О всех созданиях – больших и малых - Хэрриот Джеймс - Страница 48
- Предыдущая
- 48/112
- Следующая
– Разумеется, нет, – ответил я, обозлившись на его тон снисходительного превосходства. – Но к чему все это? Зачем вы произносите речь, словно судья перед присяжными?
– Я просто аргументирую мою точку зрения, Джеймс. А именно: вы встретили девушку, которая может стать для вас идеальной женой, и ничего не предпринимаете! Говоря без обиняков, я предпочту, чтобы вы перестали валять дурака и взглянули на дело серьезно.
– Все далеко не так просто! – сказал я раздраженно.– Я же только что объяснил, что сначала мне нужно тверже встать на ноги… да к вообще я знаком с ней всего несколько месяцев – этого же недостаточно, чтобы так сразу и жениться. И еще одно: по-моему, я не нравлюсь ее отцу.
Зигфрид наклонил голову набок, и я даже зубами скрипнул – такая святость разлилась по его лицу.
– Послушайте, старина, не сердитесь, но я должен вам кое-что сказать откровенно для вашей же пользы. Осторожность, бесспорно, прекрасное качество, но порой вы перегибаете палку. Этот маленький изъян в вашем характере проявляется постоянно и во всем. Вот, скажем, в той робости, с какой вы решаете затруднения, возникающие в вашей работе. Вы всегда действуете с оглядкой, маленькими шажками, тогда как следует смело бросаться вперед. Вам чудятся опасности там, где их и быть не может. Учитесь рисковать, дерзать. А то ваши собственные сомнения подрезают вам поджилки.
– Короче говоря, я жалкий безынициативный болван?
– Ну послушайте, Джеймс, я ведь ничего подобного не говорил, но, кстати, еще одна вещь, которой я хотел бы коснуться. Я знаю, вы меня извините. Но, боюсь, пока вы не женитесь, я не могу рассчитывать на вашу полноценную помощь. Ведь, откровенно говоря, вы все больше доходите до такой степени обалдения, что уж, наверное, половину времени пребываете в сомнамбулическом состоянии и сами не понимаете, что делаете.
– Да что вы такое несете? В жизни не слыхивал подобной…
– Будьте добры, дослушайте меня до конца, Джеймс. Я говорю чистейшую правду: вы бродите, как лунатик, и у вас появилась прискорбная привычка глядеть в пустоту, когда я с вами разговариваю. От этого, мой милый, есть только одно средство.
– И крайне незамысловатое! – закричал я. – Ни денег, ни собственной крыши над головой, но женись очертя голову, с ликующим воплем. Все так просто и мило!
– Ага! Ну вот, вы опять сочиняете всякие трудности. – Он засмеялся и поглядел на меня с дружеским сожалением. – Денег нет? Так вы же в недалеком будущем станете моим партнером, повесите табличку со своими титулами на решетку перед домом, и, следовательно, хлеб насущный будет вам твердо обеспечен. Ну а что до крыши… Посмотрите, сколько комнат пустует в этом доме! Вам совсем нетрудно будет устроить себе наверху отдельную квартирку. Иными словами, ваши возражения – полнейшие пустяки.
Я запустил пятерню в волосы. Голова у меня шла кругом.
– У вас все это получается так просто!
– Это же и есть ПРОСТО! – Зигфрид выпрямился в кресле.– Отправляйтесь к ней сейчас же, сделайте предложение и обвенчайтесь до конца месяца! – Он укоризненно погрозил мне пальцем. – Жизнь, как крапиву, надо хватать сразу и крепко, Джеймс. Забудьте вашу манеру мямлить по каждому поводу и запомните, что сказал Брут у Шекспира. – Он сжал кулак и гордо откинул голову. – "В делах людей прилив есть и отлив, с приливом достигаем мы успеха…"
– Ну хорошо, хорошо, – буркнул я, утомленно поднимаясь на ноги. – Достаточно. Я все понял и иду ложиться спать.
Вероятно, я не единственный человек, чья жизнь полностью переменилась в результате одного из непредсказуемых и случайных зигфридовых взрывов. В тот момент его доводы показались мне смехотворными, но семя пало на благодарную почву и буквально за одну ночь проросло и распустилось пышным цветом. Вне всяких сомнений, это он повинен в том, что еще относительно молодым человеком я оказался отцом взрослых детей, – ведь когда я объяснился с Хелен, она ответила мне "да" и мы решили пожениться немедленно. Правда, сначала она как будто удивилась, – возможно, она разделяла мнение Зигфрида обо мне и подозревала, что я буду раскачиваться несколько лет.
Но так или иначе, не успел я оглянуться, а все уже было улажено, и, вместо того чтобы скептически усмехаться самой возможности такой идеи, я увлеченно обсуждал, как мы устроим свою квартирку в Скелдейл-Хаусе.
32
В моей ветеринарной практике были свои темные стороны, и в первые годы я больше всего боялся министерства сельского хозяйства.
Быть может, кому-то это покажется странным, но я не преувеличиваю. Страх мне внушала всяческая писанина – все эти извещения, сводки и анкеты. Что касается непосредственно работы, то, как мне казалось, я со всей скромностью мог сказать, что справляюсь с ней. В моей памяти еще живы туберкулиновые пробы, которые я делал в неимоверном количестве. Выстригаешь крохотный, точно выбранный участок на коровьей шее, вводишь иглу строго в толщу кожи и впрыскиваешь одну десятую кубика туберкулина.
Это было на ферме мистера Хилла, и я смотрел, как под иглой вздувается вполне удовлетворительная внутрикожная "горошина". Именно так и полагалось – "горошина" свидетельствовала, что ты добросовестно выполняешь свои обязанности и проверяешь животное на туберкулез.
– Шестьдесят пятый, – объявил фермер и обиженно покосился на меня, когда я посмотрел номер в ухе.
– Напрасно только время теряете, мистер Хэрриот. У меня тут весь список, и в нужном порядке. Нарочно для вас составил, чтобы с собой забрали.
Но меня грызли сомнения. Все фермеры свято верили, что содержат свою документацию в полном порядке, но я уже на этом попадался. Сам я по числу промахов в составлении документов бил все рекорды, и дополнительная помощь фермеров мне совершенно не требовалась.
И все же… все же… соблазн был велик. Я взглянул на зажатый в мозолистых пальцах лист с длинными столбцами цифр. Если я его возьму, то сэкономлю массу времени. Здесь оставалось более пятидесяти животных, а до обеда надо еще проверить два стада.
Я взглянул на часы. Черт! Уже порядочно отстаю от графика! Меня захлестнуло знакомое чувство безнадежной беспомощности.
– Хорошо, мистер Хилл, я его возьму. И большое спасибо.– Я сунул лист в карман и двинулся дальше по коровнику, торопливо выстригая шерсть и втыкая иглу.
Неделю спустя на открытой странице еженедельника я увидел страшную запись: "Позв. мин.". По обыкновению, у меня кровь застыла в жилах, хотя эта криптограмма, написанная почерком миссис Холл, просто означала, что меня просят позвонить в местный отдел министерства сельского хозяйства. Но с другой стороны, из этой просьбы следовало, что у меня снова рыльце в пушку. Я протянул дрожащую руку к телефону.
Как всегда, трубку сняла Китти Пэттисон, и я уловил в ее голосе нотку жалости. Она была очень симпатичной молодой женщиной, заведовала штатами и знала о моих безобразиях все. Когда погрешности оказывались не слишком велики, Китти нередко сама доводила о них до моего сведения, но если за мной числился тяжкий грех, за меня брался лично Чарлз Харкорт, региональный инспектор.
– А, мистер Хэрриот! – весело сказала Китти. (Я знал, что она мне сочувствует, но ничем помочь не может.) – Мистер Харкорт хотел бы поговорить с вами.
Ну, все! Эта зловещая фраза всегда вызывала у меня сердцебиение.
– Спасибо, – хрипло пробормотал я в трубку и целую вечность ждал, пока она переключит телефон.
– Хэрриот! – Зычный голос заставил меня подпрыгнуть.
Я сглотнул.
– Доброе утро, мистер Харкорт. Как вы себя чувствуете?
– Я скажу вам, как я себя чувствую. Доведенным до исступления. (Я живо представил себе породистое холерическое лицо, не розовое, как всегда, а побагровевшее, и горящие гневом зеленоватые глаза.) Проще говоря, я зол как черт!
– А-а…
– Нельзя ли без ваших "а"? Вы тоже сказали "а", когда сделали прививку корове Фрэнкленда, хотя она покойница уже два года! В толк не возьму, как вам это удалось. Чудотворец, да и только! А сейчас я проверял результаты вашей работы у Хилла в "Хайвью", и среди коров, прошедших пробу, обнаружил номера семьдесят четыре и сто три. А согласно нашим данным, он продал их полгода назад на ярмарке в Бротоне, и, следовательно, вы сотворили очередное чудо.
- Предыдущая
- 48/112
- Следующая
