Том 20. Дом шалунов - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 16

• Предыдущая
• 16/32
• Следующая

Его черные глаза горели. Горели золотом и белокурые волосы в лучах августовского солнца.

— Дяденька! А, дяденька! — послышался звонкий голос новенького пансионера. — Ты, того, не моги Витьку гнать. Это я сорудовал. Право — слово, я! Вели меня выдрать покрепче, а Витьку не тронь! Пожалуйста, дяденька, не тронь Витьку.

Котя проговорил все это, размахивая руками перед самым носом изумленного директора. От волнения он совсем позабыл, как надо говорить с "начальствующими лицами".

Александр Васильевич пришел в ужас.

— Как ты смеешь так разговаривать? Разве тебя так учили?! — накинулся он на Котю. — Какой я тебе дяденька? Изволь говорить по-людски. Да не маши руками. Не маши, тебе говорят!

Потом, когда Котя вытянул руки по швам, Александр Васильевич окинул его долгим, пристальным взором и строго спросил:

— Ты научил Виктора проделать эту штуку?

— Я, Ляксандра Васильич, — покорно отвечал Котя.

— Не Ляксандра, а Александр Васильевич, — поправил его строго директор. — Ты будешь примерно наказан — еще строже заключил он.

— Ладно! — невозмутимо произнес Котя, и его красивое личико не дрогнуло ни одним мускулом.

— Не смей отвечать мне! — рассердился директор.

— Ладно! — уже совсем радостно проговорил Котя, очень довольный тем, что ему удалось спасти приятеля и принять его вину на себя.

— Молчать! — топнул ногою директор, который был так же вспыльчив, как и добр.

— Ладно! — с полной готовностью исполнить все, произнес покорно Котя и весело закивал головою.

— Ступай в спальню и сиди там, пока я не решу, как тебя наказать, — заключил директор и, хлопнув дверью, вышел из класса. За ним поспешили Жираф с Кар-Каром, упрашивая директора не беспокоить себя и не расстраивать своего здоровья из-за проказ.

Лишь только они исчезли за дверью, как рыцари подняли невообразимый шум.

Все окружили Котю, хлопали его по плечу, пожимали ему руки и гладили его по голове. Витик бросился в его объятия и покрыл все его лицо поцелуями.

— Спасибо, Котя! Молодец, Котя! Герой, Котя! — слышалось отовсюду.

Только Гога и Никс стояли в стороне, насмешливо улыбались и делали свои замечания.

— Хорош герой! Велика важность — получить порцию розог! — произнес Гога, подергивая плечиками.

— Ну, разумеется, — картавил графчик. — Его ведь в деревне, наверное, каждый день драли.

В другой раз мальчики не поленились бы устроить хорошую драку с двумя нелюбимыми пансионерами, но сегодня им было не до того: все они были поражены геройством маленького Коти, всех окончательно покорил этот славный и смелый мальчуган, принявший на себя чужую вину.

Только два пансионера не разделяли этой общей к нему любви: Никс и Гога.

Графчик Никс был гордый, чванливый мальчик. Его отдали сюда исключительно для того, чтобы в пансионе он мог потерять свое заносчивое тщеславие и чрезмерную гордость.

Гога Владин был не лучше его. Капризный, завистливый, всем недовольный мальчик был отдан в пансион на исправление своей матерью, которая не могла дома справиться с его дурным характером. Теперь обоим было неприятно видеть, как «рыцари» восторгаются Котиным поступком.

— А все-таки завтра, что там ни говори, его выдерут! — злорадно произнес Гога.

— И это будет великолепно, потому что он слишком зазнался, этот маленький мужичонок, — заключил Никс.

Жене не спалось. Ночь была лунная, светлая. Месяц приветливо заглядывал в комнату и серебрил Женину постельку. Рядом стояла кровать Маруси. Маруся спала давным-давно, как и полагается маленькой девочке. Женя же спать не могла. Десятки беспокойных мыслей так и толпились в ее голове.

Из них самыми важными были три. Во-первых, она начинала дрожать всем телом при одной мысли о том, что ожидало завтра ее маленьких друзей, Витика и Котю. Эта первая мысль приводила в ужас девочку, так сильно любившую своих маленьких друзей.

Вторая мысль была совсем иного рода. Дядя велел ей подумать и сказать ему не позднее, как завтра утром, что она хочет получить от него ко дню своего рождения в подарок. Женя придумала, уже давно придумала. Она хочет лошадь. Маленькую верховую лошадь-пони, на которой она будет ездить по полям и лугам, окружающим Дубки. Женя знает, что дядя, обожавший свою баловницу, исполнит и это ее желание. Ведь позволяет же он ей бегать и лазить по деревьям и ходить в костюме мальчика.

Ах, как хотелось бы Жене быть мальчиком! Она вот уже четвертый год проводит среди маленьких пансионеров и не умеет и не хочет играть с девочками. Верховая лошадь тоже ведь совсем «мальчиковское» удовольствие, но Женя знает, что отказа ей в нем не будет.

И, наконец, третья мысль, самая странная и самая любопытная.

Вот уже две недели, каждую ночь у нее под полом слышатся какая-то возня и глухие шаги в подвале, и всегда в один определенный час — около двенадцати ночи, как раз в то время, когда весь пансион погружается в тишину и сон. Женя по секрету сказала уже об этом старой няне Федосье, которая вынянчила их с Марусей и теперь жила кем-то вроде экономки в пансионе дяди. Няня Федосья только руками замахала на Женю.

— Молчи! Молчи, матушка! «Он» не любит, когда о нем говорят громко, — произнесла она шепотом, едва выслушав Женину тайну.

— Да кто же это, няня? — не унималась Женя.

— Да «он»! Домовой-батюшка! Неужто не знаешь?

— Кто?

— Домовой!

— А что это такое за птица, няня? — не отставала Женя.

— Ой, не птица это, девонька, а дух. Весь мохнатый-мохнатый, с рогами и с хвостом, вроде зверя. А иной раз лицо у него будто человечье бывает, только темное, как земля. Он больше в конюшне живет, промеж лошадок, а иной раз и под полом, в подвале. Кого полюбит, того во время сна мягкой ладонью гладит и грезы сладкие навевает, а не полюбит, так, чего доброго, задушить может. Берегись!

— Все это чушь, няня, глупости! — расхохоталась Женя. — Все это одни выдумки деревенские. Никаких домовых нет на свете! Уверяю тебя!

Старуха обиделась.

— А коли так умна, что никому верить не хочешь, то и не лезь с расспросами к няньке! Умница-разумница какая нашлась! Старуху учить! — сердито заворчала она.

Жене ясно припомнился почему-то сейчас весь этот разговор с няней.

"А вдруг и впрямь у них домовой в подвале, — пронеслось быстрее молнии в голове девочки. — Кто же, как не он, там под полом стучит, бегает, возится и точно рычит даже"? Крысы не могут так шуметь. Крысы маленькие. Да и потом крыс у них в доме и в заводе не бывало, насколько помнится Жене.

— А что если пройти в подвал и посмотреть? В подвал ведет крошечная дверка. Для того, чтобы попасть к ней, надо выйти на крыльцо и пробежать немного по садовой дорожке. Все очень просто. Совсем даже просто! — мелькает в голове Жени. — Пойду непременно! — решает проказница. — Если услышу опять возню в подвале, обязательно пойду и увижу, узнаю, какой-такой домовой бывает.

И она снова стала мечтать о прелестной гнедой лошадке, которую она попросит дядю подарить ей в день рождения.

Женя так ушла в свои мечты, что не заметила, как пролетело время.

Глухо и мерно отбили в соседней комнате стенные часы двенадцать ударов.

— Уже полночь! Как скоро! — удивилась Женя и вдруг вздрогнула.

Под полом спальни послышались чья-то беготня, прыжки, глухое рычанье и возня. Кто-то тихо ахнул, и — все смолкло.

Женя вскочила с постели, набросила на плечи накидку, проскользнула в коридор, оттуда на террасу и выскочила на крыльцо.

Светлая ночь охватила ее студеным дыханием. Ветер вздувал парусом длинную ночную сорочку и трепал густые косы девочки. Но Женя не боялась ни холода, ни ветра. Она пронеслась по дорожке и очутилась у двери подвала. И вдруг остановилась как вкопанная и даже протерла глаза, как бы желая убедиться, не спит ли она.

• Предыдущая
• 16/32
• Следующая