Из тупика - Пикуль Валентин Саввич - Страница 51

• Предыдущая
• 51/221
• Следующая

- Нет, - настаивал главнамур, - мы не погибнем, ежели будем работать, карать, плавать, воевать. Мы с вами здесь хозяева... мы! При чем здесь англичане? Хотят тралить? Пожалуйста, весь полярный океан к их услугам: тральте. Хотят иметь базу? Я отдаю им половину рейда... Слава богу, Кольский залив - такая гавань, в которой можно поставить на якоря флоты всей Европы! Но за стол, за которым сижу сейчас я, адмирала Кэмпена я не посажу - у него свой имеется... в Англии!

- Вы поймите, - убеждал Басалаго, - у нас котлы едва-едва на подогреве. Флотилия даже не дымит. Никто не хочет нести вахты. Анархия! Не станете же вы отрицать, что союзники сейчас являются на Севере именно той силой, которая и оберегает нас от немецкой экспансии. Убери отсюда англичан, и с океана сразу войдут сюда германские корабли... Разве не так?

- Потому-то, - отвечал Ветлинский, - я и не убираю британцев отсюда. Пусть дымят сколько им влезет, и пусть этот дым щекочет ноздри кайзеру Вильгельму... Но есть предел. Есть граница во всем, даже в дружбе: от и до! А далее - ни шагу. Далее - Россия! Далее кончается союзная дружба и начинается враждебная интервенция...

Главнамур вызвал к себе командира "Бесшумного". С бородой, завитой мелкими колечками, словно у ассирийского сатрапа, навытяжку предстал перед ним князь Вяземский.

- Гражданин князь, - спросил у него Ветлинский, - какой номер готовности несет ваш эсминец?

- Готовность - ноль, в уставах не обозначенная. В дополнение ко всему есть реврез (точнее, революционная резолюция), в которой матросы постановили лишить меня командования эсминцем.

- Хватит с них каперанга Короткова! - ответил главнамур. - Вас я отстоял. Как самого боевого офицера флотилии. Англичане упрекают нас, что мы перестали воевать. Они правы, черт их всех побери: флотилия занята митингами, а немцы в горле ставят мины... Мы пишем резолюции, а немцы варварски топят даже иолы с женщинами. Мы должны доказать адмиралу Кэмпену, что он не одна собака в этой деревне... Есть еще доблесть русского флота. И она всегда при нас, прежняя! Князь, сможете ли вы выйти за Кильдинский плес?

Миноносник запустил пальцы в рыжую бороду.

- Почему так близко?

- До Териберки?

- Можем и дальше.

- Замечательно!

- Но, - сказал князь Вяземский, - известно ли вам, что флотилия самодемобилизована? Вот так... Выйти в море, имея на борту десять человек команды, - это прекрасный способ для самоубийства. Торпедные аппараты в ржавчине, и я не удивлюсь, если при залпе торпеды рванут в трубах. Моя борода будет вознесена прямо к небесам! Вы говорите - немцы у входа в фиорд. В чем дело? Пусть входят... Я готов кричать им: "Хох, кайзер!" Лучше немцы, нежели эти... Вы понимаете, господин контрадмирал, кого я имею в виду!

- Значит, вы отказываетесь вести эсминец?

- Нет, Кирилл Фастович, вы не так меня поняли... Князь Вяземский, если его воодушевить мадерой (а еще лучше - хересом), выведет свой миноносец в море - даже без матросов! Меня расстреляют немцы. Но это будет смерть на мостике, возле боевого телеграфа. Смерть с мадерой... или с хересом! Во всяком случае, я не буду зависеть от резолюции, принятой на митинге.

- Выйти надо, - закрепил разговор Ветлинский.

- Будет исполнено, господин контр-адмирал. Позвольте мне добрать команду до штатного расписания у англичан?

- Ни в коем случае! Доберите комплект с любого нашего эсминца. И какую бы помощь вам англичане ни предлагали, вы не должны принимать ее... Вы что-то хотите сказать, князь?

- Да. Хочу. Прямо от вас я заверну в британское консульство и возьму у них на время похода, как брал всегда, бинауральный тромбон, без которого мне в море просто нечего делать.

Лицо Ветлинского передернула судорога.

- Хорошо, - разрешил он. - Один тромбон. И ничего больше.

* * *

За островом Кильдин, что вылезал из океана острым таинственным утесом, напоминая картины Бёклина, с его неземным волшебством, - уже открывался океан; там косо валил снег, облепляя мачты и мостик. Привычно вздыхали машины. На качке порывисто сотрясалась палуба, исхлестанная пеной. Стрелка кренометра гуляла под мокрым стеклом; иногда ее "зашкаливало" - она упиралась до кромки предела; такой гиблый крен - это тебе не качели на ярмарке... Немало уже кораблей перевернулось в полярном океане кверху килями.

Вяземский сидел в рубке, бросая взгляды на матовую картушку компаса, которая плавала в голубом спирте, и пальцем ковырял пробку в бутыли.

- О дьявол! - ругался он. - Я так отвык от моря, что стал забывать штопор... на берегу. - Большие красные галоши (как у дворника) облегали княжеские валенки.

За Кильдином было чисто. Бинауральный прибор для поиска на глубине вражеских подлодок, взятый напрокат у британского консула, неустанно щупал океанские толщи. От гидрофонов, приделанных к днищу эсминца, тянулись провода к тромбонам на мостике. А мундштуки приборов были вставлены в уши князя Вяземского, и он был похож на врача, который прослушивает грудь больного...

"Хлоп!" И пробка наконец вылетела; терпко запахло крепким хересом.

- Слава богу, - перекрестился Вяземский. - Штурманец, где ты, умница? Пошли на Семь Островов, за Териберку, хоть к черту на рога... Где-нибудь да найдем хоть одного немца!

"Пиууу... пиуу..." - выпевали рупора тромбонов.

- Чисто, - заметил рулевой, малый опытный. - Вот когда пикнет, тогда наше дело швах... У немца-то сто пять, а у нас виноград - дамские пальчики... Дожили!

И, презрев всякую дисциплину, рулевой злобно плюнул в черный квадрат рубочного окошка - туда, где под мостиком тыкалась в ночь маленькая пушка эсминца. Напор ветра отомстил рулевому и вернул плевок обратно - прямо в лицо ему: получи.

- Ну и климат! - сказал матрос, вытираясь.

Эсминец с ревом влезал на волну. Вдали, в ярком фосфоресцирующем свете, заколебалась тень корабля. Неизвестного. Вяземский быстро листал сводки: нет, прохождения судов в это время на русских коммуникациях не значилось. Чужой!

Зубами князь сорвал с руки варежку, нажал педаль на рае-блоке. Колокола громкого боя взорвали тишину душных отсеков. Полминуты - и команда на постах (еще не забыли прошлую выучку). Быстро-быстро каждый матрос опоясывал себя, как ремнем, резиновым жгутом Эсмарха - их носили на случай ранения, чтобы остановить кровь. Дали сигнал вызова прожектором неизвестное судно не отвечало, шпарило дальше на полных.

Шлепая галошами по решеткам мостика, Вяземский велел:

- Магний! - и сам помогал запускать воздушный шар в небо; раздутый от водорода, рыбкой выскользнул шар из рук сигналыциков, и пакет магния (в фунт весом) разгорелся на высоте нестерпимым сиянием.

В этом безжизненном сиреневом свете все увидели лесовоз, спешащий в ночи куда-то прочь, а штабеля досок, ровно уложенные на верхнем деке, отсвечивали белизной, словно сахар. На приказ остановиться судно увеличило ход, скрываясь.

- Перва-ая... под нос его! Пощекочи...

Выстрелом под нос заставили судно остановиться.

- Абордажную... на борт!

Нет, еще были моряки доблести и отваги... В кромешной свалке волн спустили катер, и Вяземский сам возглавил партию обыска. Судно оказалось под флагом нейтральной Бразилии, но команда состояла из шведов (тоже нейтральных). В каюте капитана - ужин: тарелка, накрытая чистой салфеткой. Вяземский сорвал салфетку - там лежал кусок черствого хлеба. Богатая Швеция отдала все, что могла, Германии, и сама дохла с голоду.

- Команду собрать! Документы... Откуда идете? Карты!

- Идем из Онеги, - пробормотал капитан.

- Неправда! Это лес не онежский, на нем нет тавра онежской компании "Wood"...

В команде оказался лишний: офицер германского флота. Вяземский фонарем осветил перекошенное страхом лицо. Заставил немца встать лицом к борту и ударом ноги перекинул через поручни в кипящее море.

- Привет адмиралу Тирпицу! - И погасил фонарь. - Раскидать весь лес... ничего не жалейте.

• Предыдущая
• 51/221
• Следующая