Выбери любимый жанр

Тайны уставшего города - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 3


Изменить размер шрифта:

3

А ночью того же дня четверо фартовых ребятишек подъехали на извозчике к музею. Спортивный молодой человек поднялся по водосточной трубе на второй этаж, «пластырем» (тряпкой, намазанной клеем) выдавил стекло, проник в зал, вынул картину из рамы и спустился по трубе на улицу.

Фартовые, сделав дело, уехали на извозчике в неизвестном направлении.

Герман Шварц, слушавший лекцию профессора Новикова год назад в Берлине, не знал, что злополучную картину атрибутировали, оценили и внесли в реестр госценностей. Поэтому Ленинградский уголовный розыск занялся этим делом весьма серьезно. Сыщиков заинтересовал рассказ о богатом посетителе, долго стоявшем у знаменитой картины.

Один из инспекторов ЛУРа, бывший сотрудник сыскной полиции, поднял архивы и нашел оперативное производство на Германа Шварца. В деле имелась фотография антиквара.

Работники музея опознали в нем богатого посетителя. Все остальное было делом техники. Утром в номер гостиницы «Европейская», где проживал антиквар, пришли сотрудники ЛУРа.

Шварц раскололся на первом же допросе. Ему сказали, что если он поможет следствию, то по возвращении картины его выпустят в Финляндию.

Кстати, так и произошло, но если бы сыщики знали, что Шварц готовил в Москве ограбление Музея изящных искусств, они вряд ли выполнили бы свое обещание. Но они об этом не знали.

Картины у Шварца не было, он побоялся брать ее после ограбления.

Тогда в ЛУРе была разработана операция.

В «Европейской» поселился приехавший из Лондона антиквар Джон Латипак, при нем постоянно находился переводчик Людвиг Михайлович.

Шварц в пивной на Лиговке оставил сообщение буфетчику, что покупатель прибыл. На следующий день в гостинице появился некто Иван Вдовин, известный питерский вор. Он выяснил, где живет англичанин, и поднялся к нему. Через переводчика они договорились, что Латипак готов приобрести картину за 50 тысяч червонцев.

На следующий день в гостиницу в номер к англичанину пришли трое. Да, они принесли картину, но сумма их не устраивала. Началась торговля. Тогда Латипак попросил предъявить картину. Иван Вдовин достал ее из мешка. Латипак что-то сказал Людвигу Михайловичу по-английски.

— Господа, — перевел тот, — мой работодатель согласен с вашей ценой. Он готов заплатить и предлагает обмыть сделку.

Переводчик дернул шнур звонка. В дверях появился официант.

— Шампанского, — приказал Людвиг Михайлович и выдернул из кармана наган.

В руках англичанина тоже оказался пистолет, а из-за оконных портьер выскочили вооруженные агенты угрозыска.

— Руки вверх! — скомандовал официант, который оказался начальником 3-й бригады ЛУРа.

Урки даже не успели достать оружие, ошеломленные матом, которым их крыл не знавший русского языка «англичанин».

Были задержаны все, кроме спортивного молодого человека, выкравшего картину. Он был не питерский. Сделал дело, получил деньги и исчез. Ничего о нем не мог сказать и Шварц, сославшись на случайное знакомство.

* * *

И снова Камергерский. В том же доме, где находилась «кукушка» полковника Мартынова, на последнем этаже проживал молодой человек по фамилии Федоровский. Он был известным московским теннисистом, состоял в московском гимнастическом обществе. Деньги зарабатывал обучением нэпманов и ответработников умению владеть ракеткой.

Жизнь он вел рассеянную и светскую. Ночами кутил в «Ампире» или «Метрополе». Любил послушать Хенкина в кабаре «Нерыдай» и попытать счастья в казино на Садово-Триумфальной.

В ночь на Пасху 1927 года он подошел к Музею изящных искусств, подождал, пока ударят колокола пасхального благовеста, поднялся на галерею, выбил стекло, проник в музей и вырезал из рам пять картин. Каждая из них представляла огромную художественную ценность.

Надо сказать, что музей в те легендарные годы охраняли старики-сторожа, обычно спавшие у входа.

Итак, теннисист Федоровский взял работы: Дж. Пизано «Бичевание Христа», «Христос» Рембрандта, «Се человек» Тициана, «Святое семейство» Корреджо и «Иоанн Богослов» Дольчи.

МУР стал на уши. Отрабатывали все возможные версии. Трясли всех музейных и церковных воров, не только бывших на свободе, но и сидящих по тюрьмам.

Агентура работала на пределе. Почти ежедневно проходили облавы на малинах, блатхатах и в подпольных катранах.

Ничего.

Солидные воры мамой клялись, что дело слепил или залетный, или фраер.

А Федоровский продолжал жить рассеянной светской жизнью. Заводил романы, играл по маленькой, прекрасно одевался и гулял в кабаках.

Его ученики — новые советские чиновники — помогали своему милому тренеру решать массу бытовых проблем, дела его шли неплохо.

А он ждал, ежедневно ждал весточки от Шварца. Он не ведал, что заказчик хоть и был отпущен обратно в Финляндию, но пересечь советскую границу уже никогда не сможет.

Через год Федоровский понял, что Шварц не появится. Продать картины он не мог по двум причинам. Во-первых, боялся; во-вторых, у него не было накатанных связей. Он не был блатным и знал только игроков, людей ненадежных и болтливых.

Шло время, и закончился НЭП. Начался период индустриализации. Загремела железом первая пятилетка.

Исчезло в небытие казино на Садово-Триумфальной, растворились во времени игорные дома и веселые кабаре. Начались суровые будни.

А Федоровский пристроился к бегам в надежде, что лошадь привезет ему долгожданное счастье.

Он угадывал и попадал. Опять угадывал и опять попадал.

В тридцатом году Федоровский проигрался в пух и прах и одолжил крупную сумму у Вити Ермакова по кличке «Блин», урки, державшего бега.

И эти деньги увезли куда-то лошадки с номерами на попонах.

Витя был человеком серьезным, за деньги вполне мог отправить поплавать в мешке по Москве-реке.

Федоровский сказал Блину, что денег нет, но есть ценные картины.

Витя сказал:

— Предъяви.

Он отвез Витю в Покровское-Стрешнево и выкопал из тайника картины.

Витя сказал, что подумает. Он, авторитетный московский уркаган, знал, чту прячет Федоровский. И он решил не связываться. Более того, нарушая блатной кодекс, сдать должника уголовке.

И Витя пошел в МУР к Тыльнеру.

Так закончилась эта странная история, в которой переплелись бронзовая птица из витрины на Кузнецком, агент охранки Блондинка, «Дом искусств» в Берлине, жулик Щварц, светский теннисист и уголовник.

* * *

Вот и прервался сон наяву. Но в памяти остались горящие глаза бронзовой птицы, стерегущей тайны моего усталого города.

Тени кафе «Домино»

Я не помню старую Тверскую. Когда я начал совершать опасные экспедиции со двора дома в центр, улица Горького, за исключением неких мелочей, была практически такой же.

И всем известный дом, в котором помещались модная парикмахерская, винный магазин и знаменитое «Кафе-мороженое», никаких исторических ассоциаций у меня не вызывал.

Сколько раз, фланируя по московскому Бродвею, я проходил мимо него, спокойно поглядывая на очередь у входа в храм пломбиров, не задумываясь, что было раньше на этом месте.

Узнал я об этом значительно позже, когда пришел работать в «Московский комсомолец». В 1958 году партийные власти изобрели новую газету — «Ленинское знамя» — для популяризации социалистических побед Подмосковья.

Напротив нашего отдела разместилось подразделение, которое освещало в новом издании культуру и информацию. Занимался этим Александр Борисович Амасович. Человек умный, начитанный и необыкновенно элегантный.

Мы с ним, несмотря на разницу в возрасте, подружились. Александр Борисович начал работать в газете, по-моему, еще во времена НЭПа и был кладезем всевозможных занимательных историй из жизни разных знаменитостей. К нему часто заходил его приятель Евгений Иванович, к сожалению, фамилию его не помню точно. Это был крупный человек с седой шевелюрой, разделенной безукоризненным пробором, всегда элегантно одетый. Он начинал свою карьеру репортером в газете «Русское слово», которую редактировал знаменитый Иван Федорович Благов.

3
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело