Татарский удар - Идиатуллин Шамиль - Страница 15

• Предыдущая
• 15/90
• Следующая

Второй, закрытый, приказ предусматривал переброску в Татарстан «в связи с осложнившейся оперативной ситуацией» нескольких батальонов внутренних войск и ОМОНа из разных городов России. Для встречи с личным составом этих частей из Москвы вылетели чиновники Совета безопасности — все, как один, щуплые шатены с невыразительными лицами. Они должны были призвать милиционеров с честью выполнить свой долг и не поддаваться на провокации, но при этом не забывать, что Татарстан был и остается внутрироссийским форпостом чеченских ваххабитов, расстреливавших омоновцев во время кавказских командировок.

В свою очередь, Танбулат Магдиев подписал указ, в котором в связи со служебной необходимостью назначал на время служебного отъезда Максима Давлетгараева его действующего первого зама Сергея Криштофовича.

Официальные казанские газеты, опубликовавшие указ, в комментариях к нему сообщили, что документ полностью соответствует действующему республиканскому и федеральному законодательству, соответственно, нелегитимным является приказ российского министра внутренних дел — и, еще раз соответственно, Гарифуллину пока лучше в Казань не приезжать.

Первый приказ, подписанный Криштофовичем, досрочно — за неделю до официального завершения трехмесячной командировки — отзывал оба сводных татарстанских отряда из Шелковского района Чечни и Грозного.

Марсель Закирзянов газет не читал, аналитиков не слушал. Просто знал, что вторая чеченская командировка, теперь не в Гудермес, а в тихий Шелковской район, началась так, как положено, — несмотря на то что ехал он не капитаном, а старлеем. А закончилась глупым каким-то предательством, в которое поверить невозможно — лучше уж в стену головой. Но такой радости Закирзянов никому доставить не собирался.

Началось, как всегда, с фигни. Руслану Галееву, зеленодольскому УБЭПовцу, позвонил чеченский милиционер, с которым они познакомились днем раньше, и попросил срочно подъехать в их отделение. Русый перед самой командировкой начитался каких-то исторических книжек и теперь со страшной силой рвался найти столицу древней Хазарии Семендер, расположенный где-то между Гребенской и Шелковской. Марсель и еще пара ребят на первых порах тоже увлеклись этой идеей и в первые же свободные выходные отправились искать неразумных хазаров. Нашли они только свежее минное поле, осмотрев которое Закирзянов сплюнул и скомандовал кругом. А когда Руслан заканючил, взял его за «разгрузку» и подпнул под тощий зад.

Русый вроде бы и сам отвлекся от Винни-Пуховой идеи устроить иск-педицию. Тем более что именно на него свалилась обязанность шефствовать над четырьмя обнаружившимися по соседству татарскими деревнями. Деревни совершенно заброшенные, молодежь давно разбежалась, и Марсель предпочитал не знать куда. Остались по-кавказски статные старики и бойкие старушки самого муслюмовского вида. Питались они молоком, кислым сыром и мелкой картошкой с утыканных осколками огородов. Бугульминский майор, возглавлявший сводный отряд, немедленно распорядился поставить стариков на довольствие, причем доставку говяжьей тушенки и хлеба должен был обеспечивать Русый. Он и обеспечивал. И не ныл. Наоборот, придумывал всякую веселую фигню вроде «Гребаной жизни» — так почти официально татарстанцы стали называть гребенскую командировку. И каждый вечер рассказывал, что в Шадках, в клубе, библиотека, блин, осталась — закачаешься, еще времен генерала Ермолова, а в Тархан-йорте вчера такую девчонку видел — разрыв башки, я к ней, isamnesez, говорю, а она глазами зыркнула, косами махнула, и нет ее. Только воздух зашелестел. Кавказ, бляха…

С милиционером из соседней деревни Шадки Руслан сошелся на той же хазарской теме. Пожилой уже дядька в звании младшего лейтенанта (больше одной звездочки-сиротинки на погон ментам из чехов, не вписанным в президентский род, не полагалось — потому что чехи; а не нравится, идите к Хоттабычу, он волосок выдернет и живо бригадными генералами сделает, объяснил местным в неформальной беседе один из заезжих проверяльщиков) всю жизнь преподавал историю в районной школе и потихоньку окапывал окрестности. Потом жизнь кончилась, началась война, школьники ушли в полевые командиры, а окапывание местности приобрело прикладной характер.

Дедок посидел несколько лет без работы, потом подался в менты. Он расцвел, почуяв томящуюся внутри Галеева родственную душу, и пообещал в ближайшее время показать пару мест, где доподлинно стояли хазарские дворцы и синагоги. Историки, недоделанный и переделанный, договорились встретиться в субботу, но чеченец вышел на связь уже в среду. Он, откровенно волнуясь, сказал, что здание окружают явные омоновцы, которые то ли получили неверную информацию, то ли решили немедленно отомстить местным за павших товарищей — а ближе ментов местных в этот час не нашлось. Дедок наивно решил, что один русский милиционер другого русского милиционера уговорит не беспредельничать куда быстрее, чем это сделает самый красноречивый чеченец. А то, что один из русских еще и татарин, так это даже лучше.

Вот и позвонил историк, которого ни любимая история, ни постылая жизнь так ничему и не научили. Русого, впрочем, тоже. Он, дурак, помчался на чужую землю, толком на предупредив никого из своих. Успел вовремя: командир омоновцев, широкий капитан в маске, только вышел на исходную и заорал:

— Э, коллеги, выходи по одному с поднятыми руками!

Тут Галеев и сунулся со своей справедливостью, за которую, в общем-то, в командировку и загремел.

Его сперва чуть не застрелили. А разобравшись, обступили, дыша плохой водкой и чистой ненавистью.

Парень в кожаной куртке поверх камуфляжа, жилистый и нервный, заорал:

— А, сука, за своих муслимов заступиться решил?! — и попытался с ходу сунуть Русому в челюсть.

Галеев пошел в отмах — на него кинулись еще двое. Тут же влез капитан, рявкнул:

— Тихо, сказал! — Отшвырнул самых горячих. Потом, извиняясь, похлопал Руслана по плечу, а другой рукой снес Галеева в грязь.

Пока Русого пинали, капитан усталым голосом рассказывал, как его задолбали зверьки, которые уже везде — и в спецназе, и в Кремле, и ведь ни хера с этим не сделаешь. Сделаешь, братан, сделаешь — Чечня еще тыщу лет кровью срать будет всякий раз, как вспомнит, что можно на русских хвост поднимать. И Татария будет, ты не волнуйся, будет — так своему Магдиеву и передай.

Взвод Закирзянова примчался в райотдел, когда омоновцев и след простыл. Чеченские менты разбрелись по домам — отмываться и зализывать раны. Только двое возились с Галеевым, которого перетащили в «красный уголок», единственную приличную комнату в райотделе — помимо портрета Придорогина его украшал почти целый стол и два офисных кресла, попавших в Шадки черт знает каким образом.

Седоватый — перец с солью — младший лейтенант виновато посмотрел на ворвавшегося в комнату Марселя и убрал багровый марлевый ком от вздутого полопавшегося лица Руслана, который неровной грудой лежал на столе. Кровь на собственных разбитых губах замначальника райотдела, похоже, не чувствовал.

Второй чеченец, молодой парень со свежесломанным носом на бандитском лице, увидев казанских, отложил шприц, осторожно взял себя за поясницу и сказал с сильным акцентом:

— Давай врача своего зови. Я не знаю. Антишок хотел ввести. Надо, не надо, сам давай думай.

Русому повезло: обошлось без серьезных переломов и разрывов внутренних органов. Жалеючи били, объяснил врач.

Капитану тоже повезло. Закирзянов его не нашел. Военная прокуратура дело возбудить отказалась за отсутствием заявителя. Служебная проверка кончилась ничем. Три сводных отряда региональной милиции, дислоцированные в окрестных районах, в этот день в полном составе были задействованы в спецоперации за полсотни километров от райцентра. А представитель военной прокуратуры, которого Закирзянов неделю спустя отловил после оперативного совещания, глядя Марселю в кадык, заявил, что при имеющейся доказательной базе можно всерьез рассматривать только две версии.

• Предыдущая
• 15/90
• Следующая