Том 10. Вечера княжны Джавахи. Записки маленькой гимназистки - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 18
- Предыдущая
- 18/42
- Следующая
Леила-Зара была сирота; она поехала с ним в его аул, в саклю Гаруна, к его матери и отцу.
Свадьбу отпраздновали весело. Плакала чиангури, звенел сааз, девушки плясали лезгинку, а на улице абреки джигитовали до утра и стреляли из винтовок.
Женился Гарун на Лейле-Заре.
Прошел год.
И опять плакала чиангури и заливался сааз. И опять стреляли из винтовок, джигитуя, абреки, а девушки плясали лезгинку.
В честь сына Гаруна и Леилы-Зары был устроен праздник.
У Леилы-Зары и Гаруна родился сын, Могома.
И все веселились при его рождении: и старики, и юноши, и дети. Только один отец новорожденного, Гарун, не веселился. Не ел, не пил.
В эту ночь над аулом гроза разразилась, какой старики не помнили.
Это дух бездны радовался рождению Могомы…
Хорошенький был ребенок Могома-крошка, а как подрастать стал, все на него дивились.
Смелое, гордое у него личико, точно он, Могома, не сын простого бека, а дитя самого султана; бесстрашные черные глазки так и сверкают смелостью. Бешмет на нем сидит, как влитой, а улыбнется — словно золотая звездочка кивнет с неба.
Как цветок горной азалии, красив Могома… А сам он смелый и отважный — ничего не боится. На любом скакуне проскачет. С утеса на утес, как дикая коза, над самой глубокой бездной перепрыгнет. А бороться с мальчиками начнет — всех победит, всех переборет.
Гордостью и красотою всего аула считается Могома. Все-то его любят. Все, на него глядя, улыбаются довольно.
Один отец не улыбается. Один Гарун смотрит печально на сына.
Незаметно, как горный цветок, растет Могома. И чем старше, чем краше он становится, тем печальнее, тем мрачнее на душе Гаруна.
Вот уже пятнадцать лет стукнуло Могоме. Не ест, не пьет Гарун. Так и слышится ему голос духа бездны:
«Как только стукнет твоему сыну шестнадцать лет, в полное владение мне его отдашь!..»
От жены Гарун таит свое горе. Пусть уж он один страдает. Зачем смущать душу Леилы-Зары.
Заметила Леила-Зара, что неладное творится с мужем, и как-то вечером, когда они были одни в сакле, спрашивает:
— Зачем печальны глаза твои? Что гнетет твое сердце?
Отвернул от жены лицо Гарун, брови нахмурил, молчит, глаза прячет.
Но Леила-Зара обняла мужа, заглянула ему в лицо и говорит:
— Не таи от меня горя! Легче тебе будет, если разделишь печаль твою со мной.
Взглянул на жену Гарун, увидел перед собою любящие очи. Не выдержал и все поведал жене — и про встречу с духом бездны, и про коня, и про договор с шайтаном.
Горько плакала в этот вечер Леила-Зара, узнав от мужа его страшную тайну, наконец, обессиленная слезами, уснула.
Тут поднялся со своего ложа юный Могома и неслышно скользнул за дверь сакли.
Все от слова до слова слышал Могома, что рассказывал отец, и теперь твердо решил пойти на край пропасти, вызвать духа бездны и упросить его изменить свое решение.
А в горах стояла черная-черная ночь… Непроглядной пеленою накрыла она все кругом. Только далекий месяц указывал юному Могоме путь. Он смотрел на месяц, шел и думал:
— Вызову духа бездны, предложу ему другое условие и избавлю отца от его печали.
Очень любил отца Могома и всей душой хотел помочь ему.
А ночь все надвигалась, все темнее, непрогляднее…
Пришел к страшной пропасти Могома, сел на обломок скалы подле самой бездны да как крикнет:
— Эй, ты, шайтан, выползай, что ли! К тебе по делу пришел! Не всю же ночь тебя дожидаться!
Звонким эхом пронесся по горам его голос.
Всколыхнул он горы.
Дух бездны проснулся, поднялся со своей постели и, расправив черные крылья, стал медленно подниматься над пропастью.
Выплыл он из бездны и неожиданно очутился перед Могомой.
Вздрогнул Могома при виде шайтана, хотел бежать, да вспомнил, зачем пришел сюда.
— Эге! Вот ты какой, — говорит, — а и страшный же ты, шайтан!
— Зачем ты побеспокоил меня, мальчишка? — обратился дух бездны к Могоме.
— А ты не сердись, господин! Не даром я тебя вызвал, — отвечал Могома и рассказал шайтану про горе отца.
— Чего ж ты хочешь от меня? — спросил дух бездны.
— Избавь отца от лютого горя. Не дай пролиться слезам матери. Поставь, какие хочешь, условия, только не отнимай меня от родителей, — попросил Могома.
Захохотал дух бездны. Захохотали с ним вместе и горы, и небо, и ночь, и пропасти…
— Так вот оно что! — произнес он, — ну, так знай, избавить отца твоего от прежнего договора я могу, только если ты, юноша, найдешь в себе силы вынести испытания, которым я тебя подвергну. Как бы ни были они страшны, ты должен их вынести без единого крика и просьбы о помиловании. Если вынесешь, то останешься с твоими родителями, и я откажусь от тебя навсегда. Если же ты испугаешься, крикнешь, станешь молить о пощаде — ты погублен навеки и в эту же ночь, ранее положенного срока, не успев попрощаться с отцом и матерью, будешь моим. Согласен?
— Согласен! — бесстрашно отвечал Могома.
Едва только успел он произнести это, как страшный раскат грома пронесся по горам и потряс их. И в тот же миг откуда-то из-под земли выскочил огненный конь.
Пламя вылетало у него изо рта, ноздрей и ушей. Он издавал страшное ржание и бил копытами о землю. Молнии вырывались из-под копыт и искрами сыпались во все стороны.
— Садись на него! — приказал дух бездны Могоме. Едва только мальчик успел вскочить на коня, как тот взвился на дыбы, сделал отчаянный скачок и понесся с быстротою ветра по горам и ущельям, по горным тропам и утесам, перепрыгивая бездны и пропасти, то взвиваясь к самым вершинам гор, то опускаясь вниз в долины.
Дух захватывало у Могомы. Крепко вцепился он в гриву коня, рискуя каждую минуту свалиться и разбиться насмерть или удариться головою о скалы.
Огненный конь летел все быстрее и быстрее с каждой минутой, обдавая Могому пламенем.
Мальчик задыхался. Пот градом лился с него. Руки и ноги слабели с каждой минутой. Голова кружилась. Вот-вот он выпустит гриву, и все пропало…
А конь все ускоряет бег… Уже быстрее стрелы вьется он над самой бездной…
Холодный ужас сковывает Могому, леденит его кровь. Он готов крикнуть, готов молить о помощи и тогда разом прервется эта бешеная скачка, и он спасен.
Да, он спасен. Он будет тогда сыном духа бездны. Но его отец? Мать? О, они изойдут слезами, они зачахнут с горя…
Нет, нет! Он, Могома, не допустит этого, хотя бы целый год длилась эта бешеная скачка.
Едва успел подумать это юноша, как конь взлетел выше гор, под самые облака, и оттуда ринулся в бездну, на самое дно.
Могома до крови закусил губы, чтобы не крикнуть, и зажмурил глаза.
Когда он открыл их, то нечто худшее, нежели огненный конь, представилось его взору.
Вокруг него на дне пропасти толпились чудовища. Страшные, с человечьими головами, огромные жабы, исполинские змеи, костлявые старухи — ведьмы, скелеты, маленькие духи бездны с высунутыми языками…
Все это прыгало, плясало и кривлялось, составив огромный хоровод вокруг Могомы. Они рычали, пели что-то загробными голосами, и с каждой секундой круг их все сужался, тесня Могому. Они жадно смотрели на него, щелкая зубами, готовые растерзать его каждую минуту. Они протягивали к нему мохнатые лапы и костлявые пальцы и вопили дикими голосами на тысячу ладов.
— Подари нам мальчика, дух бездны!
И вот послышался страшный голос шайтана:
— Берите его! Он ваш!
Застыл от ужаса Могома, готовый молить о пощаде, но тут же перед ним мелькнуло лицо отца, и он сдержался.
Страшный рев испустили чудовища и ринулись на него.
Но тут чьи-то невидимые руки подхватили Могому и вынесли его из бездны.
Один миг — и он очутился на земле и жадно вдыхал горный воздух.
— Иди! — послышался страшный голос шайтана, — и счастье твое, если ты вынесешь последнее испытание по дороге…
Могома, чуть стоявший на ногах, двинулся по горной тропинке… И вдруг огромная серая скала выросла на его дороге.
- Предыдущая
- 18/42
- Следующая
