Надо бы отправить... - выдохнул вместе с дымом. - Куда?

- В Петроград, по назначению...

- Назначение - Керенский, - сказал Небольсин.

- Назначение новое - Ленин, - ответил Павлухин. Небольсин вдруг перешел на "ты":

- Слушай, а ты парень хитрый. По глазам вижу: в рот пальца не клади. А в Архангельске дураки сидят: не понимают всей сложности мурманской обстановки.

- Зато они раскусили обстановку в Совжелдоре, и про вашу речь там уже им известно.

• Предыдущая
• 62/221
• Следующая