Избранные произведения о духе законов - Монтескье Шарль Луи - Страница 15

• Предыдущая
• 15/174
• Следующая

Эти тиранические учреждения аристократии соответствуют цензуре в демократии, которая по своей природе не менее независима. В самом деле, цензоры не подлежат ответственности за свои действия на протяжении всего срока исполнения ими своих обязанностей. Им надо доверять и никогда не убивать в них энергии. Римляне были замечательны в этом отношении: они позволяли требовать отчета у всех должностных лиц, за исключением цензоров.

Две вещи пагубны для аристократии: крайняя бедность знати и ее чрезмерное богатство. Чтобы предупредить обеднение знати, надо более всего стараться обязать ее к своевременной уплате долгов. Чтобы умерять ее богатство, необходимо прибегать к мерам благоразумным и незаметным, но отнюдь не к конфискациям, аграрным законам, отмене долгов, что причиняет бесчисленные бедствия.

Законы должны отменить у дворян право первородства, дабы имущества уравнивались путем постоянного раздела наследств.

Не следует допускать субституций, выкупа родовых имений, майоратов, усыновлений. Все средства, изобретенные в монархических государствах для поддержания могущества отдельных родов, не должны иметь места в государствах аристократических.

Уравняв роды, закон должен еще поддерживать между ними дух единения. Раздоры между дворянами должны разрешаться быстро, иначе споры между лицами обращаются в родовые распри. Эти споры могут разрешаться или предупреждаться посредниками.

Наконец, законы отнюдь не должны покровительствовать тем различиям, которые устанавливает между семействами тщеславие под предлогом большей знатности или древности. Такие притязания следует рассматривать как проявление мелочности со стороны отдельных лиц.

Достаточно бросить взгляд на Лакедемон, чтобы увидеть, как умело справлялись там эфоры со слабостями царей, вельмож и народа.

Так как принцип этого образа правления — честь, то законы его должны соответствовать этому принципу.

Они должны поддерживать знать, которая есть, так сказать, и создатель и создание этой чести.

Они должны установить наследственность дворянства, но для того чтобы оно было не стеной между силой государя и слабостью народа, а связью между ними.

Субституции, как средство, препятствующее переходу семейного имущества в чужие руки, очень полезны для этого образа правления, хотя неуместны в прочих.

Обязательный выкуп родового имущества возвращает в дворянские семьи земли, отчужденные мотовством какого-нибудь родственника.

Дворянские земли должны обладать привилегиями, подобно лицам. Нельзя отделить достоинство государя от достоинства его государства, точно так же нельзя отделять и достоинство дворянина от достоинства его поместья.

Все эти прерогативы должны составлять особенности дворянства; их нельзя предоставлять народу, если не желаюг поколебать принцип правления и подорвать силы и дворянства и народа.

Право субституций стеснительно для торговли; выкуп родового имущества порождает бесчисленные тяжбы; все запроданные земли государства остаются по меньшей мере в продолжение года без владельца. Прерогативы, связанные с феодами, очень обременительны для тех, кто их получает, но все эти неудобства, связанные с существованием дворянства, исчезают перед приносимой им общей пользой. Однако предоставить подобные привилегии народу значит поколебать без всякой необходимости все принципы правления.

В монархиях можно разрешить отцу завещать большую часть своего имущества одному из сыновей. Собственно, только здесь и уместно такое разрешение.

Законы должны покровительствовать всякой торговле, допускаемой этим образом правления, дабы подданные могли без крайнего разорения удовлетворять вечно возрождающиеся потребности государя и его двора.

Законы должны внести некоторый порядок в способ взимания налогов, дабы он не стал тяжелее самих налогов.

Тяжелые налоги вызывают непосильный труд; труд — изнурение; изнурение — дух лености.

Монархическое правление имеет одно преимущество перед республиканским: так как дела там ведутся одним лицом, то они выполняются скорее. Но чтобы эта скорость не выродилась во вредную поспешность, законы должны внести в нее некоторые замедления. Они должны не только покровительствовать природе каждого образа правления, но и противодействовать тем злоупотреблениям, которые могут явиться следствием этой природы.

Кардинал Ришелье не хотел допускать в монархиях образования промышленных компаний, которые создают так много затруднений. У этого человека деспотизм был не только в сердце, но и в голове.

Учреждения, обязанные охранять законы, всего лучше исполняют свои обязанности, когда они двигаются замедленным шагом и вносят в обсуждение дел государя ту обдуманность, которой невозможно ожидать ни от малосведущих в законах государства придворных, ни от торопливых государственных советов.

Что стало бы с самой лучшей в мире монархией [48], если бы должностные лица своей медлительностью, своими жалобами и просьбами не останавливали даже добрых порывов своих государей когда те, повинуясь только одним влечениям своей великои души, захотели бы награждать выше всякой меры за услуги, оказанные им мужеством и преданностью, также не знавшими меры?

Монархическое правление имеет одно большое преимущество перед деспотическим. Так как самая природа этого правления требует наличия нескольких сословий, на которые опирается власть государя, то благодаря этому государство получает большую устойчивость; его строй оказывается более прочным, а личность правителей — в большей безопасности.

Цицерон считает, что учреждение в Риме трибунов было спасением республики. «В самом деле, — говорит он, — сила народа ужаснее, когда у него нет предводителя. Предводитель чувствует, что он за все будет в ответе, и озабочен этим, между тем как ослепленный страстью народ не видит опасностей, которым он себя подвергает». Это рассуждение приложимо и к деспотическому государству, которое есть народ без трибунов, и к монархии, где у народа есть нечто подобное трибунам.

В самом деле, мы всюду видим, что в волнениях, происходящих в деспотических государствах, народ, предоставленный самому себе, доводит всякое дело до крайних пределов возможного, совершая ужасные беспорядки, между тем как в монархиях такие крайности случаются очень редко. Предводители боятся за себя; они опасаются быть покинутыми; зависимые посредствующие власти не хотят, чтобы народ забрал слишком много силы. Государственные чины редко бывают полностью развращены; государь опирается на них, и бунтовщики, не имея ни желания, ни надежды ниспровергнуть государство, не могут и не хотят низвергнуть государя.

При таких обстоятельствах люди, обладающие благоразумием и властью, выступают в качестве посредников. Начинаются переговоры, уступки, смягчения, законы снова вступают в силу и заставляют себе повиноваться.

Вот почему наша история полна рассказов о гражданских войнах без переворотов; история каждого деспотического государства изобилует переворотами без гражданских войн.

Те, кто писал историю гражданских войн в разных государствах, и даже те, кто возбуждал эти войны, достаточно убеждают нас, насколько мало подозрительной должна казаться государям та власть, которую они предоставляют некоторым государственным сословиям, ибо и писатели, и народные предводители даже среди своих заблуждений не переставали вздыхать о законах и своем долге и более сдерживали пылкую стремительность мятежных элементов, чем содействовали ей.

Кардинал Ришелье, полагая, может быть, что он уже слишком пренебрежительно относился к сословиям государства, обратился для поддержки государства к добродетелям государя и его министров, требуя от них такой проницательности, такого просвещения, такого мужества и таких познаний, что надо поистине быть ангелом, чтобы иметь все это. Едва ли позволительно надеяться, что за все время от наших дней до исчезновения монархий будет когда-либо такой государь и такие министры.

• Предыдущая
• 15/174
• Следующая