Собачьи истории - Хэрриот Джеймс - Страница 65

• Предыдущая
• 65/109
• Следующая

Он затрусил за мной в комнату, где Джонни пил чай, и тотчас сел на свое обычное место возле хозяина, гордо выпрямившись.

– Может, выпьете чашечку чаю, мистер Хэрриот? – спросила миссис Клиффорд, приподняв чайник.

– Спасибо. С большим удовольствием, миссис Клиффорд, – ответил я.

В жизни мне не доводилось пить такого вкусного чая. Я прихлебывал, не спуская глаз с улыбающегося Джонни.

– Даже трудно сказать, какое это было облегчение, мистер Хэрриот! Я сидел с ним всю ночь и слушал, как бьют часы на церкви. И вот после четырех я понял, что мы одержали верх: он поднялся с пола и пошел вроде бы пошатываясь. Ну, тут я перестал бояться и просто слушал, как его когти стучат по линолеуму. Такой чудесный звук!

Он повернул ко мне счастливое лицо с чуть заведенными кверху глазами.

– Я бы пропал без Фергуса, – сказал он тихо. – Не знаю даже, как мне вас благодарить.

Но когда он машинально положил ладонь на голову могучего пса, который был его гордостью и радостью, я почувствовал, что никакой другой благодарности мне не нужно.

На этом эпидемия стрихнинных отравлений в Дарроуби кончилась. Пожилые люди все еще ее вспоминают, но кто был отравитель, остается тайной и по сей день.

Вероятно, меры, принятые полицией, и предупреждения в газетах напугали этого психически неуравновешенного человека. Но как бы то ни было, с тех пор все редкие отравления стрихнином носили явно случайный характер.

А мне осталось грустное воспоминание о полном моем бессилии. Ведь выжил только Фергус, и я не знаю почему. Не исключено, что тут сыграли роль опасные дозы снотворного, на которые я решился только от отчаяния. А может быть, он просто проглотил меньше яда, чем другие? Этого я никогда не узнаю.

Но многие годы, глядя, как великолепный пес величественно выступает, безошибочно ведя своего хозяина по улицам Дарроуби, я ловил себя все на той же мысли: раз уж спастись суждено было только одной собаке, хорошо, что это был именно Фергус.

Только вчера я, развернув газету, прочел о вспышке умышленных отравлений стрихнином в одной сельской местности. Значит, продолжается! Значит, еще не перевелись такие люди… И, как ни горько, противоядия у нас по-прежнему нет. Только изредка мне удавалось спасти жертву такого отравления, надолго ее усыпляя. Стрихнин настолько опасен, что приобрести его можно лишь по особому разрешению Министерства сельского хозяйства. В разрешении указывается и точное количество, и цель приобретения, но вопреки всем предосторожностям трагедии продолжаются.

Мы с Зигфридом завтракаем в большой столовой. Мой патрон оторвался от письма, которое читал.

– Джеймс, вы помните Стьюи Брэннана?

Я улыбнулся:

– Ну конечно. Скачки в Бротоне?

Приятель Зигфрида со студенческой скамьи. Дружелюбный медведь. Конечно, я его не забыл.

– Да-да. – Зигфрид кивнул. – Ну так я получил от него письмо. У него уже успел родиться шестой. И хотя он не жалуется, не думаю, что ему хорошо живется в такой дыре, как его Хенсфилд. Еле-еле на хлеб зарабатывает. – Он задумчиво подергал себя за ухо. – Знаете, Джеймс, было бы неплохо дать ему возможность отдохнуть. Вы не согласились бы поехать туда и подменить его недельки на две, чтобы он свозил свое семейство к морю?

– Конечно. С удовольствием. Но ведь вам одному нелегко придется?

– Мне полезно поразмяться, – отмахнулся Зигфрид. – Да и вообще у нас сейчас тихое время. Так я ему сегодня же напишу.

Стьюи с благодарностью ухватился за это предложение, и несколько дней спустя я отправился в Хенсфилд. Йоркшир – самое большое графство в Англии и, пожалуй, может похвастать наибольшим разнообразием. Меня просто потрясло, когда, покинув зеленые холмы и прозрачный воздух Дарроуби, я через какие-нибудь два часа увидел, как из рыжей пелены лесом встают фабричные трубы. Тут начинался промышленный Йоркшир, и я проезжал мимо фабрик, угрюмых и сатанинских, какие могут привидеться только в кошмаре, мимо длинных рядов унылых одинаковых домов, в которых жили рабочие. Все было черным – дома, фабрики, заборы, деревья, даже окружающие холмы, закопченные и изуродованные дымом, извергаемым на город сотнями гигантских труб.

Приемная Стьюи находилась в самом сердце этого ада, в мрачном здании, покрытом слоем сажи. Нажав на кнопку звонка, я прочитал на дощечке: «Стюарт Брэннан, ветеринарный хирург, член Королевского ветеринарного колледжа и специалист по собакам». Интересно, подумал я, как отнеслись бы к этому добавлению светила Королевского ветеринарного колледжа, но тут дверь открылась, и я увидел своего коллегу.

Он совсем заполнил дверной проем. Пожалуй, со времени нашей первой и последней встречи он стал еще толще, и, поскольку был конец августа, он, естественно, не надел запомнившейся мне флотской шинели, но в остальном с того времени, когда мы познакомились в Дарроуби, внешне нисколько не изменился – круглое мясистое добродушное лицо, темная влажная прядь, прилипшая ко лбу, всегда орошенному капельками пота.

Он ухватил меня за руку и радостно втащил в дверь.

– Джим! Очень рад вас видеть! Мои все в восторге – отправились за покупками перед поездкой. Мы уже списались насчет квартиры в Блэкпуле. – Его неугасимая улыбка стала еще шире.

Мы прошли в заднюю комнату, где на буром линолеуме стоял шаткий раскладной стол. Я увидел раковину в углу, несколько полок с бутылями и шкафчик, выкрашенный белой краской. В воздухе стоял легкий застарелый запах карболки и кошачьей мочи.

– Тут я осматриваю животных, – не без гордости объяснил Стьюи и посмотрел на часы. – Двадцать минут шестого. Через десять минут начинается прием. А пока давайте я покажу, что тут и как.

Осмотр продолжался недолго, потому что смотреть, собственно, было нечего. Я знал, что в Хенсфилде подвизается весьма фешенебельная ветеринарная фирма, а Стьюи обслуживает главным образом бедняков. И его приемная была типична для практики, которая дышит на ладан. Все имелось словно бы в единственном числе – одна прямая хирургическая игла, одна изогнутая, одни ножницы, один шприц. Выбор лекарств был крайне ограничен, но зато пузырьки и банки для них отличались редким разнообразием – особенно пузырьки: таких неожиданных форм мне в ветеринарных аптеках видеть еще не доводилось.

– Конечно, тут похвастать особенно нечем, Джим, – сказал Стьюи, словно читал мои мысли. – Практика у меня не модная и зарабатываю я мало. Но концы с концами мы сводим, а ведь это главное.

Я вспомнил, что ту же фразу он сказал в тот день, когда мы познакомились на скачках. По-видимому, дальше, чем сводить концы с концами, его честолюбие не шло.

Он приподнял занавеску, отделявшую дальнюю часть комнаты.

– А это, так сказать, зал ожидания. – Он улыбнулся, заметив, с каким удивлением я оглядел десяток стульев, расставленных у трех стен. – Не слишком роскошно, Джим, и очереди на улице не выстраиваются. Но ничего, живем.

В дверь уже входили клиенты Стьюи: две девочки с черной собакой, старик в кепке с терьером на веревочке, подросток с кроликом в корзине.

– Ну что ж, начнем, – сказал Стьюи, натянул белый халат, откинул занавеску и пригласил: – Пожалуйста, кто первый?

Девочки поставили свою собаку на стол: длиннохвостая многопородная дворняжка содрогалась от страха, опасливо косясь на белый халат.

– Ну-ну, малышка, – проворковал Стьюи, – я тебе больно не сделаю. – Он ласково погладил дрожащую голову и только потом повернулся к девочкам: – Так в чем беда?

– Она на ногу припадает, – ответила одна из них.

Словно в подтверждение, собачонка жалобно подняла переднюю лапу. Стьюи забрал ее в огромную ручищу и начал бережно ощупывать. Меня поразила эта мягкая нежность в таком, казалось бы, неуклюжем великане.

– Кости целы, – объявил он. – Просто немножко потянула плечо. Постарайтесь, чтобы она поменьше бегала, а утром и вечером втирайте вот это.

• Предыдущая
• 65/109
• Следующая