Татарский удар - Идиатуллин Шамиль - Страница 33

• Предыдущая
• 33/90
• Следующая

Гильфанов грустно улыбнулся и сел на край ванны. Следовало побыстрее сообразить, как потолковее распорядиться неожиданным подарком Дарона. Все-таки не каждый мог похвастаться тем, что засунул пятерню в мягкое подбрюшье казанской оргпреступности, и теперь может как угодно вертеть ручками и делать любые фигуры пальцами.

Пресс-конференция была назначена на девять утра. Не лучшее время для моего совиного организма, но увы, ноблесс — он и в Африке оближ. Опаздывать, в принципе, резонов не было, а тем более сегодня — когда впервые предстояло не вкладывать речи героя мероприятия в газетный отчет, а навыворот — герой должен тупо следовать сочиненному мною сценарию. Во всяком случае, по словам Гильфанова, Магдиеву так понравилась нарисованная мною «рыба», что он чуть ли не пообещал с протоптанной Летфуллиным тропинки не сворачивать.

Протаптываться этим утром пришлось изрядно и в прямом смысле. Территория Казанского кремля несколько лет назад была провозглашена то ли заповедником ЮНЕСКО, то ли заказником ООН. Не знаю, как это отразилось на общем состоянии культурного наследия человечества, много ли на это наследие набежало процентов и для кого именно. Знаю только, что журналистам стало сложнее. Во-первых, чиновников, населявших кремль, теперь распинывали с заповедной территории в самых причудливых направлениях — и приходилось какой-нибудь «Татфураж» искать не рядом с «Татсеном» и «Татсоломой», а на задворках казанского гарнизона. Впрочем, хотя бы лексическая логика в этом была — фураж там, фуражка… Дурь, короче. А во-вторых, границы пешеходной зоны заповедного холма расширялись все активнее. Кремль вытянулся лошадиной башкой по холму вдоль Казанки, и пройти в него можно было с двух сторон: через пасть, то есть Спасские ворота в одноименной башне, в которые втекала улица Кремлевская (в девичестве Ленина), либо же снизу, от набережной, через Тайницкую башню (обозначавшую гортань лошади). Но теперь первый, основной вход стал страшно неудобным для автолюбителя, которому бросить машину в хотя бы относительной близости от международного заповедника решительно невозможно. Кремлевская-то давно стала непроезжей для нормального человека, а теперь и карман на Профсоюзной (это метров пятьдесят вниз от Спасской башни), где раньше была общая автостоянка не обремененных пропусками-вездеходами посетителей кремля, мэрии и Академии наук, отгорожен капитальным забором. А за ним — очередной булыган с невнятным обещанием поставить здесь какой-то памятник. Брехня, конечно. Возможно, кремлевские идеологи вдохновлялись Тадж-Махалом и мечтали со временем превратить опекаемое сокровище в святыню, к которой можно приближаться только на босых цыпочках. Но к счастью, в сторону Казанки решительное наступление заповедной дремучести пока не покатилось. Так что я, предусмотрительно подъехав к половине девятого, благополучно приткнул «окушку» рядом с инкассаторским броневиком салатного цвета, в гордом одиночестве охранявшим асфальтовый пятачок под участком холма и стены между Тайницкой и Северной башнями. Заперев машинку, я зевнул, вынул удостоверение и потихонечку пошел к Тайницким воротам, сколоченным из черного двадцатисантиметрового бруса, — в них маячил сержант, не предусмотренный обычным режимом охраны Кремля. Попутно я похвалил себя за предусмотрительность. Одних местных телевизионщиков хватает, чтобы не то что «Оке» — велосипеду «Школьник» негде было приткнуться. А в этот раз телевизионщиками, тем более местными, дело ограничиться не могло. Так что немного удивило решение службы магдиевского протокола провести прессуху в старом, так называемом губернаторском дворце (это который зеленый с белым). Он и после могучего ремонта напоминал коммуналку в «сталинке» — все очень высоко и длинно, зато руки в стороны не разведешь. А ведь новый дворец (бежевый с белым) турецкие братья отгрохали по соседству с губернаторским и по заказу Шаймиева так, как Пал Палыч завещал, — много площадей, сводов и позолоты. Короче, Византия на марше. Самое забавное, что эта красота считалась реконструкцией вполне древнего Северного корпуса Пушечного двора — об этом руководство музея-заповедника говорило на полном серьезе. Но то ли цвет, то ли еще какая тонкость в шаймиевском новоделе Магдиеву, похоже, не нравилась. В любом случае, он норовил все свои мероприятия проводить по-губернаторски, а не по-пушечному. Память коммунального детства, не иначе.

Лично мне сегодняшний брифинг стоил не то звонкого интервью, не то участия в захватывающей дух интриге. Три дня назад после затяжного отсутствия вдруг объявился Петя Куликов, который твердо решил компенсировать затяжное отсутствие на моем горизонте непрерывным общением. Сначала он, предварительно позвонив, прибежал в редакцию и начал выспрашивать какие-то совершенно дикие вещи: да где газеты берут материалы для полос, да как привлекают внештатников, да сколько платят, да сколько требуют сами за «джинсу», да что такое мягкая реклама.

Тема очень мне не понравилась — не хватало еще коллег подставлять, — но я решил, что дело ограничится краткой консультацией, потому постарался ввести товарища в курс дела, придерживаясь максимально корректных формулировок.

Но Петя был явно настроен на затяжной разговор с примерами и цифрами. Он совсем уже ни к селу вспомнил древний какой-то материал из Елабуги про испытательные полеты советских космических кораблей с манекенами, который мы опубликовали к последнему Дню космонавтики, сообщил, что получил колоссальное удовольствие от той заметки, и поинтересовался, как так получается, что человек со стороны пишет именно для нашей газеты, а не для какой-нибудь другой. Я в двух словах объяснил, как так получается. Пете этого было мало: ему загорелось узнать, а почему мы не делаем тематические спецномера, а устраиваем сборную солянку. Вон, рядом с текстом про искусственных космонавтов поставили жуткий гроб про финансовый механизм ипотеки.

Насколько я помнил, эти тексты были все-таки в разных номерах, и материал про ипотеку я помнил еще хуже, чем заметку про Иван Иваныча. Зато не успел забыть, как долго и нудно с автором этой ипотеки общался, объясняя ему необходимость сокращений, и как потом еще дольше и нуднее эту байду правил. Поэтому термин «гроб» из интеллигентных Петиных уст меня особенно оскорбил, чего я не стал скрывать. Куликов, против ожидания, не смутился и продолжил допытываться, сколько банкиру стоила эта публикация, — и совсем уже нагло не поверил, что ничего она ему не стоила.

Тут я совсем рассвирепел, а Петя словно твердо решил отношения со мной испортить по очень принципиальному поводу — высказался на тему явной недоработки моих подчиненных, обрабатывавших статью, а пока я собирался с ядовитым ответом, процитировал, к моему изумлению, по памяти:

— Специалисты в области недвижимости уверены, что программа ипотечного кредитования строительства, принятая кабинетом министров Республики Татарстан, будет содействовать скорейшему решению наболевшего кредитного вопроса. — И спросил:

— Это что, приемлемый для газетной и непроплаченной статьи стиль считается, да?

Тут я не выдержал:

— Значит, так, Петр Павлович. Все жалобы и идеи по поводу того, что я непрофессионально обрабатываю тексты и бабло за них беру, прошу излагать не мне, а Долгову Алексею Ивановичу. Это по коридору чуть дальше и направо. На этом айда закончим. Мне такой базар надоел, и я вообще очень удивлен.

Петю наконец пробило, он покраснел, стал суетлив и шепеляв, и принялся извиняться.

• Предыдущая
• 33/90
• Следующая