Подкидыш - Хэррод-Иглз Синтия - Страница 19

• Предыдущая
• 19/129
• Следующая

Сейчас он принес из дома гитару Элеоноры, уселся на траву, прислонившись спиной к дереву и оказавшись, таким образом, лицом к женщинам, и запел медленную и приятно меланхоличную любовную песню; его голос был просто создан для таких мелодий. Как только юноша начал петь, маленькая Изабелла соскользнула с колен Элеоноры, поползла через всю лужайку и, сев перед Джобом, принялась сосредоточенно сосать палец, во все глаза глядя на пажа. Анна, которая до сих пор стояла, прижавшись к плечу матери, тоже спустилась на траву у её ног, постепенно придвигаясь все ближе и ближе к поющему юноше. Анна обожала Джоба. Он был её рыцарем и защитником, и она любила кататься на его плече так же, как и на руках отца или на своем собственном пони.

Никто даже не заметил, как вернулся Роберт. А он, остановившись в дверях, ведущих в сад, наблюдал за этой домашней идиллией. Даже Гелерт не отреагировал на появление хозяина: пес слишком крепко уснул, сморенный жарой. В общем-то это была прелестная сцена, залитый солнцем сад с пятнами тени, поющий красавец-юноша, три со вкусом одетые женщины и цветущие, здоровые дети. Но что-то в этой картине было Роберту явно не по душе, поскольку меж бровей у него вдруг залегла недовольная складка и он почти сердито уставился на своих домочадцев. Песня подошла к концу, и прежде чем кто-нибудь успел пошевелиться или заговорить, Роберт с иронической усмешкой захлопал в ладоши.

– Очень мило, – проронил он, крупными шагами спускаясь в сад. Элеонора взглянула на мужа и сморщила нос.

– Овцы, – сказала она с отвращением. – Ты не мог прежде зайти помыться?

– В это время года, – свирепо ответил Роберт, – любой мужчина, живущий на ферме у овцеводов, должен пахнуть именно так.

Джоб знал, что это камешек в его огород. Но юноша понимал, что в его положении лучше помалкивать и воздерживаться от споров. За пажа ответила Элеонора.

– Что за бредовая идея! – воскликнула она. – Я знаю, что стрижка овец – это тяжкий труд, но решительно не понимаю, почему и тебе надо пачкаться в овечьем жире. Неужели у тебя недостаточно людей и некому делать за тебя грязную работу? Я всегда считала, что ты должен лишь отдавать приказы.

– Мой отец никогда не чурался работы, и сейчас, когда он слишком болен, чтобы выходить на улицу... – начал Роберт.

– Все это так, – прервала его Элеонора, – но как бы то ни было, ты – не твой отец. Ему нравится возиться в грязи, и он занимался бы этим, даже если бы в том не было никакой нужды. Но я не могу взять в толк, почему и тебе надо так опускаться.

– У нас не хватает людей, – вздохнул Роберт. – И если бы все крепкие мужчины на ферме поучаствовали…

– Совсем не все, дорогой муженек, – твердо ответила Элеонора. – Ведь есть и слуги, занимающиеся делами, которые просто требуют чистых рук. Вот Жак, например... Надеюсь, ты не захочешь, чтобы твой повар отправился вместе с тобой воевать с овцами?

– Но есть и другие, – возразил Роберт, – все обязанности которых, как мне кажется, сводятся к тому, чтобы играть с детишками и распевать песенки в саду.

– Вот об этом-то я и говорю, – не сдавалась Элеонора. – Если бы ты только присматривал за всем и отдавал приказы, а не гонялся бы по жаре за овцами, у тебя оставалось бы время и на то, чтобы поиграть со своими детьми, и на то, чтобы попеть со мной в саду.

Тут Роберт признал себя побежденным. Его ссоры с женой никогда добром не кончались. Она всегда переводила разговор на его отца, а это была такая тема, касаясь которой, Роберт чувствовал себя совершенно беспомощным. Но это никак не улучшало его отношения к Джобу.

Теперь, когда победа осталась за ней, Элеонора готова была взглянуть на мужа поласковее.

– Ну ладно, коль уж ты здесь, – сказала она, – ради Бога, сядь и отдохни. Нет, нет, не так близко, устраивайся на траве вон там, в тени. Джоб, сбегай в дом и принеси хозяину кружку эля – да смотри, чтоб не теплого! Спроси у Жака – он всегда держит для меня запас в холодке.

– Слушаюсь, мадам, – кивнул Джоб и исчез.

Роберт несколько смягчился, видя, как его ненавистный соперник столь смиренно бросился обслуживать его, и опустился на траву, уже тоже готовый быть любезным.

– Ну, – спросила Элеонора, – и как идет стрижка?

– Если учесть, что у нас не хватает людей, то, можно сказать, хорошо, – ответил Роберт – Нам надо закончить со всем стадом до дня святого Иоанна, тогда у нас останется время, чтобы связать шерсть в тюки до приезда броггера.

– Какие-то чудные у вас, у овцеводов, названия для самых простых вещей. Броггер – это ведь скупщик шерсти, так ведь?

– Ну, конечно, – просто ответил Роберт. Он так привык к этим словечкам, что считал их употребление само собой разумеющимся и не видел в них ничего странного. – Он скупает весь настриг у всех овцеводов в округе, отвозит в Гулль или в Лондон и продаст там оптовикам, которые уже переправляют шерсть ткачам за границу.

Элеонора кивнула. Она уже слышала все это раньше, но сейчас вдруг задумалась.

– Броггер ведь должен как-то жить и сам, – словно размышляя вслух, проговорила она. – А ведь ему еще надо содержать всех этих лошадей и мулов и что-то платить возчикам.

– Само собой, – безразлично кивнул Роберт.

– Значит, чтобы выручить достаточно денег, он должен заплатить тебе за шерсть меньше, чем получит с оптовиков, – продолжала Элеонора, – Иначе ему не на что будет жить.

– Естественно. А у тебя есть голова на плечах, дорогая моя госпожа, – улыбнулся Роберт, довольный, что жена проявляет хоть какой-то интерес к его делам.

– Но тогда, – заявила Элеонора, – почему бы нам самим не взять и не отвезти всю шерсть в Лондон и не продать её там сразу оптовикам? Зачем нам связываться с броггерами? Ведь деньги, которые они сейчас выручают, могут остаться у нас!

– Потому что мы овцеводы, а не торговцы шерстью, – ответил Роберт.

– А почему это нельзя изменить? – удивилась Элеонора. – Разве есть закон, который запрещает человеку быть сразу и тем, и другим?

– Нет, – покачал головой Роберт. – Я знаю нескольких торговцев шерстью, которые сами держат овец, но...

– Ну вот видишь, если есть торговцы, которые держат овец, то почему бы овцеводу самому не стать торговцем? – возбужденно проговорила Элеонора. – Разве это не принесет большей прибыли?

– Отец никогда не согласится, – вздохнул Роберт.

– Ну, конечно, если работать так, как он, то заниматься торговлей просто некогда, – кивнула Элеонора. – Ведь он всегда все делает сам, вечно помогает своим людям, так что у него просто не хватит времени, чтобы быть еще и купцом. Но если у тебя есть помощник, который наблюдает за работниками, то ты можешь заняться другими делами.

– Да, я понимаю, – кивнул Роберт, – но отец все равно не согласится. По одной простой причине – он никогда не доверит ферму постороннему человеку! Старик едва-едва решился оставить все хозяйство даже на меня, когда уезжал повидаться с лордом Эдмундом. Так что же говорить о каком-то чужаке, не имеющем отношения к нашей семье!

– Но я и не предлагаю старику торговать. Я думала о тебе! – воскликнула Элеонора.

– Ферма принадлежит отцу, – ответил Роберт. – И пока он тут хозяин, все будет делаться так, как он пожелает. Он никогда не согласится на то, что ты предлагаешь, и я посоветовал бы тебе даже не лезть к нему с этим. Ты же знаешь, каким он стал в последнее время...

В этот миг вернулся Джоб с кувшином эля и оловянными кружками.

– Прошу вас, хозяин, – сказал юноша. – Эль восхитительно холодный – он стоял на полке в колодце. Позвольте вам налить?

Джоб говорил так почтительно, что Роберт опять смягчился и разрешил ему наполнить кружку, не спуская с юноши критического взгляда.

– У тебя это хорошо получается, – неохотно признал Роберт, глядя, как ловко Джоб управляется с кувшином, кружками и полотенцем.

– Меня хорошо учили, хозяин, – ответил Джоб, мимолетно улыбнувшись Элеоноре. Роберт опять почувствовал раздражение.

– Ну и чему еще ты научила его? – спросил он у своей жены.

• Предыдущая
• 19/129
• Следующая