Татарский удар - Идиатуллин Шамиль - Страница 54

• Предыдущая
• 54/90
• Следующая

— У меня знакомый был, — сказал Неяпончик. — В школе еще. У него шутка была: скорей бы война началась, чтобы мы Америке сдались. Жвачки полно будет и видаков.

— Это, Сережа, он в школе шутил. До Югославии и Ирака. Потом он, я думаю, увидел, что американцы приходят надолго и оставляют после себя руины. И если гордость в сторону, то получится, что татары и конкретно Магдиев развалили Россию. Этого никто никогда не простит. Зато если по-тупому занять позицию полной независимости и пинать всех, которые приходят, независимо от размера, — будет глуповато, но круто.

— И надолго это, — поинтересовался Неяпончик, — против всего света воевать-то?

— Рука колоть устала? — спросил Закирзянов. — Сереж, фиг его знает. До победного, видимо. Будем надеяться, что Магдиев знает, чего делает.

— Не, а откуда он знает? Самый умный, что ли?

— Ну, с Придорогиным у него ловко получилось. А Бьюкенен, я вам скажу, тупой как пробка. Может, тоже получится.

— Мечты, мечты, — сказал Русый.

— Пессимист вы, Руслан Ильдарович, — отметил Закирзянов. — Тут еще такой момент. Если им сразу врезать по соплям, они откатятся и задумаются очень надолго. Они же привыкли на расстоянии воевать, как в компьютерной игре. Чтобы крови не было видно. Крови они не любят. Особенно своей.

— Свою кровь только дэйвушки незамужние любят, — важно сказал Иваньков и хотел развить тему, но под внимательным взглядом Закирзянова задавил намерение в зародыше, вставил в ухо наушник и принялся фальшиво подсвистывать слышной только ему музыке, с невероятным усердием разглядывая колонну по ту сторону шлагбаума.

Этот взгляд будто завел миротворцев: забегали люди, грузовики затеяли сложные перестроения, «голубые каски» посыпались с бортов, выстроились за одной из бронемашин в не очень длинную шеренгу, потом что-то рявкнули и снова разбежались по машинам.

На самом деле виноват в оживлении был не воспламеняющий взгляд Сергея Геннадьевича Иванькова, а упорство Уильяма Торна Хогарта. Он после двадцати минут проклятий в адрес секретарей, телекомпаний, спутников и грязного русского неба сумел дозвониться до президента и почти истерично потребовать дальнейших инструкций.

Бьюкенен, игравший в гольф со старым, еще индианских времен, приятелем, не стал сдерживаться и сразу напомнил, что русский вояж был личной инициативой дорогого Билла — поэтому что делать дальше, Биллу, если по уму, следует сочинить самостоятельно. Потом президент немного смягчился, аккуратно положил клюшку на траву и, вороша поднесенные секретарем бумаги, напомнил своему министру, что, по данным ЦРУ, военной разведки, министерства национальной безопасности и, в конце концов, русского военного ведомства, никаких танковых частей в Татарстане нет. Вся броневая мощь, которой располагает мятежная республика, сводится к нескольким учебным машинам и устрашающему имени президента Магдиева. И пожалуйста, дорогой Билли, не зови к трубке этого бурша, который будет грузить меня техническими деталями. Для меня и для всего нашего народа существенна одна деталь. Америка через всю планету протянула руку помощи русскому региону. И если в руку плюнули, нельзя поворачиваться и уходить, как побитый лабрадор. Надо, как минимум, вытереть плевок о рыло наглеца — чтобы другим неповадно было. Поэтому, господин Хогарт, пожалуйста, пройдите сквозь эти муляжи и объясните господину исламскому мессии, что так большие ребята себя не ведут.

Хогарт положил трубку в растерянных чувствах, но с заметным облегчением. Приказ получен.

Хогарт отправился на поиски потерявшегося где-то Фридке, чтобы изложить волю начальства, — и нашел его у узла радиосвязи. Генерал сосредоточенно дослушал невидимого собеседника, сказал «Roger» и отключился.

Хогарт с ходу принялся излагать ему свой план взятия Казани.

Фридке дождался первой паузы и сказал:

— Господин министр, я только что связался с руководством миротворческой миссии. Мне приказано воздержаться от активных действий.

— Что это значит? — спросил Хогарт, уже все поняв.

— Господин министр, мы стоим на месте, пока политики не договорятся до чего-нибудь. Это приказ. Я сожалею.

Хогарт сразу сообразил, что ругаться или звонить руководству генерала бессмысленно, а снова дергать президента — просто опасно. Он пожелал найти изощренную смерть той нелегкой, что дернула его отправиться в Россию, но потом решил не пилить опилки, а поискать конструктивное решение возникшей проблемы. Оно оказалось рядом.

— Генерал, в вверенной вам части много американцев?

— Один взвод.

Хогарт про себя вздохнул, но продолжил:

— Считается ли, что сейчас вы выполняете боевую задачу, или я могу использовать этот взвод в национальных интересах?

Фридке соображал быстро. Тем большего уважения заслуживала его реакция:

— Согласно приказу, боевая задача отложена на неопределенное время. Прецедентов отвлечения международных сил в национальных интересах я не помню. Но думаю, разрешение на это не выходит за рамки моей компетенции. Кроме того, считаю, что данный кризис остается международной проблемой — и никакие приказы этого не исправят. Министр, вы можете использовать своих граждан и вверенную им технику. Это три спецгрузовика и… секундочку… две БМП. Формально они числятся за французским взводом, но, думаю, вам машинки нужнее.

— Спасибо, генерал, — Хогарт впервые пожал Фридке руку. Искренне.

Подготовка заняла пятнадцать минут. Из них полторы минуты ушли на сбор и построение взвода, минута — на объяснение обстановки. Еще две секунды потребовалось, чтобы весь строй сделал шаг вперед в качестве добровольцев. Остальное время парни потратили на то, чтобы сменить голубые каски на сферические шлемы нейтральной окраски (их пришлось одолжить у эстонцев, жаждавших ввязаться в битву), спороть ооновские нашивки, облазить французские БМП и водрузить на передней звездно-полосатый флаг.

В начале шестнадцатой минуты Хогарт подошел к шлагбауму и закричал в мегафон:

— Я министр обороны Соединенных Штатов Уильям Торн Хогарт! Вверенное мне подразделение по поручению президента США и в соответствии с договоренностью между руководством США, России и ООН направляется с миротворческой миссией в Казань! Требую обеспечить зеленый коридор для этого! Препятствование миссии будет считаться противодействием воле объединенного человечества и караться соответствующим образом!

Хогарт передал мегафон стоявшему за спиной Натти. Тот едва успел перевести первую фразу, когда из здания блокпоста громом грянул усиленный мощными динамиками английский выговор:

— Господин Хогарт, нет нужды в переводе. Вас поняли. Татарстан никогда не являлся территорией, подвластной США. Татарстан на время законодательной дискуссии с официальной Москвой не является субъектом России. Татарстан не входит в ООН. Вся полнота власти на территории Татарстана принадлежит народу, от лица которого выступают законно избранные парламент и президент республики. Приказ пропустить вооруженные формирования на территорию Татарстана может исходить только от них. Без такого приказа все вооруженные формирования, проникшие на территорию республики, будут считаться бандитскими и обезвреживаться в соответствии с общепринятой практикой.

— Вы кто? — крикнул Хогарт.

— Переводчик. Учитель английского, — голос несколько утратил демонические интонации.

— Это заметно, — буркнул Натти.

— Вы все поняли, господин министр?

— Да, — крикнул Хогарт. — Не берите на себя слишком много, господин учитель! Объясните своим друзьям, что мы наступаем.

— Ой, наплачетесь, — негромко ответил учитель и испарился со щелчком выключенного динамика.

Хогарт вскинул мегафон, чтобы ответить, опустил его и пошел к машинам под американским флагом.

Натти, обогнав министра, запрыгнул во второй грузовик, где сидело его отделение. Хогарт хотел его остановить — без переводчика оставаться не хотелось, однако передумал. Ближайшие полчаса говорить по-русски не придется, а дальше пусть побежденные озаботятся тем, как понимать победителя.

• Предыдущая
• 54/90
• Следующая