Из тупика - Пикуль Валентин Саввич - Страница 6

• Предыдущая
• 6/221
• Следующая

- Ну и мотает, - сказал он матросу. - Особенно на поворотах.

Это верно: площадка дальномера то стоит над самым мостиком, и можно плюнуть на панаму Иванова-6, а то вдруг с ревом рушится при крене за борт, провисая над белыми гребнями.

- Разверни! - говорит фон Ландсберг кратко, и оба они влипают лицами в каучуковую оправу оптики. Что они видят сейчас? В четком пересечении нитей шатается перед ними далекий берег Турции: скалы... камни... минареты... чайки...

- Я же говорил вам! - кричит на ветру Павлухин. - Он еще от самой Хайфы расстроился от вибрации. Нет совмещения! Нету!..

Фон Ландсберг и Павлухин опутаны проводами телефонов, словно каторжники веревками. И в наушниках того и другого уже воркует голос лейтенанта Корнилова:

- Кормовой плутонг к открытию огня готов.

- Володя, - напоминает фон Ландсберг, - прошу тебя: следи за репетацией. Ты даже не знаешь, как трясет на дальномере!

* * *

Броня укрыла людей, сразу ставших сосредоточенными.

На палубе крейсера - ни души; закинуты люки, задраены горловины... Кажется, все уже вымерло: жизнь течет под броней.

Взмах острой лопаты, и дог Корнилова уже без хвоста! - с визгом убегает в коридор кают-компании. Тонкий обрубок собачьего хвостика летит за борт.

- Сашка Бирюков свое дело знает, - говорит матрос, сбегая в глубину котельной шахты. - Он еще себя покажет...

Глава вторая

Вальронд протискивает свое тело в узкую щель броневой двери. Самое трудное - не покалечиться. Но когда сел на место, то уже нет ничего уютнее твоего кресла, откуда ты хозяин над этой страшной многотонной башней.

- Все на местах? - оглядел мичман. - Тогда задраить башню к бою... - И в микрофон: - Носовой плутонг к открытию огня, во имя аллаха, готов!

В ответ звонко дребезжит мембрана передачи.

- Женечка! - говорит фон Ландсберг. - Не балагань, золотко. А чтобы ты лопнул от зависти, сообщаю: Володька сегодня свой плутонг приготовил раньше тебя...

Глухо бахнула броневая дверь. С лязгом закинуты щиты полупортиков. И теперь божий мир глядел на людей только в узкие смотровые щели. Тускло мигало под сводами башни электричество, сразу невмоготу стало от духоты раскаленной стали.

- Раздевайся, братцы, - сказал Вальронд, и первым потянул через голову сетку, противно липнущую к лопаткам.

Обнаженные тела матросов маслянисто отсвечивали литыми мускулами. Они как бы сливались воедино с машиной смерти - этим орудием, занимавшим всю башню. Мичман невольно залюбовался людьми: вот они, словно сошедшие с полотен Микеланджело, воины флота великой Российской империи. Три океана и четырнадцать морей остались за ними. Неутомимые бойцы, они уже в самой пасти турецкой столицы и сейчас покажут, на что способны...

И снова, как будто исчужа, поманила мичмана сладостным пальцем волоокая Шехеразада. Это его, мичмана, она поманила. Но раскрытое горло проливов зазывало матросов иначе; Не пальчиком, нет, какой там к черту пальчик! За воротами Дарданелл и Босфора чудился им прорыв в Черноморье, гавани Севастополя, дальние поезда и тот полустанок, где их встретят забытые родичи... Не пальчиком - калачом и бутылкой, слезой и поцелуем! Конец войне - вот сказка матросской Шехеразады!

Вальронд глянул на приборы:

- Провернуть на девяносто... дать угол. Вертикаль! Так, братцы, хорошо. Теперь - горизонт, па-а-ашел горизонт...

Чудовищный механизм сорвался с места, катясь по барбету на роликах плавно и журча; все пришло в движение. Защелкали приборы, отмечая любое кивание орудийного хобота, и мичман, довольный, хлопнул себя по ляжкам.

- Замечательно, - сказал. - Сейчас, ребята, начнем... Последние минуты перед боем... Самые последние!

В смотровую щель виден скользкий полубак крейсера, режущий желтый мутный простор. Зарываясь в сверкающую пену, нос "Аскольда" вдруг круто взлетает - весь в движении, весь в тряске крена. И разом отряхивает за борт тяжелую воду.

С воем уходят вдаль снаряды английских кораблей. Взрывов почти не слышно - они далеко отсюда; рвутся снаряды у города Крития, где расположена ставка противника. "Аскольд" медленно обгоняет транспорта, на палубах которых в четких каре застыли войска - новозеландские, австралийские, греческие. Сейчас это "мясо" швырнут с бортов - прямо в трескучий кромешный ад...

Вертикальный наводчик, степенный Данила Захаров, заботливо трет беличьим хвостиком яркую оптику своего прицела:

- Господин мичман, а правду говорят, будто один такой чемодан целые тышши стоит? Или врут люди?

Вальронд поиграл блестящим носком ботинка, крепко втиснутым, уже наготове, в тесную педаль "залп".

- Да, братец, - ответил он, вытирая пот. - Один бортовой удар с "Куин Элизабет" обходится Британии в тысячи фунтов стерлингов... Пристрелочный! передал мичман по трубе в погребное хозяйство. - Где же ты, моя прелесть?

- Есть пристрелочный, - раздался из преисподней голос баптиста Бешенцова. - Подаем на башню...

В утробе корабля провыл мотор, и воздушный лифт плавно поднял в башню первый снаряд. Наверху он со вкусом чмокнул воздух, словно поцеловался с любимой пушкой. Проклюнувшись наружу зеленой головкой, снаряд застыл - весь в нетерпеливом ожидании. Это и был пристрелочный. За ним, за зелененьким, как огурчик, уже лавиною хлынут через башню боевые, с красными шапочками на головах, нарядные, как игрушки...

- Ну, - опять спросил Захаров, - а ежели этот? Наш?

- Триста пятнадцать до войны, - пояснил Вальронд. - А сейчас - не знаю. Кажется, на Путиловском производство удешевили.

Носок мичманского ботинка нестерпимо сверкал на педали "залп". Сколько тысяч русских рублей перекидает он сегодня этим элегантным носком в несытую прорву мировой бойни?..

- Ваше благородие, - не отставал от мичмана любопытный Захаров, - а вот ежели бы все это да в деныу перешпандорить! Ну, стреляли бы, скажем, не снарядами, а деньгами? Как вы думаете, война бы раньше не окачурилась?

Вряд ли ожидал такой вопрос мичман.

- Ну, брат, подумай сам: на позиции турок летит золотой русский дождь... И вообще, Захаров, ты залезаешь в область политической экономики. А я окончил только Морской корпус его величества, и потому в этом ни бельмеса не смыслю.

Жуками заелозили по шкалам указатели целика. Наводка!

- Кончай болтать. Выходим на дистанцию. Башня - товсь...

Низко над водою прошли два аэроплана - в сторону Ени-Шере, где уже были сброшены десанты греческого легиона. По правому траверзу тянулся турецкий берег, изглоданный огнем и рваным железом. В смотровой щели башни скользила муть воды и желтизна пыльного неба.

- На дальномере! Не тяните с дистанцией... давайте!

В ответ - беготня стрелок и голос репетующего Пивинского:

- Сейчас скажу, сейчас... Шестьдесят... Нет, пятьдесят! Но приборы показывали только сорок четыре.

- А! - сказал Вальронд. - Давай первый. Один вколотим...

Прибойник с хлопаньем вогнал снаряд. Прицел. Целик. Гнусаво заблеял ревун, и Женька Вальронд надавил педаль. Пушка сорвалась с места. Неумолимый компрессор, шипя и брызгаясь горячим маслом, плавно поставил, ее на прежнее место.

- А-аткла-ане-ение... - пропел с дальномера Павлухин.

- Триста пятнадцать рублев, - запереживал Захаров. - И собаке под хвост бросили... Надо же так! А?

Башня грянула хохотом. Смеялся и мичман.

- Ты скупердяй, Захаров. Чего жалеешь? У нас полные погреба таких болванок... Не Путиловский, так союзники - подкинут! Боевыми, - приказал он, - клади!..

В прицеле над берегом возникли пять ярких точек, быстро взлетавших кверху. Вальронд понял, что эта пятерка пущена в сторону "Аскольда", но спокойно выжидал результата своих разрывов... Есть! Но... опять мимо.

И сразу - в микрофон, уже раздражаясь:

- На дальномере? Что вы там даете нам лапшу с маслом? Репетующий нес в микрофон чепуху:

- Шестьдесят восемь кабельтовых!

- Заткнись, - велел ему Вальронд в телефон и, повернувшись к прислуге башни мокрым от пота плечом, сказал: - Ну их всех в главный штаб... Ставь на сорок восемь!

• Предыдущая
• 6/221
• Следующая