Том 34. Вечерние рассказы - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 29
- Предыдущая
- 29/41
- Следующая
Впрочем, на этот раз они недолго пререкались с Сашей. Желание узнать поближе о житье-бытье важной купчихи миллионщицы так захватило работниц мастерской, что спорить не было времени.
Одна только Ганя казалась ничуть не заинтересованной общей беседой. Худенькие руки девочки быстро и ловко спарывали наметку, а в голове радостно трепетала, как сказочная птица радужными крыльями, празднично-счастливая мысль:
"Скоро два пробьет… Примерка назначена к трем, она завсегда приезжает в два, голубонька, душечка, ясочка моя, ласковая, добрая!"
Впечатлительная, наголодавшаяся без любви и участия душа бедной одинокой девочки от малейшей и выраженной ей ласки запылала самоотверженной любовью к Бецкой. За одно ласковое слово захолодевшая без ласки, но смутно жаждавшая ее постоянно Ганя готова была отдать всю свою душу артистке. И об этом хотелось выразить нынче девочке если не словами, то одними своими красноречиво-любящими глазами, одним взглядом, полным обожания к ней, к Бецкой.
"Два часа! Два часа! Когда-то еще два часа будет", — нетерпеливо копошились в русой головенке беспокойные мысли, в то время как рука проворно выполняет привычную ей работу.
— Розка идет! — пронесся испуганный шепот по мастерской и в один миг распрямившиеся было над столом фигуры швеек снова согнулись за шитьем.
Вошла Роза Федоровна с покрасневшим от мороза лицом и пунцовым кончиком носа.
— Матреша! — обратилась она к одной из помощниц мастериц, низенькой, с маленькими серыми глазками девушке, — вы возьмете сейчас кружевную блузку Бецкой и отвезете ее ей на дом… Сейчас у подъезда встретила ее горничную. Больна Ольга Леонидовна, сегодня не может быть на примерке.
Что-то словно со всего размаха ударило в грудь Ганю… Сначала в грудь, потом в голову. Больно заныла грудь и сильно закружилась голова от этого удара.
— Больна Ольга Леонидовна, сегодня не может быть на примерке! — на десяток ладов зазвенела в ушах девочки ужасная, полная для нее страшного значения и трагизма фраза.
Голубонька Ольга Леонидовна больна! Она ее не увидит сегодня! Может быть, долго не увидит ее! О Господи! Господи! За что ты наказываешь Ганю? И за минуту до этого розовый, весь сплетенный из кружевных грез туман заменился непроницаемой, полной мрака и безысходной тоски пеленою страданий в душе бедной девочки.
Несколько раз пришлось потрясти за руку Ганю ее соседке Анютке, прежде чем та пришла в себя.
— Ганя, а Ганя, — шептала разбитная девочка, — уступи мне твое дежурство в передней — нынче графиня Нольден приедет. Всякий раз, сама знаешь, как калоши ей надевать, полтинник отваливает. Полтинником поделюсь… Тебе же все равно, Ганя, ежели не приедет Ольга Леонидовна, больна ежели!
Конечно, Гане было теперь безразлично, дежурить ли в передней или прислуживать в примерочной во время примерки. Там, пожалуй, будет легче справиться со своим горем. Придется подавать булавки, застегивать платья на заказчицах. В суете, в сутолоке, под страхом навлечь на себя недовольство Розы Федоровны и «самой» как-то легче будет прожить до вечера… А вечером, когда уйдут мастерицы и их помощницы и кончится рабочий, трудовой день, она, Ганя, сможет вполне отдаться своему горю, поплакать и потосковать всласть в коридоре на своем жестком сундуке.
И так как ожидавшая ее ответа Анютка умильно и настойчиво смотрела ей в глаза, Ганя грустным, подавленным голосом ответила подруге:
— Ладно… Дежурь ты… а денег мне не надо… Оставь у себя полтинник. Чего уж тут!
Действительно, чего уж тут, когда больна Ольга Леонидовна!
Пробило два часа на больших часах в мастерской. Зажгли электричество в примерочной. Затрещали звонки в прихожей. Зашелестели шелковые юбки заказчиц, и мастерская мадам Пике снова огласилась оживленными, веселыми голосами ее клиенток. Приехала высокая, сухая, долгоносая графиня Нольден, муж которой занимал важный пост в голландском посольстве; приехала маленькая кудрявая жена русского сановника. Появилась почтенная сенаторша с тремя дочерьми-девицами и, наконец, миллионерша Мыткина с дочерью-невестой.
На Люсеньку Мыткину примеряли нынче ее последнее платье, то самое визитное из индийской ткани, над которым так старались и сама мадам Пике с Розой Федоровной, и четыре мастерицы и их шесть помощниц.
Но или толстенькая, как булка, румяная Люсенька пополнела в последние дни, или платье не было пригнано по талии, но прелестный шелковый лиф ей не сходился на добрые три пальца.
Мадам Пике сердито взглянула на Розу Федоровну, Роза Федоровна — на Нюшу и Марью Петровну, добросовестно ползавших на коленях вокруг молодой Мыткиной. Потом перевела взгляд на стоящую тут же с блюдечком булавок Ганю.
— Девочка, — голосом, не терпящим возражений, произнесла она по адресу ученицы, — ты возьмешь сейчас же этот лиф, когда кончится примерка, и осторожно, — слышишь? — как можно осторожнее распорешь старый шов. Вы не беспокойтесь, m-lle, завтра платье будет готово, и мы вам пришлем его, — успокаивающим голосом продолжала она, обращаясь к пухлой Люсеньке Мыткиной.
Следом за «индийским» платьем мадам Пике пришлось примерять целую массу нарядов другим клиенткам.
Но вот на больших стенных часах пробило шесть. И двери мастерской захлопнулись за последней заказчицей, и девочки поспешили на кухню за горячими блюдами для ужина мастериц и швей. В полутемной теперь, впрочем, освещенной электричеством, холодной и сыроватой столовой все работницы одновременно ужинали за длинным столом. Роза Федоровна кушала у «самой» в ее небольшой и уютной столовой. Подавала им Ганя сегодня.
В ту минуту, когда девочка ставила перед старшей закройщицей тарелку с аппетитным куском ростбифа, последняя внимательным взглядом посмотрела на Ганю и произнесла предостерегающе:
— Ты смотри, девочка, распарывай шов осторожно на платье Мыткиной. Помни, случится что, не приведи Господь, со света сживу. Одного этого платья вы все вместе взятые не стоите. Так старайся, помни!
— Буду помнить, Роза Федоровна! — дрогнувшим голоском отвечала Ганя, боявшаяся больше остальных учениц старшую закройщицу.
Убрав посуду и наскоро похватав простывшего картофеля с селедкой на кухне у Софьи, Ганя прошла в мастерскую. Там уже вновь собравшиеся после ужина швеи оживленно беседовали между собою, пользуясь отсутствием Розы Федоровны в мастерской.
Бледная худенькая Марья Петровна поманила к себе Ганю:
— Вот, Ганюшка, лиф Мыткиной, садись и распарывай, да гляди, осторожнее, девонька, не нажить бы беды какой!
И слабая улыбка ободрения и ласки тронула тонкие губы мастерицы, когда она передавала Гане роскошный «индийский» лиф.
Ганя больше всех в мастерской любила эту всегда печальную, озабоченную и худенькую Марью Петровну. В то время как другие мастерицы и их помощницы покрикивали на безответных девочек-учениц, а иной раз под сердитую руку награждали их, по примеру Розы Федоровны, щипками да тумаками, болезненная и всегда озабоченно-грустная Марья Петровна никогда не обидела ни одной из них. Ласково и добро относилась она к девочкам. Горькая судьба этой больной, преждевременно увядшей женщины, отягощенной сиротами-детьми, единственной работницы и кормильцы в семье, делала ее чуткой к чужому горю.
Марья Петровна и сама когда-то была девочкой-ученицей и отлично понимала всю тяжесть жизни этих маленьких тружениц. Что-то материнское проскальзывало в ее отношении к младшим работницам модной мастерской мадам Пике.
И дети платили ей тем же. Не говоря уже о тихой и чуткой Гане, которая особенно крепко привязалась к мастерице, даже апатичная, ко всему миру равнодушная Стёпа, даже не в меру шустрые, бойкие проказницы Танюша и Анютка — и те невольно оказывали предпочтение Марье Петровне перед прочими швеями и мастерицами. Ей старались они при раскладке кушаний положить лучший кусок на тарелку, ей озабоченно советовали одеться теплее, когда она под вечер уходила из мастерской, и неумело обвязывали ее голову большим вязаным, много раз чиненым, платком. Для нее же с особенным рвением сметывали, распарывали или разглаживали работу; словом, оказывали ей множество тех мелких услуг, которые едва заметны для непосвященного в дело глаза постороннего и в то же время глубоко ценятся тем, для кого они предназначаются. И нынче, получив из рук второй мастерицы лиф для распорки шва, Ганя с особенным рвением принялась за работу.
- Предыдущая
- 29/41
- Следующая
