Вне закона - Перри Энн - Страница 97

• Предыдущая
• 97/208
• Следующая

— Учиться резать лучше на трупах, чем на живых, — обычно говорил он себе.

Иногда, отправляясь на послеполуденную прогулку в Седар-Гроув, Харрис заворачивал на кладбище для белых, чтобы засвидетельствовать почтение доктору Джорджу, тело которого покоилось под землей, и проводил какое-то время у могилы, рассказывая новости, словно доктор Джордж мог его услышать.

— Мисс Фанни наконец-то родила, — сообщил он однажды зимним днем, поднимая с могилы засохшие стебли цветов. — Маленькую девочку. Назвала ее Джорджия Френсис, но все зовут ее Сисси, и я думаю, это имя к ней прилипнет. Она очаровательная, светленькая, как персики Джорджии. И мистер Джеймс Хоуп строит для нее дом в Эллисе, как и обещал, и она хочет взять с собой сестру Нэнни и маленького брата Джимми, чтобы они жили с ней. Я думал, может, и мистер Джеймс Хоуп поселится там, очень уж он заботится о Фанни, но он вроде бы собирается продать фабрику и вернуться в Нью-Йорк, где у него семья. Поэтому вам нет нужды задерживаться здесь, сэр. Мне кажется, все образуется.

После смерти доктора Джорджа не прошло и двух лет, как началась война и все изменилось. Хотя поначалу так не казалось. Для остальной страны война началась в Чарлстоне, когда пал форт Самтер,[23] но Джорджия отделилась еще в январе, оставив Огасту тревожиться из-за арсенала на холме, занятом федеральными войсками. Губернатор Джо Браун лично приехал в город и потребовал сдать арсенал, так что город получил возможность насладиться прекрасным зрелищем военного парада под моросящим дождем. Генерал Браун принимал парад, стоя на крыльце отеля «Плантерс», но капитан Элси, который командовал отрядом из восьмидесяти двух человек, защищавших арсенал, капитулировать отказался. Через день-другой он, правда, передумал, когда восемьсот солдат под командованием двух бригадных генералов двинулись на арсенал, всем своим видом показывая, что настроены серьезно. Капитан Элси послал за губернатором, чтобы обговорить условия капитуляции, и к полудню арсенал со всем его содержимым без единого выстрела перешел под контроль независимого штата Джорджия. Помимо волнений, захват арсенала стал единственным серьезным событием, случившимся в Огасте во время войны.

Когда в Чарлстоне началась стрельба, он порадовался, что Рашель и Джордж в Огасте, а не в центре военных действий, хотя ему и хотелось бы посмотреть на сражение. Все говорили, что война продлится лишь несколько недель, и он жалел, что не удалось взглянуть на нее хоть одним глазком.

В городе царили оптимистические настроения, но к войне все равно готовились. Через две недели после захвата форта Самтер в Огасте сформировали местную гвардию, так называемый отряд Седовласых. В него вошли мужчины, которые по возрасту уже не могли служить в регулярной армии. Мистер Джеймс Хоуп вернулся из Нью-Йорка, чтобы сражаться за Конфедерацию, и стал заместителем командира отряда гвардейцев. Командиром избрали преподобного Джозефа Уилсона. Сын преподобного Уилсона, Томми, и Мэдисон Ньютон были одногодками и порой играли вместе на лужайке у пресвитерианской церкви, через дорогу от медицинского колледжа. Иногда они оба приходили к нему и засыпали вопросами о телах и больных, и он не раз ловил себя на мысли, что невозможно определить, кто из них белый, а кто — нет. Юный Мэдисон был таким же чистеньким и нарядно одетым, как и любой другой ребенок из приличных домов Огасты.

Проходил месяц за месяцем, а война и не думала заканчиваться. Один за другим студенты-медики уезжали домой, чтобы уйти в армию.

— Не думаю, что тебе нужно волноваться о том, где и как добывать новые трупы для анатомических классов, — сказал ему доктор Гарвин.

— Да, сэр. Я слышал, большинство студентов хотят прервать учебу и уйти на войну.

Доктор Гарвин нахмурился:

— Они, конечно, уедут, но даже если колледж продолжит работу, эта война обеспечит трупами тысячи медицинских школ.

Сражений в Огасте не было, но город тоже нес потери. А через год после начала войны в Огасту пошли поезда с ранеными. Занятия в медицинской школе прекратились, врачам хватало работы в госпиталях. В 1862 году под них переоборудовали городской отель и академию округа Ричмонд. Раненые поступали из далеких мест с незнакомыми названиями вроде Манассаса или Шилона, где шли ожесточенные бои. Многие врачи, преподававшие в колледже, тоже ушли в армию. Доктора Кэмбелл, Миллер и Форд находились в Виргинии, доктор Джонс служил на побережье Джорджии. Грандисон работал в одном из госпиталей. Сначала ассистировал врачам, но по мере того как число раненых возрастало и врачи уже не справлялись, стал брать на себя их обязанности.

— Не понимаю, почему ты с таким старанием штопаешь этих мятежников, — как-то обратился к нему санитар. — Федералы говорят, что собираются положить конец рабству, а ты помогаешь их врагам.

Он пожал плечами:

— Я не вижу в Огасте федералов, или у меня что-то со зрением? Я не вижу армию, которая идет сюда, чтобы дать мне свободу. Поэтому я делаю то, что должен делать, и мы посмотрим, что будет, когда война закончится.

А кроме того, думал он, желать Конфедерации погибели — это одно, и совсем другое — игнорировать страдания мальчика-солдата, у которого еще и борода не растет должным образом. Иногда он задавался вопросом: а что случилось с мужчиной, которого он «воскресил», вытащил из гроба, где тот неминуемо бы задохнулся? Сумел ли он перейти горы и добраться до какого-нибудь свободного штата, и что это могло изменить?

Харрис не знал, что такое грядущая свобода и с чем ее едят, но здесь хватало работы для десятерых таких, как он. Поэтому Грандисон зашивал, обрабатывал, перевязывал раны. «Я же справлялся с мертвыми, — говорил он себе. — Работать с живыми ничуть не хуже».

Но разумеется, было хуже.

Этот восемнадцатилетний рыжеволосый мальчик-солдат родился в Южной Каролине, и его жизнерадостность не могла омрачить даже рана на ноге. Он был любимцем палаты и вроде бы шло на поправку, благо его окружали вниманием и материнской заботой дамы Огасты, часто навещавшие раненых. Медицинские сестры уже говорили о том, что скоро его отправят домой.

Грандисон шел по коридору, когда кто-то из пациентов на костылях вывалился из палаты и схватил его за рукав.

— Ты должен зайти к нам. Из маленького Уилла вдруг струей хлынула кровь.

Он поспешил в палату и протолкался сквозь толпу раненых, окруживших койку молодого человека. Пропитанную кровью простыню стянули, обнажив исхудалую белую ногу и торчащий из кожи заостренный осколок кости. Кровь струями била из раны. Без единого слова Грандисон сел на кровать, зажал пальцами рану.

— Я только хотел дойти до ведра, чтобы справить нужду, — говорил юноша едва слышно. Чувствовалось, он на грани потери сознания. — Мне надоело все время просить кого-то, чтобы они помогли мне. Я хорошо себя чувствовал. Вот и хотел дойти сам.

Грандисон кивнул. Заживающая берцовая кость сломалась под весом юноши, повредила артерию, и осколок пробил кожу. Мужчины, столпившиеся у кровати, шептались между собой, но с юношей никто не заговаривал.

— Мне позвать хирурга? — спросил Грандисона один из раненых.

Он покачал головой.

— У хирурга сегодня ампутация. Да и звать его бессмысленно.

Юноша посмотрел на него:

— Вы можете остановить кровь, сэр?

Он отвернулся, понимая, что обращение «сэр» относилось к его медицинским навыкам, а не к нему лично, но все равно тронутый до глубины души. У рыжеволосого юноши доброе сердце. Он был всеобщим любимцем.

— Принести иголку? — предложил кто-то. — Зашьете рану?

Он крепко сжимал пальцами рану, но не мог сидеть здесь вечно. Ему хотелось сказать: «Вы когда-нибудь видели, как режут теленка?

Мясник берет острый нож и рассекает артерию на шее. И сколько после этого течет кровь? Минуту? Две?» Тут был тот самый случай. Артерию повредили не на шее, но исход от этого не менялся… и исход неизбежный.

• Предыдущая
• 97/208
• Следующая