Две операции майора Климова - Огнев Владимир - Страница 13

• Предыдущая
• 13/41
• Следующая

— Да-а, — задумчиво протянул Рагимов. — Как меняются люди. Как становятся великими душой... Извините, Николай Иванович, за высокие слова, да разве можно о Сулеймане не сказать красиво?

— Констатируем факт, что преступники были вблизи границы с намерением перейти ее нелегально, но под давлением обстоятельств вернулись в Кизыл-Даг. — Осипов повернулся к Березкину: — Ну, а что удалось выяснить вам, Николай Иванович?

Лейтенант рассказал о своих наблюдениях и беседах с работниками гостиницы. Сейчас, после информации Осипова, его выводы обрели твердость и звучали весьма убедительно.

— Вчера вечером, — продолжал Николай, — закончив осмотр номера, я разыскал шофера такси, который увозил Рачинского на вокзал. Паренек говорит, что, высадив его у вокзала, сразу уехал с новыми клиентами. Таким образом, доказательств, что «Оборотень» и Рачинский уехали из Кизыл-Дага, фактически нет, и это обстоятельство меня очень беспокоит.

— А что скажете вы, Нурьягды Талеевич?

— Да, твердых доказательств этому нет, — ответил Рагимов. — Хотя после третьего числа ни того, ни другого в городе не видели. Я ознакомлю вас сейчас со всеми добытыми аппаратом отделения сведениями, однако должен предупредить, что принципиально нового в них ничего нет. Такое ознакомление больше нужно для того, чтобы вы могли правильнее оценить план дальнейших розыскных действий, который я намереваюсь предложить.

Рагимова прервал телефонный звонок. Выслушав какое-то сообщение, он коротко бросил в трубку:

— Занесите ее ко мне. Сейчас же. Шифровка из Долинска, — пояснил он присутствующим.

Через пять минут он уже читал доставленную молодцеватым шифровальщиком телеграмму.

— Три дня назад Рачинского видели в Верхнереченске. Вам, Николай Иванович, предлагается принять решение самому, целесообразно ли продолжать работу здесь, но подчеркивается желательность быстрейшего возвращения в Долинск.

— Я думаю, что главное мы уже знаем и, благодаря Сулейману, знаем точно: «Оборотень» стремится за кордон. Полагаю, что мне следует вылететь первым самолетом.

Лейтенант Березкин решительно поднялся с места.

— Не знаю, как сказать, — смущенно проговорил он. — Спасибо — не то слово. Но не найду другого, лучшего. Спасибо вам за помощь. Скажу по-восточному: нет больше радости, чем видеть друзей, нет горше горя, чем разлука с друзьями.

Алексей Петрович Климов и Саша Колосков встретили Березкина в аэропорту. Через час они сами вылетали в Верхнереченск, и майор хотел, как говорится, из первых рук получить информацию о результатах его командировки. А результаты эти, на взгляд Климова, были особенно важны потому, что, во-первых, четко определили одно направление расследования, позволяя сосредоточить на нем все силы, и, во-вторых, выявили самое слабое место в позиции преступников: они не подозревали, что Рачинский попал в поле зрения органов КГБ. Это было весьма существенно, ибо до тех пор, пока Рачинский не перешел полностью на нелегальное положение, пока он пользовался своими документами, его следы легче было обнаружить. Значит и сейчас, активизируя розыскные и следственные действия, надо продолжать заботиться об их конспиративности. Нельзя, чтобы преступники почувствовали — по их следу идут чекисты.

В таком плане и инструктировал майор Николая Березкина, остававшегося в Долинске для координации розыскных действий и проверки еще нескольких знакомых Рачинского по заводу имени Калинина, с которыми, как выяснилось, он был более близок и даже встречался вне завода. Двое из этих людей имели отношение к очень важным государственным сведениям. Климова беспокоило, не подобрался ли через них Рачинский к тому, к чему сам по роду своей работы касательства на заводе не имел. Майор не оставлял Березкину готовых рецептов проверки. Сохранивший в свои сорок три года молодость и активную восприимчивость души, Климов и вокруг себя умел как-то незаметно создавать атмосферу хорошего беспокойства, жажды новых творческих исканий. Поиски новых методов и форм решения тех или иных задач были органично присущи ему и без навязывания воспринимались его товарищами и подчиненными как стиль работы. Кое-кто в управлении даже завидовал майору: черт знает, как это у него получается? Как будто ничего особенного не делает, сам всегда спокоен и в коллективе никакой спешки, нервозности, а дела вершатся быстро, толково, «по-умному» — как частенько говаривал полковник Васильев. Внешность у Климова самая заурядная, похож больше на бухгалтера, голос тихий, с легкой хрипотцой. Чем берет человек, откуда в нем это обаяние, не позволяющее никому безразлично относиться к его словам? Знание дела, логичность мышления, доброжелательность — из чего еще складывается умение работать с людьми? Нет, Климов не добренький, всегда строго спрашивает за дело, жестко следит за соблюдением законности, педантично точен в соблюдении процессуальных норм. К сожалению, пока нет такой науки — науки о руководстве, хотя пишут об этом немало.

...Два человека неторопливо прогуливаются по аллеям цветника, разбитого возле здания аэровокзала. Беседуют.

— По всем данным, Коля, мы начинаем наступать «Оборотню» и его сообщнику на самые пятки, — говорит Климов. — Поэтому прошу тебя прежде всего оформить и доложить прокурору все материалы на Рачинского, включая и те, что ты везешь из Кизыл-Дага. Нам надо иметь санкцию на его арест.

— А материалы на Колчина?

— Арест Колчина санкционирован уже давно. Вот только добраться до него трудненько. Ну, да сколько веревочке ни виться...

Не очень разборчивые, зато громкие звуки из динамиков прервали разговор — диктор объявил посадку на самолет, отлетающий в Верхнереченск. Почти тотчас же у выхода на летное поле замаячила знакомая фигура — нетерпеливый Саша Колосков с двумя (своим и климовским) небольшими чемоданами в руках, как всегда, опережал всех.

— Ну, всяческих тебе успехов, — Климов крепко сжал руку Николая. — Не забывай важную информацию пересылать нам немедленно, а об общем положении дела — раз в сутки.

— Успехов надо желать вам, Алексей Петрович: у вас будет погорячее.

...Через сорок минут, удобно расположившись в кресле комфортабельного «ИЛа», Климов ворчливо говорил Колоскову:

— Сашенька, не егозись, пожалуйста. Учись ждать терпеливо. Если не читается — думай, что бы ты делал сейчас на месте Гребенщикова. Для практики. Потом сопоставишь свои мысли с его делами. У нашего Евгения заботы сейчас, ох, великие...

Гребенщикова Верхнереченск действительно сразу встретил великими заботами. Едва капитан представился начальнику Верхнереченского отдела КГБ подполковнику Лазареву, как тот, протянув ему подготовленный для зашифровки текст телеграммы, сказал:

— Вот, только что собирался отправить в Долинск. Но вижу, вы и сами что-то нащупали?

Это была та самая телеграмма, в которой сообщалось, что Рачинского двадцать седьмого июля видели в Верхнереченске. Евгений доложил Лазареву, какие именно оперативные данные привели его в этот город и попросил разрешения детально ознакомиться с добытыми отделом материалами, а затем сразу же включиться в розыскную работу.

...Получив для исполнения ориентировку Долинского управления о розыске государственных преступников, сотрудник Верхнереченского отдела КГБ лейтенант Волков среди многих других мер наметил привлечь к участию в поисках Владимира Савицкого, молодого инженера, хорошо знавшего Рачинского по совместной работе в прошлом на оборонном заводе. Савицкий горячо взялся за выполнение этого поручения. За неделю он побеседовал со многими десятками людей, как бы между прочим, к слову или случайно, вспоминая в разговоре бывшего сослуживца, однако безрезультатно. О Владиславе Рачинском после его отъезда из Верхнереченска никто ничего не слышал...

Вечером двадцать восьмого июля Волкова поднял от телевизора настойчивый звонок. Не найдя лейтенанта в отделе, Савицкий узнал его адрес и явился домой. Он был радостно возбужден и подталкивал вперед смущенного и, очевидно, не очень-то понимающего в чем дело паренька — комсорга триста десятого цеха Вадима Филимонова.

• Предыдущая
• 13/41
• Следующая