Из тупика - Пикуль Валентин Саввич - Страница 25

• Предыдущая
• 25/221
• Следующая

И на высокой ноте взлетал голос выездного прокурора: "...за создание революционной организации на корабле, в условиях военного времени, организации, которая, будучи подкуплена тайными немецкими агентами, пыталась произвести взрывание крейсера первого ранга "Аскольд", приговариваются к смертной казни через расстреляние матросы: Захаров Даниил, Бешенцов Федор, Бирюков Александр и Шестаков Георгий..."

- Да будет вам! - закричал Захаров. - Ищите немецких агентов у себя в кают-компании, а в кубриках Россию не продают!

- Господи, за што же мне это? - спросил Бешенцов.

- Сашка Бирюков хлебал вас всех... во такой ложкой!

А лицо Шестакова заливал предсмертный пот. Шестаков заплакал и ничего говорить не стал... Французские жандармы, обнажив палаши, увели навсегда с крейсера четырех осужденных.

Потом к борту "Аскольда" подтянули баржу и стали выкликать по списку сто тринадцать матросских душ (почти целую роту). Каждый, кого называли, быстро пробегал по сходне над мутной водой рейда, прыгал в широкое горло люка. Баржу подхватили буксиры, потащили ее, чадя трубами, в Марсель, а оттуда лежали пути на родину, которая встретит героев с "Аскольда" тюрьмами, и казематами, да страшными плавучими арестротами{5}...

Озлобленность оставшихся на "Аскольде" часто переходила в уныние. Работа валилась из рук... В один из дней, когда мичман Вальронд пил в офицерском буфете, к нему подошел трюмный механик мичман Носков.

- Женька, - сказал он, - я не верю в этот приговор.

- Угу, - хмельно мотал головой Вальронд. - Это не приговор. Это черт знает что!.. Ведь ясно же как божий день, что силу этого взрыва не могли рассчитать матросы. "Ванька с барышней" прав: тут нужен тонкий алгебраический расчет детонации. Иначе бы мы давно разлетелись на сто кусков.

- А с чего ты пьешь? - спросил его трюмный.

- Мне завтра в караул, - ответил Вальронд не совсем-то логично. - Как говорят матросы, мне все... обрыдло! Однако же я неглуп, нет. Все понимаю. Знаешь - как?

Умница - в артиллерии,

Дурак - в кавалерии,

Прошелыга - в пехоте,

А пьяница - на флоте.

Я пью, милый трюмач, потому что я офицер флота. Но остаюсь при этом умен, как и положено артиллеристу... Ты меня понял?

Носков присел рядом с плутонговым.

- Слушай, Женька, перестань хлестать: сломаешься! Я вот часто думаю: если не свершать благородных поступков сейчас, пока мы с тобой молоды, то когда же их свершать?

- Никогда не поздно, Сереженька!

- Пошли к командиру. Мы должны постоять за матросов.

- Базиль! - позвал Вальронд вестового. - Оторви мне от "флага" его величества лоскут, который покраснее...

Вестовой его понял и налил только марсалы. Вальронд выпил, одернул мундир и стал трезвым: мичман умел пить - недаром его предки со времен Екатерины служили на русском флоте.

Вальронд элегантно обнял трюмного за талию.

- Мы молоды, и мы благородны... Идем! - сказал он. Ветлинский внимательно выслушал "благородных" мичманов.

- Я вас отлично понимаю, - ответил он. - Но с чего вы взяли, что матросы будут расстреляны? Отнюдь. Матросов надобно попугать, как детей, которые расшалились. Приговор лишь фикция... Мне очень приятно, что вы столь ревниво относитесь к чести своего корабля. Но... совсем нет причин волноваться. И заступниками бунтовщиков пусть будут не мои офицеры...

Покидая салон, молодые люди облегченно вздохнули.

- Ну вот, трюмач, слава богу!

- А ты куда сейчас, Женечка?

- Туда, куда влечет меня мой жалкий жребий... в буфет!

- Тебе же завтра в караул.

- И потому я хочу вобрать в себя все то, чего нельзя получить, будучи караульным офицером...

Дверь шифровальной открылась, и с чайником в руке (через плечо полотенце) вышел Самокин, кивнул офицерам. Мичман Носков шутливо ударил его перстом по лбу:

- Во, голова! Она много знает. Да никогда не скажет.

- Ваша правда, господа мичмана. Такова моя служба. Все знать, чтобы другие не знали ничего такого, что я знаю...

Если бы Самокину была известна причина, по которой молодые мичмана приходили к командиру, он бы дал им понять, что Ветлинскому верить не следует. Через руки кондуктора все эти дни шелестели телеграммы. Сверхсекретные. Сверхсрочные. Между Тулоном и Парижем. Между "Аскольдом" и посольством.

Военно-морской атташе во Франции, каперанг Дмитриев, настоятельно требовал аннулировать приговор четырем матросам. И теперь между атташе и Ветлинским завязалась борьба - трещал телеграф за тонкой переборкой шифровальной каюты.

Телеграфная перепалка закончилась совсем неожиданно...

Спустившись вечером в церковную палубу, отец Антоний дольше обычного раздувал кадило. Раздул наконец, и сладкий аромат ладана повеял над головами притихших людей.

- Братцы, - вдруг мягко сказал отец Антоний, - ведь я сегодня последним словом божиим проводил осужденных. Все четверо расстреляны французами. И они сознались в содеянном...

- Сознались? - ахнула толпа матросов.

- Плакали. И убивались шибко перед кончиной... Помолимся же мы за их заблудшие душеньки...

Именно в этот вечер мичман Вальронд, потрясенный вероломством Ветлинского, заступил в караул Спать - не раздеваясь, только ослабив ремень на брюках. Оружие - на столе, повязка "рцы" - на рукаве. Судовые электрики подключили к его каюте телефон с берега, и телефон сразу же стал названивать.

- Сколько человек у вас в карауле? - спросили французы.

- Взвод, - ответил Вальронд, и разговор на том закончился.

Мучительно долго не мог уснуть.

Разбудил звонок:

- Караулу прибыть на форт Мальбук... Время?

Вальронд зевая разглядел циферблат часов:

- Два тридцать семь.

- Форт откроет ворота ровно в три...

Мичман быстро вскочил:

- Свистать: караул - наверх!

Ежась от ночной сырости, строились матросы. Посверкивали иглы штыков. Звякали о железо трапов приклады винтовок.

- Унтер-офицер Павлухин, ведите караул за мной!

- Есть за вами...

Быстрым шагом рассекали ночной Тулон, уютно спящий в домах. Где-то вдали маяк Латуш-Тревиль давал резкие проблески в сторону моря. Узкими улицами шли мимо освещенных фабрик, которые работали и ночью. В окнах виднелись снующие у машин тонкие руки француженок. Пахло фруктами и винными ягодами. -За казармами морских училищ караул звучно грохал бутсами по булыжнику.

- Агь-два... ать-два... - подсчитывал ногу Павлухин.

Перед аскольдовцами раздвинулись, ржаво скрипя, рыцарские ворота форта Мальбук, в лицо каждому так и ударило плесенью.

- Вам придется подождать, - сказал Вальронду дежурный офицер-француз. - Ваши матросы в бильярд играют?

- Не уверен. Но, если прикажу, то будут играть.

- Тогда пусть пройдут в бильярдные комнаты, а вам я могу предложить кофе...

Со двора форта грянул плотный, насыщенный пулями залп.

- Ого! - сказал Вальронд вздрогнув. - Вы люди не мирные?

- Это нам, французам, удается с большим трудом. Нелегко быть мирной нацией, имея под боком соседа - Германию.

- Кого это сейчас пришлепнули?

- Так... одного... пойманного на шпионаже. Советую вам располагаться как дома. На выстрелы не обращайте внимания.

Сколько можно пить кофе? Это же не вино, и Женька Вальронд выключил электрический кофейник. За толстой стеной казематов сухо потрескивали бильярдные шары. Форт давил на плечи старинной кладкой, от сырости познабливало. Наконец - раздалось:

- Русскому караулу моряков - на полигон! Было еще темно. И в этой темноте Вальронд ощущал черноту бушлатов, холод штыков, тепло жарких человеческих тел. Шли.

Цок-цок - по булыгам. И мерно качались тонкие лезвия.

Полигон...

- Я ни черта не вижу, - сказал Вальронд.

- Сейчас рассветет, - ответили из темноты французы.

И верно: медленно розовел вершиною Монфарон. Над фортами, клубясь в углублениях дворов и бастионов, плавал туман.

• Предыдущая
• 25/221
• Следующая