Из тупика - Пикуль Валентин Саввич - Страница 43

• Предыдущая
• 43/221
• Следующая

Басалаго поставил вопрос ребром:

- А этот расстрел в Тулоне?..

Ветлинский рванул с себя "непромокашку".

- Команда уверена, что приговор подписал полковник Найденов и атташе посольства. К тому же мне пришлось выступить перед судовым ревкомом...

- С чем?

- Я вынужден был признать эту революцию. Я признал ее... Впрочем, задумался каперанг, - мне для этого совесть свою насиловать не пришлось, ибо я отдаю отчет себе в том, что Романовы только занимали место. Они не были способны довести Россию до победного конца. Честно скажу вам, Мишель: да, я буду поддерживать Керенского в его стараниях воодушевить флот и армию к наступлению...

- Что ж, все разумно, - согласился Басалаго. - Вы спасли не только себя. Вы спасли крейсер... для России, для войны.

- Очень рад, Мишель, что вы это сразу поняли. Ради этого я и шел на все. А теперь... спать. Вы меня извините, Мишель, но я забыл, когда спал в последний раз...

Сковырнув с ног громоздкие штормовые сапоги, разбухшие от сырости, Ветлинский рухнул на койку. Его глаза закрылись темными веками, словно пятаками глаза покойника. Серые губы каперанга слабо прошептали:

- Вы можете говорить и дальше, Мишель. Я еще не сплю... Басалаго поднял с палубы опрокинутый стул-раскидушку.

- Я вас очень ждал, Кирилл Фастович, - заговорил он, садясь поближе к каперангу. - Здесь, в Мурманске, вам бояться нечего. Поверьте: наши корабли всегда под главным калибром "Юпитера", англичане никаких бунтов не допустят. Я вас очень ждал, - повторил он, - чтобы совместно...

- Постойте, - сказал Ветлинский, не открывая глаз. - Мне не понравилось, что вы сейчас сказали...

- Что не понравилось вам, Кирилл Фастович?

- Вот это. Быть под наводкой калибра... с "Юпитера".

- Но это же не "Гебен" и "Бреслау"!

- Все равно, - возразил Ветлинский, - Я слишком хорошо изучил англичан: дай им только мизинец, и они... я их знаю!

От лица утомленного каперанга вдруг разом отхлынула кровь. Ветлинский стал белым-белым - он уснул. Басалаго встал и, осторожно затворив двери, поднялся на палубу.

К борту крейсера как раз подошел катер с "Юпитера", и по штормтрапу вскарабкался английский сублейтенант - розовощекий юнец, лет восемнадцати на вид. Заметив флаг-офицера, он вскинул руку к белобрысой голове, ничем не покрытой.

- Адмирал Кэмпен, - сказал дерзко, - выражает неудовольствие, что крейсер салютовал ему только одиннадцатью залпами. Мой адмирал в чине бригадном, ему положено слышать в свою честь тринадцать залпов.

Матросы-комендоры уже начинали расходиться от пушки.

- Первая! - крикнул Басалаго. - Расшнуровать обратно, два холостым добавь...

От пушки - выкрик, совсем невежливый:

- А ты кто такой?

- Флаг-офицер, состоящий при мурштабе.

- У нас свой штаб, - ответили.

Суб-лейтенант с линкора "Юпитер" ждал.

- Мой адмирал тоже ждет, - сказал юноша улыбаясь.

Из люка вылез на палубу унтер-офицер с отверткой в зубах.

- О чем тут спор? - спросил.

- А кто ты такой? - сказал ему Басалаго.

- Гальванный унтер-офицер статьи первой Павлухин, член судового ревкома.

- Вот вас-то мне и надо, милейший! Соизвольте велеть своим матросам расшнуровать первую и добавить два холостых.

Павлухин помахал отверткой:

- Ребята! Традиций флота не нарушать... Два - в небо, чтобы чертям тошно стало, вжарь!

- Пожалте, - отозвались с пушки, срывая чехлы. Дважды, оглушая залив, грохнула пушка.

Понемногу успокоились чайки, опять присаживаясь на воду. Суб-лейтенант глянул с высоты борта (примерно как с крыши трехэтажного дома) и ловкой обезьяной совершил прыжок на шкентель с мусингами. Быстро и умело спускался на катер.

- Олл райт! - гортанно выкрикнул англичанин на прощание.

Басалаго задумчиво стоял возле борта. Под ним - вода, темная, и мощный отлив выносил от самой Колы в океан водоросли, дохлую рыбу, пустые консервные банки. И вдруг - вспомнил.

- А мичман Вальронд, - спросил, - где?

- Целехонек, - ответил ему Павлухин. - Ваш мичман Вальронд честь честью справил со мною дружескую отвальную в мюзик-холле Лондона и ушел... по-английски не попрощавшись!

Басалаго ответил:

- Вальронд покинул крейсер - в это верю. Но вряд ли мичман Вальронд справлял отвальную именно с вами.

- Как знать... - улыбнулся Павлухин. - Всяко бывает...

Басалаго примерился к броску, криком подзывая свой портовый катер, чтобы моторист подвел его под шкентель с мусингами.

За спиною лейтенанта переговаривались матросы:

- То англичанин, нация морская. А эти... наши... баре!

Один прыжок и тело, пролетев над кипящей водой, повисло в воздухе. Басалаго сначала насладился удивлением аскольдовцев, а потом, вися на руках вровень с палубой, прокричал им:

- Я вам не барин... Как представитель Центромура я приду сюда снова. И наведу порядок на крейсере... ррреволюционный!

- Какой порядок? - кинулись к борту матросы.

- Порядок революции. - И соскочил вниз, балансируя на шаткой палубе катера. - Полные обороты, - велел он в машину. - Подойти под трап "Юпитера"...

Павлухин раскрыл дверь и переступил через комингс, который до революции имели право перешагнуть только командир крейсера, военно-морской министр или император России...

Самокин собирал в чемодан вещи: белье, книги, японские безделушки. Придавил чемодан коленом - щелкнули застежки.

- Вот и все, - сказал, выпрямляясь.

Павлухин глянул в кругляк иллюминатора, где виднелись жалкие строения города-недостройки, и опечалился:

- Дыра...

- Ошибаешься. Это тебе не дыра, а - окно в мир. Такое же, как когда-то Петербург, только еще шире, еще просторнее. Погоди, здесь еще будет такое... А вообще-то, - закрутил усы Самокин, - отчасти ты прав: после Сингапура, Тулона, Лондона... дыра!

Помолчали. Ветер из иллюминатора стегал кондуктора прямо в затылок, лохматя ему волосы...

- Значит, так, - заговорил Самокин. - Главное здесь сейчас это Центромур. Но он подчинен Целедфлоту, что в Архангельске. Будет тебе трудненько, Павлухин... Глотки у всех здоровые. И будут драть их пошире. Теперь народ стал смелее. В случае чего, и ножик под ребро пустят... Настоящих моряков-балтийцев здесь нет. Опитки да объедки - возьми, боже, что нам негоже... Рассчитывай на пополнение, что прибыло в команду, советовал Самокин - вот Кочевой, Власьев, Кудинов...

- Понимаю, - кивнул Павлухин. - Кочевой, Власьев, Кудинов Митька. У этих, правда, головы на пупок не завернуты.

Самокин вскинул в руке чемодан - примерился, как нести.

- Совжелдор, - сказал он вдруг, - это в Петрозаводске, и туда нам не статья: дело не морское, а путейское. Питер за дорогу эту ни зубов, ни крови не пожалеет... Будем драться!

- Ты думаешь? - не поверил Павлухин.

- Еще как! А тебе, дружище, дорога прямая - в местный Центромур.

- Да как выберут?

- Пройдешь... Все-таки наш "Аскольд" - посудина первого ранга. Не только матросы, но сама броня и сам калибр за тебя голосуют. И запомни, Павлухин, намертво: боезапаса не сдавать! Что угодно - без штанов останьтесь, а погреба берегите.

- Ясно, - сказал Павлухин.

- И еще, - добавил Самокин, расхаживая по каюте, сразу ставшей для него чужой и пустой. - Старайся попасть в Целедфлот, потому что в Архангельске есть наши. Сцепись с тамошними большевиками в одну хватку. Запомни вот это имя...

- Говори, запомню!

- Николай Александрович Дрейер, поручик Адмиралтейства.

- Поручик?

- Чего вскинулся? - осадил гальванера Самокин. - Сядь, не дури... Поручик Дрейер окончил Морской корпус, но ему даже мичмана ради смеха не дали. А поручика... За что? А вот за то, что он марксист. В Архангельске он главный оратор от большевиков, и ты еще полюбишь его.

- А как найти этого Дрейера?

- Он плавает штурманом на военном ледоколе "Святогор", что построили для нас в Канаде. Организация в Архангельске, - продолжал Самокин, конечно, слабенькая. Но большевики все же есть. А здесь - дыра, ты прав! Кораблей много, верно: Но половина английские да французские. И заметь, главный калибр все время расчехлен... Черт их там разберет, что они про себя ночью думают!

• Предыдущая
• 43/221
• Следующая