Шепот дьявола - Хупер Кей - Страница 39

• Предыдущая
• 39/71
• Следующая

Джастин достал маленькую черную книжку, которую постоянно носил с собой, и прочитал даты предполагаемых выплат денег шантажисту.

– Все сходится, – заявила Шелби. – С первого до последнего.

– С гроссбухом? И как они там записаны?

– Подожди минутку, у него тут нечто вроде личного кода…. – Шелби нахмурилась и перелистала несколько страниц. Потом кивнула. – А, понятно. Похоже, он года три назад перевел какую-то собственность, сдаваемую в аренду, на имя сына. И с той поры вносит доход на счет фонда, который он собирает, чтобы отправить сына в колледж.

– Все вполне невинно, – заметил Джастин.

– Я же говорила: Джордж никакой не шантажист.

– Тогда почему он должен был умереть? – тихо спросил Джастин.

Шелби повернулась к нему.

– Если он не был шантажистом и у него не было гнусного секрета, тогда он каким-то образом представлял угрозу для убийцы. Может, что-то знал. Поэтому и должен был умереть. Больше я ничего не могу придумать.

– И убийца в результате остался на руках с жертвой, которую ему обязательно надо было привязать к другим убийствам. Иначе полиция станет искать мотив специально для этого случая, – сказал Джастин.

Шелди смотрела на него, не отрывая взгляда.

– И он решил сфабриковать так называемые улики, указывающие на шантаж. Что еще раз говорит в пользу того, что здесь замешан полицейский. Для копа довольно легко было получить хотя бы ограниченный доступ к банковским счетам Колдуэлла, обнаружить регулярные вклады и придумать эту записную книжку, чтобы убийство вписывалось в общую картину.

– Разумно, – согласился Джастин.

– Так что не стоит удивляться, что ты не можешь найти людей, которых он шантажировал, и компромат на них. Большинство других полицейских не стали бы особо искать доказательства, что Колдуэлл действительно был шантажистом. Ведь уже вошло в привычку после убийства ждать, когда всплывут какие-нибудь грязные подробности из жизни убитого. Убийце так было проще.

– И это снова возвращает нас к главному вопросу, – сказал Джастин. – Почему же Джордж Колдуэлл должен был умереть?

К вечеру Нейт Маккарри еще больше разволновался, хотя и не мог понять, что его беспокоит. Он испытывал неприятное и назойливое ощущение, что в течение дня он либо видел, либо слышал что-то важное, на что не обратил должного внимания.

Когда совсем стемнело, он принялся без устали вышагивать по комнатам, по нескольку раз проверяя охранную сигнализацию на дверях и окнах и сожалея, что живет один. Когда зазвонил телефон, у него сердце ушло в пятки.

Он несколько секунд смотрел на аппарат, будто это змея, готовая ужалить, потом хрипло рассмеялся и взял трубку.

– Слушаю.

– Ты заплатишь.

Голос был низким, почти что шепот, без всяких особенностей, он даже не мог определить, мужчина говорит или женщина.

Нейта охватил озноб.

– Что? Кто это, черт побери? – закричал он дрожащим голосом.

– Ты заплатишь.

Он перевел дыхание и постарался говорить спокойно, не показывая, что сходит с ума от страха:

– Послушайте, не знаю, кто вы такой, но я не сделал ничего плохого. Я никому не принес вреда. Я клянусь.

Послышался хриплый смешок, такой же бесполый, как и раньше, но еще более жуткий, и снова шепот:

– Ты заплатишь.

Связь прервалась с мягким щелчком, и в трубке послышались короткие гудки.

Нейт медленно повесил трубку и уставился на аппарат, не чувствуя ничего, кроме дикого ужаса.

– О господи, – простонал он.

– Какая у нее могла быть причина? – настойчиво спросил Макс. – Почему Хейли могла захотеть убить своего отца?

– Потому что она его любила.

Макс нахмурился.

– Объясни-ка поподробнее.

Нелл знала, что объяснить придется, но ей хотелось сделать это по-своему.

– Ты спросил меня, что случилось в ту ночь, когда я исчезла. Первое, Хейли сказала отцу, что я собираюсь пойти с тобой. Ее подружка работала в том магазине в городе, где я купила платье. Так что она знала, причем уже несколько дней, что я собираюсь уйти. Однажды она увидела, как мы с тобой ехали вместе верхом, вот она и догадалась. И в ее натуре было приберечь такие новости до того момента, когда они смогут принести ей большую пользу. Вот она и сказала мне, что все знает, за два дня до бала. Наверное, ей хотелось, чтобы я нервничала. Именно поэтому я и была расстроена последние пару дней. Я понимала, она ему расскажет и разрушит все.

– Я знал, что вы не слишком близки, – задумчиво сказал Макс, – но я не догадывался, что дело обстояло так скверно.

– Она никак не могла простить меня за то, что я была отцовской любимицей, – спокойно пояснила Нелл.

– Ты же его ненавидела. Ты и тогда уже его ненавидела.

– Да, я ненавидела его так же сильно, как Хейли его любила. – Она слегка качнула головой. – Есть вопросы, на которые не найти ответа ни на расстоянии, ни через долгое время.

Макс заставил себя сказать то, что держал при себе много лет:

– Ты об этом никогда не говорила, но иногда я чувствовал, что ты боишься. Боишься его.

– Я и боялась.

– Он делал тебе больно?

– Нет. Он никогда к нам не приставал, если ты об этом подумал. – По блеску в глазах Макса она догадалась, что именно эта мысль пришла ему в голову. Она покачала головой. – Нет, он никогда и пальцем не тронул ни меня, ни Хейли. Нас даже в детстве не шлепали. Но мы принадлежали… ему. Мы были не его детьми, его дочерьми, мы были его собственностью. Как земля, этот дом и машина, как все, что ему принадлежало.

– Нелл…

– Никто никогда не будет любить нас больше, чем он. Он повторял это день и ночь всю нашу жизнь, мы слышали эти слова, засыпая. Он садился на край нашей кровати и твердил одно и то же. Никто не будет любить нас больше. Никто не будет заботиться о нас так, как заботится он, так защищать, так оберегать. Он собирался стать единственным мужчиной в нашей жизни. Он этого добьется. Он сделает все, чтобы этого добиться. Потому что мы принадлежим ему. На веки вечные.

– Но он же больной, – ужаснулся Макс.

– Разумеется, он был болен. Больше того, в нем жило зло. В нашей семье всегда существовала эта ниточка зла, она часть проклятия Галлахеров.

– Но в тебе нет зла.

– Что-то есть и во мне, Макс, – настойчиво сказала она, – и ты знаешь об этом не хуже меня.

– Возможно, то, что кажется тебе темным пятном, другие воспримут как силу?

– Возможно. Но ведь никто не знает всего.

Он молчал.

Нелл снова вернулась к рассказу об отце.

– Психолог, возможно, сказал бы, что… потребности моего отца проистекают из его ранних воспоминаний. Судя по всему, его собственный отец его очень не любил, этого не скрывал и, к сожалению, сломал себе шею, свалившись с лестницы, когда наш отец был совсем маленьким. Так что отцовской любви ему познать не довелось. О бабушке ты знаешь, вот только ты не знаешь, что она боялась своего сына.

– Почему?

– Она мне так и не сказала. Насколько я знаю, никому не сказала. Но мне кажется, она что-то узнала из своих видений, заглянула в будущее, которое ее ужаснуло. Не знаю, что именно она увидела, но она оттолкнула от себя сына в очень раннем возрасте.

– Ты поэтому его боялась? Потому что боялась она?

Нелл резко дернула плечом.

– Я росла, начались мои собственные видения. Иногда мне виделись сцены из прошлого. Я видела в нем зло, понимала, насколько извращенна его любовь к нам, насколько она… всепожирающая. Еще до того, как я смогла понять почему, я уже это чувствовала.

– Ты никогда не была с ним близка?

– Мне бы хотелось сказать «да», но… – Она покачала головой. – К тому времени, как в его жизни появилась моя мать, он твердо решил, что не потеряет никогда никого из тех, кого любит. Поэтому он вцепился в нее мертвой хваткой. Во всех нас. Мои первые детские воспоминания о том, как он следит за мной. Все время торчит поблизости. В своих первых ночных кошмарах я видела себя в ловушке. Мне снилось, что я заблудилась и за мной кто-то гонится.

• Предыдущая
• 39/71
• Следующая