Карантин - Иган Грег - Страница 53

• Предыдущая
• 53/59
• Следующая

Если он с самого начала знал, что представляет собой Лаура, зачем был создан Пузырь, чем именно грозит размазывание...

Я резко останавливаюсь посреди улицы, не обращая внимания на толкающих меня пешеходов. Это так просто – представить себе, что делал бы я, если бы события происходили в другом порядке. Если бы мне пришлось решать для себя, что такое подлинный Ансамбль, уже зная всю правду о Лауре.

Прародитель Лауры умер – схлопнулся – в акте сотворения ее, словно некое божество, жертвующее собой, становясь женщиной. Она же, размазываясь, становясь из женщины – божеством, со всей ясностью показала нам, как можем и мы прекратить схлопывание и вновь обрести нашу божественность, вновь войти в суперпространство.

Я не знаю, какое воспитание получил Лу. Если он вырос в НГ, он может быть даосом, буддистом, христианином или таким же атеистом, как я. Но это скорее всего не имеет значения. Мощное впечатление от истории Лауры в сочетании с безусловным приказом мода верности рассматривать работу Ансамбля как важнейшее дело на свете привело бы любое сознание в тот же грозный резонанс.

И любому сознанию с ослепительной очевидностью открылось бы, в чем именно должна состоять работа Ансамбля.

Я беспомощно озираюсь по сторонам. На город спускаются сумерки. Мимо меня протискиваются люди, усталые, напряженные, полные собственных забот. Мне хочется схватить их за плечи, встряхнуть хорошенько, заставить оглянуться вокруг.

Если я прав, то Лу мог придать своему носителю наномашин нечувствительность к внешним условиям, способность заражать через воздух и стремительно размножаться – как раз те свойства, которых изо всех сил старались избежать, конструируя стандартный носитель. Он мог бы сделать его идеальным средством, чтобы осчастливить все человечество тем бесценным даром, который принесла ему Лаура.

Но кого я могу предупредить?

Кто поверит мне? В здравом уме – никто. Нейромодовая чума – явный продукт фантазии параноика. Сами по себе наномашины хрупки и не способны никого «заразить». Более того, их работа невозможна без теснейшей связи с многочисленными и весьма специфическими механизмами изуродованной биохимии носителя. Из-за этого даже самые изощренные нелегальные носители способны существовать не более часа – достаточно для инфицирования отдельных индивидуумов, но отнюдь не для эпидемии. Специалисты всегда были едины в том, что мало-мальски «заразный» носитель потребовал бы создания специально приспособленных к нему наномашин, а это уже работа, сравнимая по объему с созданием самой нанотехнологии. Никакие террористы и религиозные секты на такое не способны, и даже правительство не могло бы вести эти работы в полной тайне.

А что касается того, чтобы некий одиночка у себя в гараже получил острозаразный штамм носителя, совместимый со стандартными наномашинами, то вероятность этого, конечно же, не больше, чем вероятность... наугад разложить на простые сомножители миллионозначное число.

Толпа вокруг меня постепенно тает, небо становится совсем темным. Все в мире идет, как всегда. В конечном счете все всегда приходит в норму. С двух часов мод находится в распоряжении Лу. Вполне возможно, что он уже начал распространять его. Сколько времени на это уйдет? Ему придется сделать одну небольшую коррекцию по сравнению с модом, установленным у По Квай: подавление схлопывания будет выполняться автоматически, а не по желанию пользователя. У ничего не подозревающих пользователей выбора не будет. Много ли времени понадобится размазанным «я» десяти тысяч или ста тысяч человек, чтобы научиться подавлять схлопывание остальных жителей города? И размазанных «я» сразу станет двенадцать миллионов, а тогда...

Взглянув на небо, я вдруг замечаю крошечную светлую точку над последними отсветами заката. Добрых десять секунд я не могу отвести от нее взгляд, пока не соображаю, что это всего лишь Венера.

Женщина в «Третьем полушарии» недовольно смотрит на меня и говорит:

– Еще рано. Приходите через два часа.

– Ускорьте работу. Я заплачу.

Она смеется:

– Процесс ускорить невозможно, сколько бы вы ни заплатили. Синтезатор уже запрограммирован и строит ваши наномашины.

«Невозможно?» А если я заплачу ей, чтобы она оставила меня один на один с синтезатором, потом размажусь и не буду схлопываться до тех пор, пока не окажется, что «Ансамбль» установлен у меня в голове, что и даст мне в конечном счете возможность выбрать всю эту последовательность событий так, чтобы она занимала «невозможно короткое» время? При этом нет опасности, что машина в спешке сделает неисправный мод: ведь если бы он оказался неисправным, чудесное ускорение просто не состоялось бы.

Или все-таки могло бы состояться? Например, при совсем незначительном дефекте, который сразу не проявится? Глядя на бесшумно работающую машину, чем-то удивительно похожую на автомат по продаже газированной воды, я склоняюсь к мысли, что лучше подождать. Она оперирует на молекулярном уровне, где уже действуют квантовые неопределенности, и я не хочу усиливать их до такой степени, чтобы на выходе мог получиться любой мыслимый результат. «Ансамбль» – мой единственный шанс найти Лу вовремя, и я не могу рисковать этим шансом.

– Я подожду на улице, – говорю я. – Позовите меня немедленно, как только...

Женщина озадаченно пожимает плечами:

– Вы прямо как молодой папаша в роддоме.

Надо бы включить настройку, войти в сторожевой режим, и время пройдет незаметно. Но что-то в душе отчаянно противится этому как безответственному, эскапистскому шагу, как чему-то крайне неестественному...

Эти доводы настолько чужды мне, что я прислушиваюсь к ним как будто со стороны, скорее ошеломленный, чем испуганный. Последнее схлопывание непостижимым образом избавило меня от мода верности – легко допустить, что во мне изменилось и многое другое. Вероятно, усиливающееся отвращение к нейронным модам неизбежно или почти неизбежно при стремлении вырваться на свободу.

Так что я жду, как обычный человек, мучимый бессмысленными страхами. Жду, пытаясь вообразить невообразимое. Что будет происходить с людьми, если вся планета необратимо размажется? Ничего – потому что не будет схлопывания, которое только и делает некоторые события реальными? Или все – потому что не будет схлопывания, которое только и лишает некоторые события возможности реализоваться? Все по отдельности, когда каждому чистому состоянию отвечает отдельное сознание, словно в модели множественных миров? Или все сразу – какофония совместно реализовавшихся возможностей? То, что испытывал я сам – по крайней мере воспоминания об этом, пережившие схлопывание, – может не иметь ничего общего с тем, что будет, когда схлопывание исчезнет навсегда. Когда исчезнет механизм, делающий прошлое единственным, весь наш опыт может стать абсолютно иным, чем теперь.

Так или иначе, в одном я убежден – нельзя позволить Лу довести его дело до конца.

Вся надежда на то, что мое размазанное «я» придерживается того же мнения.

Женщина из «Третьего полушария» не спрашивает, что это за мод, который мне так не терпится испытать. Я перевожу ей деньги, она вручает мне флакон, и я сразу впрыскиваю в нос его содержимое.

Она говорит:

– Надеюсь, наши деловые контакты продолжатся.

– Очень сомневаюсь, – отвечаю я, закончив терзать свою ноздрю.

Я дважды чихаю. Капелька жидкости падает на пол.

Идя по переулку, я даю задание «Мыслемеханизмам» сообщить мне, как только «Ансамбль» объявит о своем существовании. Экспертная система оценила время на установку мода в два-три часа, в зависимости от особенностей нейроанатомии пользователя.

Витрины магазинов на большой улице сияют голографическими рекламами. В этом году фотореализм непопулярен, и все, от ботинок до кастрюль, ослепительно сверкает. Я поднимаю руку, и она проходит сквозь переднее колесо висящего в двух метрах над землей велосипеда. Колесо стремительно вращается, спицы словно раскалены добела, что вызывает подсознательное ожидание острой боли.

• Предыдущая
• 53/59
• Следующая