О всех созданиях – больших и малых - Хэрриот Джеймс - Страница 33

• Предыдущая
• 33/112
• Следующая

– Надеюсь, вы сумеете помочь ей быстро. Я очень за нее беспокоюсь: лежит как каменная, а поросятки преотличные. Целых четырнадцать!

Я понял его волнение, едва заглянув в закуток. Ромашка неподвижно лежала на боку, а крохотные поросята толклись у ее сосков. Они бросали один, хватали другой, повизгивали и опрокидывали друг друга в тщетной попытке утолить голод. Их тельца выглядели тощими и дряблыми – верный признак, что желудки у них пусты. Мысль, что новорожденные поросята погибнут просто потому, что мать их не кормит, была мне невыносима – но это могло произойти так легко! Скоро они оставят попытки сосать и бессильно лягут на пол. А тогда их уже не спасти.

Присев на корточки, я поставил Ромашке термометр и оглядел ее вздутый бок в рыжей щетине, отливавшей под фонарем медью.

– Она что-нибудь сегодня ела?

– Очистила корытце, как всегда.

Температура оказалась нормальной. Я начал водить руками по соскам, по очереди оттягивая их. Изнывающие от голода поросята вцеплялись острыми зубками мне в пальцы, когда я отодвигал их в сторону. Но, несмотря на все мои усилия, я не сумел выжать ни капли молока. Вымя казалось полным, даже раздутым, и все-таки ни единой капельки.

– У нее же там сухо, верно? – испуганно прошептал мистер Уорли.

Я встал и повернулся к нему:

– Это просто агалактия. Мастита нет, и Ромашка не больна, но что-то тормозит отпускной рефлекс. Молока у нее много, сейчас мы ей кое-что впрыснем, и оно пойдет.

Говоря это, я пытался придать своему лицу непроницаемое выражение, потому что готовился к одному из любимейших моих салонных фокусов. В подобных случаях инъекция питуитрина оказывает поистине волшебное действие. Она срабатывает не позже чем через минуту и, хотя не требует никакого искусства, впечатление производит крайне эффектное.

Ромашка не возмутилась, когда я вогнал иглу глубоко ей в бедро и ввел три кубика внутримышечно. Она была всецело поглощена беседой со своим хозяином – почти соприкасаясь носами, они обменивались нежными похрюкиваниями.

Я убрал шприц, немного послушал, как они воркуют, и решил, что торжественный момент наступил. Я снова нагнулся к соскам, и мистер Уорли уставился на меня в изумлении:

– Что вы делаете?

– Проверяю, не пошло ли молоко.

– Откуда, черт подери! Вы же ее только-только укололи, а у нее там все сухо!

Такой зачин превзошел все мои ожидания. Для полного триумфа мне не хватало только барабанной дроби. Я зажал в пальцах один из напряженных задних сосков. Вероятно, где-то в глубине души я позер, потому что в подобных обстоятельствах всегда стараюсь брызнуть молоком на противоположную стену. На этот раз я для пущего эффекта решил направить струйку мимо левого уха хозяина гостиницы, но немного не рассчитал и оросил его очки.

Он снял их и начал медленно протирать, словно не веря своим глазам.

Потом нагнулся и сам потянул за сосок.

– Да это же чудо! – воскликнул он, когда молоко щедро потекло на его ладонь. – В жизни такого не видывал!

Поросята мигом разобрались в ситуации. Не прошло и нескольких секунд, как драки и визг прекратились, они улеглись ровным рядком и наступила тишина. Блаженное выражение их мордочек свидетельствовало, что они лихорадочно наверстывают упущенное время.

Многие фермы не оповещают проезжих о своем названии, а потому было очень приятно увидеть на воротах надпись большими черными буквами: "Хестон-Грейндж".

Я вылез из машины и поднял щеколду. Ворота тоже были в полном порядке – створки распахнулись сами и тем избавили меня от необходимости открывать их, подпирая плечом. У подножия склона я увидел солидный дом из серого камня и с парой эркеров, которые добавил какой-то преуспевающий владелец в викторианские времена.

Он стоял на ровном лугу в излучине реки, и сочная зелень травы, безмятежное плодородие окружающих полей резко контрастировали с суровыми холмами на заднем плане. Могучие дубы и вязы укрывали дом, а нижняя часть склона густо поросла соснами.

Я направился к службам, как обычно, громким голосом возвещая о своем приезде. Подходить к двери дома, стучать и спрашивать хозяина не полагалось – некоторые усматривали в таком вопросе завуалированное оскорбление. Хорошего фермера застать дома можно только за завтраком, обедом и ужином. Но на мои крики никто не отозвался, а потому я все-таки поднялся на крыльцо и постучал в дверь под потемневшей от времени каменной аркой.

– Войдите! – сказал чей-то голос. Я открыл дверь и очутился в огромной выложенной широкими плитами кухне, где с потолка свисали окорока и большие куски копченой грудинки. Темноволосая девушка в клетчатой блузке и зеленых полотняных брюках месила тесто в квашне. Она посмотрела на меня и улыбнулась.

– Извините, что я не могла вам открыть. Но у меня неотложное дело. – И подняла руки, по локоть выбеленные мукой.

– Пустяки. Моя фамилия Хэрриот. Я приехал посмотреть теленка. Он, кажется, охромел?

– Да, мы думаем, что он сломал ногу. Наверное, на бегу неудачно ступил в ямку. Если вы минуту подождете, я вас провожу. Отец с работниками в поле. Да, кстати, я же не назвалась! Хелен Олдерсон.

Она вымыла руки, вытерла их и достала пару резиновых сапожек.

– Домеси тесто, Мег, хорошо? – сказала она старухе, которая вошла в кухню из внутренней двери. – Мне надо показать мистеру Хэрриоту теленка.

Во дворе она со смехом обернулась ко мне:

– Боюсь, нам придется порядочно прогуляться. Он в верхнем сарае, вон там, видите? – И указала на приземистое каменное строение почти у самой вершины холма.

Как хорошо мне были знакомы эти "верхние сараи", принадлежность любой фермы, расположенной в холмах! Взбираясь к ним, я успевал как следует размять ноги. Их использовали для хранения сена и разного инвентаря, а при необходимости в них укрывался скот с верхних пастбищ.

Я посмотрел на девушку.

– Ничего. Я не против такой прогулки. Совсем не против.

Мы пошли через луг к узенькому мосту через речку, и, переходя его следом за моей проводницей, я подумал, что новомодная манера женщин носить брюки во многих отношениях заслуживает полного одобрения, хотя и возмущает людей с консервативными взглядами. Тропинка вела вверх через сосновый лес, где между темными стволами дрожали узоры солнечного света. Шум реки замирал в отдалении; наши ноги неслышно ступали по ковру опавшей хвои, и прохладную тишину нарушали только птичьи трели. Мы шли быстро и через десять минут опять оказались под жаркими лучами солнца на открытом вересковом склоне. Тут тропа круто устремилась вверх, огибая каменные выступы. Я уже пыхтел, но девушка шагала по-прежнему легко и быстро. Наконец мы добрались до ровной вершины, и я с облегчением вновь увидел сарай.

Приоткрыв створку двери, я с трудом рассмотрел своего пациента в полумраке, душном от аромата сена, громоздившегося до самого потолка. Теленок выглядел очень маленьким, и, когда он попытался сделать несколько шагов на трех ногах, вид у него был самый жалобный: одна из передних ног беспомощно болталась, задевая солому, усыпавшую пол.

– Вы не подержите ему голову, пока я буду его осматривать? – попросил я.

Девушка умело ухватила теленка одной рукой под мордочку, другой – за ухо. Пока я ощупывал ногу, малыш весь дрожал, испуганный и несчастный.

– Что же, диагноз вы поставили верно. Простой перелом, правда и лучевой, и локтевой костей, но они почти не сместились, и с гипсовой повязкой все скоро будет в порядке. – Я открыл сумку, достал гипсовые бинты, набрал в ведро воды из бившего неподалеку ключа, намочил один бинт и наложил повязку, потом намочил второй, потом третий, пока нога от локтевого бугра до запястья не оказалась в белом быстро твердеющем лубке.

– Подождем несколько минут, чтобы гипс схватило как следует, а потом малыша можно будет пустить на свободу.

Я то и дело постукивал по гипсу, пока не убедился, что он стал совершенно каменным, и тогда сказал:

• Предыдущая
• 33/112
• Следующая