Том 19. Белые пелеринки - Чарская Лидия Алексеевна - Страница 1

• 1/23
• Следующая

Для детей среднего и старшего возраста

С рисунками

Дедушка, высокий, красивый старик в генеральском сюртуке нараспашку, вынул из жилета телеграмму и чуть ли не в сотый раз прочел:

"Приедем сегодня в три. Бранд".

Снова сложил бумажку, спрятал ее и, приоткрыв дверь кабинета, громко спросил:

— Все ли у вас готово, Марья Ивановна?

На пороге комнаты появилась толстенькая, розовая старушка в черном фартуке, с белым чепцом на голове.

— Все, как есть все готово, Ваше Превосходительство, — отозвалась она, — все готово: и комната для дорогой гостеньки, и парадный обед и…

— А трубочки удались ли со сливками? — прервал ее дедушка.

— Уж так-то удались, что и желать лучше нельзя.

— А в новый умывальник свежей воды налили?

— Только что Сидоренко целый кувшин вылил, Ваше Превосходительство, — отозвалась старушка.

Дедушка кивнул, взглянул на добродушное личико Марьи Ивановны и неожиданно, по-юношески, засмеялся:

— Едет она! Едет, наконец-то, наша Южаночка!

— Так точно, едут-с, Ваше Превосходительство! — послышался грубоватый голос с порога комнаты, и рядом с Марьей Ивановной выросла бравая фигура старого солдата, с коротко остриженной седой щетиной на голове, добрым морщинистым лицом, маленькими заплывшими глазками и с рыжими усами.

И Марья Ивановна, и усатый солдат — денщик Сидоренко, составляли старую дедушкину гвардию. Лет двадцать тому назад дедушка — генерал Аркадий Павлович Мансуров — вышел в отставку и, овдовев, остался с семилетнею дочерью на руках. Для маленькой Саши, лишившейся матери, и была взята бонна Марья Ивановна. Когда Саша выросла, вышла замуж и уехала с мужем далеко на юг России, где стоял его полк, Марья Ивоновна осталась в доме старого генерала присматривать за хозяйством. Что же касается денщика Сидоренко, то он знал Аркадия Павловича Мансурова еще в более отдаленные времена. Дедушка и Сидоренко служили в одном полку, вместе ходили в поход на «турку», вместе делили все трудности походной жизни, вместе были ранены под Плевной, причем раненного в ногу дедушку Сидоренко вынес на руках с поля боя, несмотря на свою простреленную навылет грудь, под гром неприятельских выстрелов. В один и тот же день и генерал Мансуров, и денщик Сидоренко вышли в отставку, и, не желая более разлучаться друг с другом, поселились вместе доживать свой век.

Один дополнял другого. И сейчас, увидя в дверях своего верного слугу, дедушка, чуть прихрамывая, приблизился к Сидоренко, хлопнул его по плечу и произнес:

— Что, дружище, настал, наконец, и на нашей улице праздник? Уж теперь-то скоро увидим нашу Южаночку! Скоро, братец ты мой!

— Уж чего скорее, Ваше Превосходительство, — отозвался слуга, улыбаясь и шевеля тараканьими усами.

В это время Марья Ивановна, не отводившая глаз от окна, неожиданно всплеснула руками и крикнула:

— Ах, еще этого недоставало! Снег пошел! Простудится еще, чего доброго, наша барышня.

— Простудится? Южаночка простудится? Ха-ха-ха-ха, — разразился смехом дедушка. — Не думаете ли вы, что какой-то снег может повлиять на здоровье Южаночки? Да она, голубушка наша, с детства приучена переносить всякие перемены погоды. В дождь босыми ножонками ее бегать посылала покойная Саша, ванны из холодной ключевой воды ей делала… — Тут дедушка оборвался на полуслове. Звонок дрогнул в передней.

— Она! — вырвалось у генерала Мансурова, он махнул рукою Сидоренко, а за ним и Марья Ивановна кинулась в прихожую.

Дедушка хотел было последовать за ними, но радостное волнение было так велико, что совсем лишило его силы. Его ноги задрожали, и он невольно остановился на пороге кабинета, протягивая вперед трепещущие руки…

— Дедушка!

Что-то шумное, ликующее, мокрое от снега, в белой шубке устремилось на грудь дедушки и повисло у него на шее. И тотчас же град поцелуев покрыл лицо старика. Белый капор скатился на спину, и перед генералом Мансуровым предстала прелестная смуглая головка со снопом густых смоляных кудрей.

Девочка была крепка, как молодая репка, и очень хороша собою.

— Вся в мать! Вся в покойницу Сашу! Марья Ивановна! Сидоренко! Глядите! Вся в покойницу-барышню Сашу, не правда ли? Что за прелестное дитя! — со слезами произнес старый генерал.

А "прелестное дитя" уже прыгало и болтала без умолку:

— Ах, как интересно и ново было ехать, дедушка. Кушать и спать в дороге! Очень хорошо! Только вот Крыса портила все дело. Всюду совалась с носом. Только и знала, что ворчала: "Инна, не ходите туда, Инна, не ходите сюда! Инна, сидите смирно, Инна, не болтайте ногами и не грызите ногтей!" Вот надоела-то до тошноты, право! А то, если бы не она, все бы хорошо было! Ведь я ни на минуточку не забывала, что еду к тебе, дедушка! Я так хотела увидеть тебя поскорее, познакомиться с тобою… Вот и приехала! Вот и узнала! Ты чудо какой хорошенький, дедушка! Точно старый царь Берендей из сказки. Только у Берендея борода, а у тебя нет. Отчего ты не носишь бороды, дедушка? А Сидоренко? Где твой Сидоренко, про которого мне так много рассказывала покойная мамочка? — Девочка завертелась из стороны в сторону.

— Вот он — Сидоренко! — представил внучке своего верного слугу генерал Мансуров.

— Ах! — взвизгнула девочка и очутилась на шее ошалевшего старика-солдата.

— Голубчик Сидоренко! Молодец Сидоренко! Я вас очень люблю, Сидоренко, и всегда молюсь за вас, за то, что вы не дали погибнуть дедушке и спасли его жизнь! Ах, как я вас люблю за это! — срывалось с губ Инны.

Старый денщик сиял от радости. Сиял дедушка, сияла Марья Ивановна… И вдруг сухой, холодный голос нарушил общее очарование.

— Инна! Куда вы забрались! Постыдитесь! Взрослая десятилетняя барышня висит на шее у прислуги!

Дедушка, Сидоренко и Марья Ивановна обернулись.

На пороге кабинета стояла дама, небольшого роста, тощая, с сутулой спиною, в скромной блинообразной дорожной шляпе поверх гладко причесанной головы, в простом, строгого фасона гладком платье. От нее так и веяло холодком.

— Это и есть Крыса! — успела шепотом пояснить дедушке Инна и, не сходя с рук Сидоренко, сердито блеснув глазами, проговорила скороговоркой по адресу дамы.

— Во-первых, Сидоренко не прислуга, а герой, а во-вторых, оставьте меня в покое хоть сегодня!

— Инна! Вы грубая, дерзкая девочка, и я попрошу вашего дедушку сделать вам строгий выговор за эти слова! — сдерживаясь, произнесла дама и, сделав паузу, проговорила резче:

— Сейчас же сойдите на пол и оставьте в покое денщика!

— Сидоренко не денщик вовсе, а дедушкин друг! Молодец! Прелесть! — И, соскользнув с рук солдата, подхватила: — Вы разве не знаете, что Сидоренко — дедушкин спаситель? Подумайте только: спаситель. Вообразите только, m-lle Бранд, эту картину. Битва кипит. Турки дерутся, русские дерутся… Русские наступают… Турки их пушками, ружьями, саблями! А русские молодцы! Все вперед! Все вперед! И дедушка тут же. Он ведет свой полк на приступ. Барабаны бьют, музыка, трубы… кричат ура! Вдруг откуда ни возьмись турок! Огромный! Страшный. Кривая сабля в руке. Глазищи, как у волка… Да как над дедушкой саблей махнет! А Сидоренко тут как тут. По руке турку бац! Сабля лязг, мимо дедушкиной головы, только ногу задела. Дедушка упал. Сидоренко его поднял и марш — маршем назад. А турка — мертвый. Поделом ему — чуть-чуть не убил дедушку!

• 1/23
• Следующая