Четвертый эшелон - Хруцкий Эдуард Анатольевич - Страница 8
- Предыдущая
- 8/45
- Следующая
— Какой этаж?
— Пятый.
— Лифт работает?
— Тянет.
— Так вот давай, я на лифте, а ты пешочком.
— Ладно. Но зря. Ей деться некуда. Чуть что, Ковалев притормозит.
— Это мне решать.
На площадке пятого этажа курил оперуполномоченный Ковалев.
— Ну как? — спросил Игорь, оглядывая одинаковые, светлого дерева двери с медными табличками.
— А так, — Ковалев бросил папиросу, — одни профессора да герои.
Поднялся запыхавшийся Никитин.
— Пошли, — скомандовал Игорь. — Кстати, — остановился он у самой двери, — понятые есть?
— А то как, — врастяжку сказал Никитин, — целых трое, сидят в комендатуре, трясутся.
— Ладно. — Игорь еле сдержал себя. Он вообще не любил Никитина за его полублатную манеру речи, за ненужное хамство, за нахрапистость. Но вместе с тем понимал, что оперуполномоченный парень хваткий, решительный и смелый.
Дверь открыла высокая женщина в толстом вязаном свитере, серой юбке и белых маленьких валенках. Из-под очков глядели на них большие изумленные глаза.
— Вы ко мне? — растерянно спросила она.
— К вам, к кому ж еще. — Никитин, оттолкнув Игоря плечом, шагнул через порог. — МУР, ясно? — Он вынул удостоверение.
Литовская прочла его и подняла на Игоря недоумевающие глаза:
— Отдел борьбы с бандитизмом?
— Да, Зоя Геннадьевна, мы именно оттуда. — Муравьев вошел в квартиру и сразу же увидел огромный коридор, весь уставленный стеллажами с книгами.
— Но я здесь при чем?.. Как это может быть? — взволнованно спросила Литовская. — Я…
— Ну, кто ты такая, это мы сейчас узнаем. — Никитин опять полез за папиросами.
— Потрудитесь вести себя вежливо, лейтенант. — Игорю хотелось взять Никитина за грудки и вытолкнуть на лестницу. — И перестаньте курить, это отвлекает.
— Слушаюсь, товарищ капитан, — так же врастяжку, без тени обиды ответил Никитин.
— Я старший оперуполномоченный отдела борьбы с бандитизмом капитан милиции Муравьев, вот мои документы.
Литовская поправила очки и, поднеся удостоверение совсем близко к лицу, начала читать.
— Да, слушаю. — Она вернула документ Игорю. — Чушь какая… милиция, бандиты… Вы не ошиблись?
— Нет, — сказал Игорь твердо, — может быть, мы поговорим в комнате?
— Конечно, конечно, проходите. — Хозяйка отступила, освобождая дорогу.
— Кто еще есть в квартире?
— Я одна.
— Останьтесь здесь, — повернулся Игорь к оперативникам, — если что…
— Понятно. — Никитин вынул из кармана пистолет.
Литовская с нескрываемым ужасом посмотрела на оружие.
— Это? — спросила она. — Зачем это?..
— Для порядка, — усмехнулся Никитин, — для полной, значит, расколки.
Игорь резко повернулся и так посмотрел на него, что тот немедленно спрятал оружие.
«Сволочь, — подумал Муравьев, — не человек, а музей пороков, ну погоди, вернемся на Петровку…» — Так куда мне пройти? — продолжал он вслух, обращаясь к хозяйке.
Женщина повернулась и пошла в глубь квартиры. Стараясь ступать по постланной на полу вышитой дорожке, Игорь шел за ней, пораженный блеском натертых воском полов. Он не мог понять, как она в такое время одна может поддерживать в квартире идеальную чистоту. Они вошли в комнату, больше напоминавшую музей. Здесь тоже было много книг, но не это поразило Игоря. На стенах висели акварели. Пейзаж, изображенный на них, был однообразен и суров. Льды. Бесконечные. Уходящие к горизонту. Но именно в этом однообразии и была какая-то мрачная красота, заставлявшая смотреть на них неотрывно.
— Вы любите живопись? — поймала его взгляд Литовская.
— Очень, но такое я вижу впервые.
— Это рисовал отец. Он всегда говорил, что нет ничего прекраснее и величественнее льдов.
— Мне трудно судить, но то, что я вижу здесь, очень здорово. И страшно. Только теперь я понял Амундсена. Помните, он сказал: «Человек может привыкнуть ко всему, кроме холода». На них даже глядеть зябко.
— Я привыкла, — Литовская сняла очки, — привыкла и полюбила этот Север.
— А разве есть другой?
— Конечно. Каждый все воспринимает индивидуально, даже ваш визит. — В голосе ее не было прежней растерянности.
— Я понимаю вашу ироничность, но хотел бы заметить, что наша служба не менее важна и полезна, чем любая другая. Только вот нарисовать нам нечего.
— А как же ваши типажи? Система Ломброзо?
— Слава богу, в нашей стране отменили галереи ужасов. Пусть люди лучше смотрят хорошую живопись. Так вот, — Муравьев улыбнулся, — мы и размялись. Теперь перейдем к делу. Кстати, вы позволите мне снять полушубок?
— Ради бога, если вы не замерзнете, глядя на пейзажи.
Игорь снял полушубок, аккуратно положил его на стул.
— Зоя Геннадьевна, вам известна женщина по фамилии Валиева?
— Зульфия? Ну, конечно.
— Откуда вы ее знаете?
— По Баку. Мы были с теткой в эвакуации. Там с ней и познакомились. Она милая. Зульфия очень помогла нам.
— То есть?
— Тетка у меня больна, а Валиева — управляющая аптекой. Сами понимаете, лекарства сейчас — страшный дефицит.
— Чем было вызвано ее особое расположение к вам?
— Видимо, магической силой фамилии. Дочь героя и всякое такое.
— Значит, она оказывала вам услуги?
— Да, Валиева, я уже говорила, приняла в нас участие… — Литовская замолчала, подыскивая нужные слова.
— Вы должны рассказать мне все.
— Поймите. Эвакуация. Чужой город. Цены на базаре дикие. Тете Соне врач прописал усиленное питание…
— Она помогала вам продавать вещи?
— Да, я ей отдавала мамины украшения, и она приносила нам продукты. Мясо парное, фрукты, рис. Она даже плов нам готовила.
Игорь на секунду представил себе чужой город и эту хрупкую до беззащитности женщину в очках, вырванную из привычного мира натертых до блеска полов, книг, акварелей и фотографий. Он вспомнил рассказы матери и сестры, вернувшихся из эвакуации, и вдруг увидел Валиеву как живую, вернее, не ее, а только руки, перебирающие украшения. Ведь для того, чтобы купить племянникам молока, его мать отдала в такие же жадные руки единственную их ценность — именные золотые часы отца. Он увидел все это и поверил Литовской. Сразу, прочно и до конца.
— Как вы вернулись в Москву? — спросил он.
— Я написала начальнику Главсевморпути. Он был другом отца.
— Вы переписывались с Валиевой?
— Да.
— Вам известен ее адрес?
— Конечно. Баку, Параллельная улица, дом тринадцать.
— Как она очутилась у вас в Москве?
— Первый раз полгода назад возникла как фея из сказки. Привезла массу вкусных вещей и лекарства для тети.
— Ее знакомые бывали у вас?
— Да. Какой-то представитель из Баку, Илья Иосифович, кстати, очень неприятный человек. Представьте себе, он обошел всю квартиру, все ощупал и о цене справлялся. Потом он постоянно, если не ел и не пил, насвистывал какой-то пошловатый мотивчик. Очень противный.
— Была ли Валиева с ним близка?
— Вы хотите сказать?..
— Именно.
— По-моему, да.
— Почему вы так решили?
— Она часто у него ночевала.
— Логично. Она куда-нибудь звонила по телефону или, может быть, ей кто-нибудь звонил?
— Она звонила часто в Главмосаптекоуправление, она же в командировку приезжала.
— Что Валиева делала вчера?
— Она куда-то ушла. Да, извините, я совсем забыла, к ней приходил летчик.
— Полковник? — с надеждой спросил Игорь.
— Нет, что вы, он же молоденький, такой худенький, маленький, а имя у него Батыр, — Литовская улыбнулась, — он даже зайти в комнату стеснялся. Они договорились в коридоре.
— О чем?
— Он командир транспортного «Дугласа», они сегодня улетали утром и брали Валиеву с собой.
— Извините, я могу воспользоваться телефоном?
— Пожалуйста, пройдите сюда.
Игорь набрал номер дежурного.
— Кто? Горбунов? Это Муравьев. Немедленно запроси ГУББ НКВД, когда вылетела машина «Дуглас» Бакинского УГВФ, командир узбек, зовут Батыр.
— Сделаем, — ответил дежурный.
- Предыдущая
- 8/45
- Следующая