Из тупика - Пикуль Валентин Саввич - Страница 53

• Предыдущая
• 53/221
• Следующая

- А у меня под локтем "Общее дело", - прочитал Лятурнер. - Сообщение из ставки... "Все солдаты с фронта разъехались единичным порядком самочинно". Молодцы русские! - сказал Лятурнер, беря кусок побольше. Здорово воюют! Извини, Аркашки, но эту статью не я написал в русской газете.

Уилки со смехом вперся глазами в обрывок "Биржевых ведомостей", и прочитал с выражением:

- "Уныло и печально в стенах Петроградской консерватории".

- Где, где? - закричал Небольсин, вскакивая.

- В консерватории, Аркашки.

- Дай сюда. Черт возьми, ведь у меня там невеста!

- Ай как там ей сейчас уныло и печально... Держи!

Небольсин схватил бумажный лоскут, весь в пятнах жира:

- К сожалению, здесь дальше... оборвано.

- А что там? - спросил Лятурнер.

- Да что! Собрали девяносто тысяч рублей взносов. А за дрова заплатили сорок тысяч... Бедная, как она, должно быть, мерзнет! Профессора жалованья не получают совсем. И пишут, что спасти консерваторию сейчас может только Временное правительство. Мне плевать, кто ее должен спасать, но... Вы бы хоть раз увидели мою невесту! Все от нее в восторге. А я даже не знаю, как она?

Лятурнер глянул на часы:

- Знаешь, кто придет сейчас? Мы пригласили лейтенанта Басалаго. Ты не возражаешь?

- Басалаго один не ходит, - заметил Уилки. - Он притащит и Чоколова. И придут не пустыми!

- Да ладно! - сказал Небольсин. - После вас мне посуду не мыть. Хоть вся флотилия пусть забирается ко мне в вагон... Хотите, поедем в Колу?

С гоготом, обнимая в тамбуре Дуняшку, ввалился кавторанг Чоколов, уже хмельной. За ним, абсолютно трезвый, лейтенант Басалаго. Выставили из карманов бутылки.

- Твердо решили напиться? - спросил Небольсин.

- Мы устали. Хуже собак. Иногда не мешает.

- Ну, поехали? Выедем в тундру и будем хлестать до утра, как гусары.

- А не позвать ли нам баядерок? - предложил Басалаго.

- Одна уже есть, - дурачился Чоколов. - Дуняшка, сканканируй нам в своих чулках, вечно спущенных до колен!

- Цего? - спросила Дуняшка, не поняв, и шмыгнула носом.

Уилки пихал Небольсина в бок:

- До чего же у тебя странный вкус, Аркашки.

- Зато она удобна, - застеснялся Небольсин. - Не забывай, что у меня невеста, и я не имею права транжирить себя направо и налево, словно худой кот...

Дал распоряжение на станцию, и маневровый потащил их за город - на просторы тундры. За стеклами окон качалась жуткая полярная темень; паровоз вырывал из-под насыпи белизну снега, голые прутья ветвей.

Басалаго, выпив, спросил:

- Ты больше ничего не знаешь, Уилки! Что в Петрограде?

Уилки сидел прямо, совсем трезвый, курил спокойно.

- Керенский не удержится. Перестань хвалить его перед матросами и предсказывай им бурю новой революции Ленина - тогда тебя будут считать на флотилии пророком.

- Ты не шутишь? - нахмурился Басалаго.

- Зачем же? Ты спросил - я ответил.

- И что будет дальше?

- Ленин придет к власти.

- Ты пьян! - резко сказал Басалаго англичанину.

Уилки ответил ему ледяным тоном:

- Если я выпил больше тебя, это еще не значит, что я пьян.

- Да хватит вам! - вступился хамоватый Чоколов, игравший всегда под рубаху-парня. - До нас большевики не доберутся. Здесь Россия кончается, обрываясь, как этот стол... в океан!

Уилки внимательно поглядел на Чоколова:

- В этом-то ваше счастье, мистер Чоколов.

Одинокая пуля, пущенная из темноты по окнам, разбросала стекла над головой Уилки, но он даже не обернулся.

- Если меня убьют, - сказал, - это будет здорово. .

Над столом, поверх посуды и объедков, сверкнули браунинги.

Хором заорали на оглушенную девку:

- Дуняшка, свет! Дура, свет погаси...

Темный вагон долго двигался по темной тундре.

- Дуняшка, - не вытерпел Небольсин, - так хуже... включи!

В ярком свете опять проступили лица. Чоколов ползал по полу. Все так же прямо сидел Уилки, и ветер из разбитого проема окна развевал его жидкие светлые волосы.

- Я пью за крепкую власть в России! - сказал он, поднимая стакан с водкой. - За власть, которая обеспечит России победу в этой войне.

- Не свались, - дружески подсказал ему Небольсин.

- Закуси, - пододвинул еду Чоколов.

Все выпили за "крепкую" власть, хотя каждый понимал ее по-своему. Долго и молча жевали. Небольсин сильно захмелел.

- Господа, - начал Чоколов, - а Корнилов-то серьезный был мужчина... Как это ему не повезло!

- И дать разбить себя Керенскому? - усмехнулся Лятурнер.

- Я не согласен, - возразил Уилки. - К сожалению, Корнилов был разбит Красной гвардией, и об этом надо помнить..

- А куда мы едем? - отвлеченно спросил Басалаго.

- А тебе не все равно, куда ехать? - ответил ему Небольсин.

- Мне не все равно. Это тебе все равно, куда тебя везут.

- Ты меня не везешь. Это я тебя везу.

- Ты ошибаешься, - сказал Басалаго. - Здесь, на Мурмане, все только катаются. Но вожу-то их я. Куда мне вздумается...

Уилки, подняв лицо, выпустил дым к потолку. Губы его презрительно улыбались. Впрочем, этого никто не заметил.

Под утро вышли в тамбур, чтобы проветриться, лейтенант Уилки и Небольсин, сильно опьяневший.

- Уилки! - сказал Небольсин, распахивая двери мчащегося вагона. Садись, Уилки, рядом. Свесим ноги и поговорим... Ты наверняка знаешь, что будет дальше!

- Дальше, - прозвучал голос англичанина, - будет революция. И только вы здесь ничего не понимаете и не знаете.

- Уилки, я тебе сколько раз говорил: нехорошо много пить и мало закусывать. Ты и правда пьян, Уилки?

- Я тебе, Аркашки, дам сейчас пинка под зад. И ты так и вылетишь из своего вагона...

- За что, Уилки? - пьяно хохотал Небольсин.

- За то, что ты глуп, Аркашки...

Небольсин повернулся в темноту тамбура, где вспыхивал огонек английской сигареты.

- Слушай, Уилки, - спросил просветленно, - а вы уйдете отсюда, если большевики придут к власти?

- Зачем? - ответил Уилки из мрака. - Мы станем союзниками большевиков, если... если Ленин продолжит войну с Германией!

- Я не пророк, но вам придется уйти. Ленин никогда не пойдет на продолжение войны, и ты сам это знаешь, Уилки.

- Тогда, - сказал лейтенант, - мы будем бороться. Мы, англичане, пожалуй, единственный народ в мире, который никогда не знал поражений... Пойдем, Аркашки, поднимайся!

- Куда?

- Допьем, что осталось.

Небольсин встал, качаясь, обнял англичанина.

- Слушай, мой дорогой Уилки! Допить-то мы, конечно, допьем. Но не было еще такой беды, из которой Россия не выкручивалась бы... О-о, ты плохо знаешь нас, русских!

- Пойдем, пойдем... Я их изучаю все время.

В вагоне был погром. Все давно валялись - кто где мог.

Разбросав руки по столу, крепко спал лейтенант Басалаго. Уилки взял его за волосы, грубо и жестоко оторвал от стола, посмотрел в лицо бледное, без кровинки.

- Готов! - сказал с презрением.

Повернулся к Небольсину:

- Худо-бедно, а выдержали только мы двое... Совсем забыл: у меня для тебя, Аркашки, кое-что приготовлено. - И протянул бумажку с надписью: "Бабчор (высота No 2165). Македония, Новая Греция, фронт Салоникский". Доказательство дружбы, Аркашки... Это новый адрес твоего брата. Можешь писать ему. И не благодари, не стоит.

* * *

Черную шинель раздувал ветер. Черным крепом были обтянуты на погонах императорские орлы, все в тяжелом витом золоте. И черный креп закрывал, словно справляя поминки по ушедшему миру, кокарду национальных цветов. Стоя на башне, Ветлинский заговорил, и три наката стволов линкора, установленные в мутное пространство, казалось, молчаливо подтверждали каждое его слово.

- Матросы! - патетически воскликнул главнамур. - Забудем, что я адмирал. Сейчас я говорю как рядовой член мурманского ревкома... Не вы ли меня и выбрали в его состав? Вы! И вы знаете, что я с чистым сердцем принял, как неизбежное, первый удар колокола свободы - возглас русской революции. Так вот, говорю я вам как боевой товарищ: вы затрепали революцию языками. Вы замусорили ее шелухой семечек... Вы сами уже давно не знаете, чего хотите! А я говорю вам: революция и республика в опасности! Есть только один путь спасти ее от германского империализма - это путь войны...

• Предыдущая
• 53/221
• Следующая