Роковая кукла. Сборник фантастических романов - Хайнлайн Роберт Энсон - Страница 52

• Предыдущая
• 52/124
• Следующая

— Ну входи. Входи же! Не стой там как пень.

— Иду.

Когда атмосферное давление в прихожей поднялось и сравнялось по уровню с давлением в остальной части помещения, внутренняя дверь открылась автоматически.

— Входи, Виллис, — сказал Джим и ступил в помещение. Шар трижды высоко подскочил, а затем последовал за ним, вращаясь, шагая и катясь одновременно. Точнее, способом передвижения он напоминал бочку, которую матрос катит по палубе. Они миновали коридор и вошли в большую комнату, занимавшую поло вину круглого дома. Доктор Макрей взглянул на вошедших, но вставать не стал.

— Привет, Джим. Раздевайся. Кофе на скамейке. Привет Виллис, — добавил он и вернулся к своей работе. Он бинтовал руку мальчика примерно того же возраста, что и Джим.

— Спасибо, док. А, Френсис, привет. Что ты здесь делаешь?

— Привет, Джим. Я убил водянщика, но потом поранил большой палец о его иглы.

— Не дергайся! — велел доктор.

— Жжется, — пожаловался Френсис.

— Ничего, потерпишь.

— Как же ты это так? — продолжал Джим. — Тебе следовало бы знать, что этих тварей нельзя трогать. Их просто надо сжигать от хвоста до носа.

Он расстегнул молнию на своем прогулочном костюме, стянул его и повесил на крючок около двери. Рядом висели костюм Френсиса, верхняя часть которого была размалевана так, что напоминала боевую раскраску индейца, и костюм доктора — маска на костюме сохраняла свой первоначальный цвет. Джим теперь остался во внутренней аккуратной изящной марсианской одежде — ярких красных шортах.

— Я сжег его, — сказал Френсис, — но он шевельнулся, когда я до него дотронулся. Я хотел сделать из хвоста ожерелье.

— В таком случае ты недожег его. Наверное, оставил полно живых зародышей внутри. Кому ты хотел сделать ожерелье?

— Это уж мое дело. И, естественно, я спалил его утробу. Ты что, меня за туриста держишь?

— Иногда. Ты же знаешь, что эти твари не умирают до заката.

— Не мели чепуху, Джим, — вмешался доктор. — Сейчас я введу тебе антитоксин, Фрэнк. Толку от него ноль, но твоя мама будет счастлива. Не далее чем завтра твой палец раздуется, как от пчелиного укуса; тогда придешь еще раз, и я его вскрою.

— А вы его не отрежете? — спросил мальчик.

— Нет. Но несколько дней тебе придется чесаться левой рукой. А ты, Джим, зачем сюда явился? Живот болит?

— Нет, док. Из-за Виллиса.

— Из-за Виллиса, говоришь? Мне он кажется довольно бодрым, — доктор внимательно посмотрел на существо. Виллис уже подкатился к его ногам и наблюдал за перевязкой. Для этого он выдвинул три глаза на стеблевидных ножках из верхней части своего шарообразного тела. Стебельки выдавались вверх, образуя равносторонний треугольник, и из каждого смотрел глаз, поразительно похожий на человеческий. Малыш медленно развернулся трех своих выступах, или ложноножках, так, чтобы каждый его глаз мог рассмотреть доктора.

— Дай-ка мне чашку кофе, Джим, — скомандовал доктор. Затем он наклонился и сложил лодочкой свои ладони:

— Сюда, Виллис, оп!

Виллис слегка подскочил и опустился к доктору в руки, на лету втянув все выступающие части. Доктор положил его на свой рабочий стол, и Виллис тотчас вновь выдвинул свои глаза и ноги.

Они внимательно изучали друг друга.

Перед доктором был шар, покрытый густым коротким мехом, напоминающим стриженую овечью шкуру, и лишенный каких-либо характерных черт, за исключением ножек и втяжных глаз. Марсианин же видел перед собой пожилого землянина, почти целиком заросшего жесткой щетиной стального цвета. Средняя часть этого странного, немарсианского существа была скрыта снежно-белыми шортами и рубашкой. Виллис разглядывал его не без удовольствия.

— Как ты себя чувствуешь, Виллис? — спросил доктор. — Хорошо? Плохо?

На самой вершине шара, между стебельков, появилась ямочка, быстро превратившаяся в отверстие.

— Виллис в порядке, — сказал он.

Его голос был очень похож на голос Джима.

— В порядке, м-м?

Не оглядываясь, доктор добавил:

— Джим! Вымой-ка эти чашки еще разок. И простерилизуй их. Ты хочешь, чтобы все здесь скопытились?

— Ладно, док, — согласился Джим и повернулся к Френсису:

— Ты тоже будешь кофе?

— Угу. Слабый и молока побольше.

— Не суетись.

Джим погрузил руки в лабораторную мойку и выудил оттуда еще одну чашку. Мойка была завалена грязной посудой. Рядом, над горелкой Бунзена кипела большая колба с кофе. Джим тщательно вымыл три чашки, простерилизовал их и наполнил кофе.

Доктор Макрей взял чашку и сказал:

— Джим, сей гражданин утверждает, что он в порядке. Так в чем же дело?

— Я знаю, док, что он так говорит, но это неправда. Разве вы не можете осмотреть его?

— Осмотреть его? Но как? Я даже не могу измерить ему температуру, потому что не знаю, какой она должна быть. В его обмене веществ я разбираюсь примерно так же, как свинья в апельсинах. Хочешь, чтобы я вскрыл его и посмотрел, что там внутри?

Виллис мгновенно втянул все свои выступы и стал гладким как бильярдный шар.

— Ну вот, теперь вы его напугали, — укоризненно сказал Джим.

— Извини.

Доктор протянул руку и начал почесывать и щекотать пушистый шар.

— Виллис хороший, Виллис славный. Никто не обидит Виллиса. Ну, парень, вылезай, вылезай из своей норы.

Виллис чуть-чуть расслабил мышцы над звуковоспроизводящей диафрагмой.

— Не обижать Виллиса? — тревожно спросил он голосом Джима.

— Не обижать Виллиса. Обещаю.

— Не резать Виллиса?

— Не резать Виллиса. Ну ничуть.

Глаза стали медленно выдвигаться наружу. Непонятно как, но облик Виллиса свидетельствовал о тревожном ожидании, хотя у него не было ничего похожего на человеческое лицо.

— Так-то оно лучше, — сказал доктор. — Давай разберемся, Джим. Почему ты считаешь, что с этим хлопцем что-то не в порядке, если ни он, ни я ничего такого не находим?

— Дело в том, док, что он стал вести себя как-то странно. В помещении с ним все в порядке, но снаружи… Раньше он всюду катился за мной, скакал по всей округе, везде совал свой нос.

— У него нет никакого носа, — заметил Френсис.

— Больно ты много знаешь. Но теперь, когда я беру его на улицу, он просто сворачивается шаром, и я не могу ничего добиться. Если он здоров, почему тогда он так себя ведет?

— У меня есть одна догадка, — ответил доктор Макрей. — Как давно ты подружился с этим пузырем?

Джим мысленно окинул взглядом двадцать четыре марсианских месяца.

— С конца Зевса, то есть почти с ноября.

— А сейчас конец марта, почти Церера, лето кончилось. Этот факт дает тебе повод для размышлений?

— Гм, нет.

— Ты что же думаешь, он будет скакать по снегу? Мы переселяемся, когда становится холодно, а он остается здесь.

Джим открыл рот:

— Вы хотите сказать, что он собирается впасть в спячку?

— А что еще? Предки Виллиса располагали не одним миллионом лет для того, чтобы приспособиться к смене здешних времен года. Ты едва ли вправе предполагать, что он не будет реагировать на нее.

Джим забеспокоился:

— Я собирался взять его с собой в Малый Сёртис.

— В Малый Сёртис? Ах, ну да, ты ведь пойдешь в колледж в этом году. И ты, Фрэнк, тоже.

— Это точно.

— Никак не могу привыкнуть к тому, как быстро вы растете. Казалось бы, на Марсе годы должны тянуться вдвое дольше, но разницы не ощущаешь — они мелькают еще быстрее.

— Послушайте, док, сколько вам лет? — поинтересовался Френсис.

— Все мои. Кто из вас собирается изучать медицину, чтобы, вернувшись, помочь мне?

Ответа не последовало.

— Ну отвечайте, отвечайте! — настаивал доктор. — Чему вы собираетесь учиться?

— Точно не знаю, — сказал Джим. — Я интересуюсь Ареографией,[1] хотя мне нравится и биология. Может быть, я стану планетарным экономистом, как мой старик.

— Это серьезная дисциплина. Тебе придется покорпеть над ней не один год. А ты, Фрэнк?

• Предыдущая
• 52/124
• Следующая