Шестой уровень - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 74

• Предыдущая
• 74/91
• Следующая

Сотников вопросительно поглядел на Турецкого. Тот, не отвечая, постучал вновь, но на сей раз уже требовательно. Дверь отворилась, и из проема выглянуло автоматное дуло. Оно коснулось лица крепыша, точно проверяя, а затем раздался недовольный голос охранника.

   Нетрудно было понять смысл его слов: мол, нашел время шутить!

   Волосатая ручища охранника ухватила крепыша за ворот. Турецкий сделал знак, чтобы Веня покрепче придержал своего подопечного. Тот так и поступил.

   Удивленный сопротивлением товарища; охранник подался ближе к двери — и в следующее мгновение, пролетев по воздуху добрые три метра и описав замысловатую дугу, грохнулся на пол.

   Собрав все силы и саданув по двери ногой, Турецкий ворвался в рубку.

Надо отдать должное реакции капитана пиратов: даже не оборачиваясь, он через плечо пустил автоматную очередь, наповал сразившую цель. Целью оказался несчастный мертвый крепыш, потому что Турецкий предусмотрительно присел на корточки, а затем перекатился по полу к ногам капитана.

   —  Оружие на стол! — заорал он, ткнув пистолетом в яйца пирату.

Толстяк, оценив обстановку, не стал перечить.

   Холодными заплывшими глазками он яростно смотрел на Турецкого и, казалось, жалел только об одном: что вовремя не открутил ему голову.

   Сотников, обыскав постанывающего охранника и на всякий случай еще раз врезав ему промеж глаз, кивнул командиру: все о'кей. И тут же вцепился в толстяка:

— Кто? Кто убил старика?

   — Я не... я не уб-бивал... — пролепетал капитан побелевшими губами. — Это он... Он! — истерично завопил и ткнул пальцем в лежащего охранника.

Веня метнулся к увальню.

Несколько оплеух привели того в чувство.

   — Ты убил старика Акиру? — с ледяным спокойствием осведомился Сотников.

— Веня, он не понимает! — крикнул Турецкий.

Охранник согласно замотал головой.

   — Сейчас поймет! Ты убил, гад? Это ты убил старика?! — зашелся Веня, тряся охранника так, что у того голова тряпично болталась на шее. — Ты зачем убил старика?

   Турецкий не останавливал Сотникова, он понимал, что остановить это невозможно.

   —  Что тебе сделал старик? Что он тебе, подонку, сделал?! Что ты за мразь такая?! Они со старухой тебя, паскуду, кормили, они тебе отдавали последнее, а ты их убил?

Ты вообще человек?

   Охранник криво улыбался. Он не понимал Вениных слов. Только воровато оглядывался на капитана.

   —  Ты ему голову отрезал, да? Ты вспорол старухе живот и туда ту голову засунул? Ну теперь смотри, теперь ты, сволочь, так же кончишь!

   Веня схватил со стола плоский штык и замахнулся над шеей охранника — тот дико завизжал.

   —  Я тебе, гад, сейчас отрублю твою мерзкую голову и вот ему, — Веня ткнул пальцем в капитана, — вот ему в пузо затолкаю.

Теперь заорал и капитан.

   —  Не-на-ви-жу, — процедил Сотников, — как же я вас не-на-ви-жу!

   Он снова замахнулся штыком, но рука его опустилась. Он не смог. Его воспаленные мозги кричали — отомсти, рубани по этой шее, но рука не слушала. Он был человек, а не зверь. Он просто приставил пистолет к голове увальня и спустил курок — так пристреливают загнанную лошадь.

Только теперь обернулся к капитану.

   Увидел, что в опасной близости от командира пиратов остался автомат. Но тот даже не подумал им воспользоваться. Он был в шоке. Страшная смерть и ему заглянула в глаза.

   Когда Сотников повернулся, капитан инстинктивно закрыл лицо рукой. И тихонько заскулил.

   —  Хорош, Вениамин, — хрипло проговорил Турецкий. — Не марайся ты об них. А ты слушай меня внимательно, мразь, — снова ткнул он дуло пистолета в мошонку толстяка. — Никаких трех часов на размышление я тебе не дам.. Или ты немедленно отдаешь команду повернуть судно в сторону российского берега, или пойдешь на корм рыбам. Ты мне обещал вкусное мясо товарищей — я не такой гурман. Но думаю, акулам твоя задница придется по вкусу. Ясно говорю?

— Не-ет! — заполошно прокричал толстяк. Турецкий отвел ствол пистолета чуть в сторону и выстрелил.

   Взвыв, капитан откинулся на кресле и заболтал в воздухе короткими ручонками. Лицо его при этом приобрело покойницкий иссиня-зеленый оттенок.

   —  Это было последнее предупреждение, — невозмутимо сказал Турецкий.

Корчась от страха, пират потянулся к пульту.

— Без глупостей, — сказал Турецкий, для верности утопив пистолетное дуло в жирных складках на затылке капитана.

   Толстяк пробормотал что-то птичьей раструб микрофона внутренней связи.

В динамике послышался щелчок.

— Фьюи цуи кяся фья, — повторил пират.

   В глубине динамика послышалось далекое ответное воркование, перебитое зычным басом Гладия:

— Сашко, вы уже там чи шо?

— Василий?

   — А кто ж еще! Машинное отделение в наших руках. Митяй захватил рубку управления.

— Никто не пострадал?

— Из наших — нет.

   — Значит, так, — распорядился Турецкий. — Держим курс на Владивосток. Ты уж проследи, чтоб в машинном все было без эксцессов. — Капитану же пиратов он приказал: — Отдай распоряжение: движемся к Владивостокскому порту.

   Толстяк тяжело вздохнул и, казалось, окончательно покорился судьбе.

   Он видел, что и Александр и другой еле держатся на ногах. Долго они не протянут. Еще был шанс освободиться от этих железных людей. Ведь на самом деле не такие уж они и железные...

   Двое суток пролетели, как двухчасовой видовой фильм. Елена Игнатьевна летела на самолете Аэрофлота из Японии. Ей предложили вернуться в Москву на гражданском самолете, а не на военном, как она летела туда. Никто ее не сопровождал, и она могла позволить себе расслабиться.

   Как только самолет взлетел, Лена сразу уснула. События этих дней, перемены часовых поясов вымотали ее физически и выжали из ее души все чувства, оставив только тоскливую щемящую боль и надежду.

...В этот раз телефон опередил телевизор.

   — Елена Игнатьевна, вам нужно собрать необходимые вещи в расчете на два дня. Сколько времени вам потребуется на сборы? — Слова прозвучали сдержанно, твердо, как приказ.

— Я буду готова в течение часа.

   Елену Игнатьевну привезли на аэродром в Чкаловск. Терпеливо ожидая объяснений, она не задавала никаких вопросов. К ней подошел человек в штатском. Но по тому, как все стоявшие около нее военные подтянулись, Лена поняла — сейчас она все узнает.

   —  Здравствуйте, Елена Игнатьевна. Меня зовут Александр Владимирович Чернов. Я член комиссии по расследованию аварий на танкере «Луч».

   По тому, как этот человек мягко обхватил ее руку, данную для рукопожатия, и задержал ее в своей, она почувствовала неладное.

— Японскими спасателями выловлен труп европейца. Они предполагали, что это капитан. Но штурман танкера труп не опознал, — поспешил успокоить Лену Чернов. — Елена Игнатьевна, вам придется лететь туда на опознание. Заключение должно быть точным, мы не можем допустить ошибки, поэтому и вынуждены обратиться к вам.

   Лева почувствовала неприятную слабость в ногах и, судя по тому, как к ней бросились окружающие, поняла, что близка к обмороку. В голове стучало только одно: «Я знаю, он жив. Я сделаю все, чтобы он жил. Я все вынесу. Он должен жить...»

   Полет был долгим. Она пыталась представить себе процедуру опознания. Фантазия рисовала ей картины, вызывающие почти патологическую реакцию организма: ее мутило, голова раскалывалась, глаза слезились. Хотя все это могло быть и следствием полета. Ей давали какие-то таблетки, но облегчения она не чувствовала.

   Облегчения не последовало и тогда, когда самолет приземлился. Ее встретили представители российского посольства, пожимали руку, представлялись, но Елена Игнатьевна даже их лиц разглядеть не могла. Как будто она была отгорожена от мира дымовой завесой.

• Предыдущая
• 74/91
• Следующая