Артур, Билл и другие (Все о мышах) - Кроукрофт Питер - Страница 12

Агрессивность наблюдается у мышей-резидентов любого возраста, но у молодых фактор местонахождения играет особенно заметную роль. Совсем молодые мышата кидаются на входящего в их гнездо взрослого незнакомца и во всяком случае, в первый момент - заставляют его отступить. Вне гнезда они убегают от чужаков, которые обычно не проявляют к ним никакой враждебности. Мышата в возрасте одного-двух месяцев редко кидаются на чужака, за исключением тех случаев, когда он приближается к облюбованному ими месту, но обычно они присоединяются к погоне за ним. Наибольшую агрессивность проявляет кормящая самка. В сильном возбуждении она бросается на всякую приближающуюся к гнезду мышь, не обнюхав ее.

В созданной нами ситуации незваный гость не мог покинуть участок, занятый семьей резидентов. Можно предположить, что в естественных условиях он вернулся бы в покинутое им менее удобное место или отправился бы дальше искать чего-нибудь получше. Если бы он остался, его выживание зависело бы от многих факторов, например от количества пищи, удобных убежищ и т.п. Мы ни разу не допускали продолжения преследований до той стадии, когда невольному нарушителю границы было бы нанесено серьезное повреждение; однако во время более поздних экспериментов, проводившихся в другом помещении, посторонние мыши дважды забирались в экспериментальную выгородку, и оба раза мы находили их уже мертвыми. Психологическое преимущество постоянных обитателей настолько велико, что только исключительно сильная мышь бывает способна изменить положение и присвоить главенство.

Средством опознавания, а также инстинктивным "возбудителем" агрессивности, несомненно, служил запах. Внутри одной семьи узнавание по запаху зависит, бесспорно, либо от того, что каждый отдельный член семьи знает и помнит запахи всех остальных, либо от того, что им всем присущ какой-то общий запах. Последнее объяснение представляется более вероятным. Мы решили когда-нибудь поставить эксперименты для выяснения роли семейного запаха при расселении - как долго может член семьи бродить вдалеке от родных мест, чтобы при возвращении на него не напали как на чужака.

* * *

Когда мы достигли этой стадии, у нас было большое искушение провести еще несколько сходных опытов. По правде говоря, они доставляли нам большое удовольствие. Из этого удовольствия мы могли извлечь и практическую пользу, произведя какие-нибудь измерения и написав ученую статью. Особенно соблазнительной была мысль заняться подробным анализом агрессивного поведения, и я даже написал отчет об этих наших наблюдениях, значительная часть которого включена в настоящую главу. Но по зрелом размышлении мы пришли к выводу, что наше служебное положение не дает нам права заниматься подобными академическими изысканиями. Мы показали, что мыши дерутся и что их агрессивность должна влиять на их передвижения, однако нам необходимо было узнать, какую роль эти драки играют в "общественной" жизни мышей на зерновых складах. Конкретные же данные о ведении драк, которые можно было получить с помощью глубокого изучения поведения, вряд ли пролили бы новый свет на расселение и "общественную организацию".

Кроме того, нам пришлось смириться с мыслью, что оборудование помещения, столь нас умилявшее, оказалось на редкость бесполезным. Мы снабдили мышей ящичками, в которых им не нравилось устраивать гнезда. Укладывая на полу рейки, помогавшие нам при составлении схем, мы рассчитывали таким образом обеспечить мышей вехами для разграничения участков, если у них существуют участки. Однако мыши, по-видимому, легко ориентировались по крохотным неровностям пола, по различиям в интенсивности освещения и с помощью "компасного чувства", для которого достаточно таких ориентиров, как стены и углы комнаты. Хотя, прогуливаясь, они выбирали путь вдоль реек, в спешке или во время драки они просто не обращали на них внимания и прыгали прямо через них. Что же касается участков, то, по-видимому, размеры комнаты допускали образование в ней только одного-единственного участка.

Однако мы заметили, что пластмассовые ящички-гнезда играли определенную роль в драках. Они были достаточно высоки, чтобы образовывать серьезное препятствие, и часто убегающая мышь бросалась за ящичек, а преследователь с разбегу налетал на стенку или обегал ящичек не с той стороны и упускал жертву. Это натолкнуло нас на мысль, что драки не затягивались бы так надолго, если бы мы установили в комнате больше препятствий. Задача заключалась в том, чтобы увеличить число укрытий, не лишаясь возможности наблюдать за мышами, то есть сделать помещение более сложным с точки зрения мышей, но не с нашей.

К этому времени уже не верилось, что мы начинали в твердом убеждении, будто мыши - покладистые кроткие создания и в любом количестве мирно уживутся на той площади, которую мы предоставим в их распоряжение. Теперь мы знали, что по отношению друг к другу они настроены чрезвычайно агрессивно, в особенности самцы, что они не только не робкие общительные создания, а, наоборот, свирепые индивидуалисты.

Ящички-гнезда мы оставили на прежних местах, но убрали рейки и зерно-балласт. Затем мы еще чуть-чуть приблизили наше помещение к конфигурации штабеля из мешков, нарушив плоскость пола с помощью деревянных ящиков, поставленных дном вверх. Мыши могли обегать их, влезать на них, но не забираться внутрь. Таким образом, доступная мышам площадь осталась прежней, но теперь они лишались возможности гоняться друг за другом по всей комнате почти беспрепятственно - с этих пор им предстояло лавировать в глубоких ущельях.

Кроме того, мы произвели еще одну перемену, облегчившую условия нашей работы, а именно: мы установили яркие белые лампы, которые автоматически включались в ночное время. Тут не место подробно обсуждать ритм суточной активности мышей (см. Саузерн, 1954). Стоит только сказать, что мышей, хотя они в основном ночные животные, можно заставить спать по ночам, создавая для них темноту днем. Достаточно всего двух недель измененного освещения, чтобы произошли соответствующие изменения в ритме активности. И вот, включая яркий белый свет ночью, а тусклый красный - днем, мы получили возможность работать днем и спать по ночам, как все прочие люди. Собственно, мы не возражали против того, чтобы работать по ночам, но вот нормально питаться и спать в отеле, приспособленном к ритму человеческой активности, оказалось затруднительно.

Мышам ящики понравились. Им нравилось залезать на них и сидеть на уголке, поглядывая вниз и нюхая воздух. Но больше всего им нравилось бегать вдоль появившихся новых стен. Теперь они бегали вдоль ящиков так же часто, как вдоль стен комнаты, или даже чаще и соответственно проводили больше времени в центре комнаты. Это не просто наше впечатление - то же самое показывают составленные нами схемы передвижения мышей. Достаточно сравнить схему без ящиков (рис. 7 [Fig_7.gif])и схему с ящиками (рис. 8 [Fig_8.gif]). Обе схемы показывают передвижения самки в течение часа. Зверьки были разные, однако отсутствие интереса к стенам комнаты, показанное на рис. 8, вероятнее всего, объясняется наличием ящиков, а не различиями в женском характере.

* * *

Если не считать того, что мыши теперь стали больше использовать центральную часть комнаты, новая обстановка не вызвала особых перемен в их поведении. Погони стали короче, потому что среди ящиков преследователь быстрее терял контакт с преследуемым, но "общественная организация" оставалась прежней. Когда в помещение впускалось несколько самцов, драки продолжались до тех пор, пока одному из них не удавалось установить деспотическое господство над всеми остальными. Как указывалось в главе третьей, единственное разделение комнаты происходило во времени: подчиненный самец привыкал пользоваться помещением, только когда доминирующий самец спал, но зато в эти часы с вновь подсаженной мышью он вел себя как деспот. По-видимому, в подобной обстановке никакое разделение пространства возможно не было.

Однако повторения одного и того же наконец дали кое-что новое. Утром 25 сентября, когда троица взрослых мышей уже свыклась с "обратным" освещением, я в начале десятого (около девяти вечера по мышиному времени) устроился на площадке для утренней "работы". Две жившие в комнате самки носили прозвища "Мамаша" и "Хвост Торчком". Хвост Торчком всегда держала свой хвост вертикально как бородавочник16 на бегу, а потому ее было легко узнавать. Когда я начал наблюдения, она была активна и вела себя весьма необычно. Она расхаживала у основания одного из ящиков, иногда обегала его и соседние ящики, но потом возвращалась на прежнее место, которое при включенном белом свете было погружено в глубокую тень, а при красном казалось заметно темнее окружающего пространства. К стенам комнаты она не приближалась вовсе, если не считать металлического барьера у двери.